Не ты, но судьба виновата была

Имя этой царицы в народной памяти почти стерлось. Евдокию Лопухину сегодня помнят лишь знатоки истории, насельники связанных с судьбой опальной государыни монастырей да сотрудники музеев, хранящих артефакты сложной, весьма противоречивой петровской эпохи. В 2019 году со дня рождения первой жены царя-реформатора исполнилось 350 лет, однако эту дату отметили немногие.

Посвященную юбилею конференцию провел в Москве Институт Наследия, в интернете и прессе появилось несколько общеознакомительных статей, вышла (больше года назад) биографическая книга с характерным названием «Невольная путешественница» — вот, пожалуй, и все знаки внимания, указывающие на то, что на Руси была когда-то такая царица. Вряд ли это справедливо — и по отношению к ней самой, и в контексте всей российской истории, в которой победы не только рифмуются, но и прямо соотносятся порой со словом «беды».

Прасковья Лопухина родилась в селе Серебряно Мещовского уезда близ Калуги, в тихой отцовской вотчине, среди великолепной русской природы. Модными, хлынувшими в конце XVII века из-за границы новшествами девочку не портили, воспитывали в духе традиционных семейных ценностей. Она могла стать прекрасной супругой, матерью, хозяйкой. Но в ее судьбу вмешалась политика.

После смерти царя Федора Алексеевича остались два брата — недееспособный Иван и малолетний Петр. Используя бунт стрельцов, регентство захватила их сестра Софья, воспитанница тайного униата Симеона Полоцкого. Со своим фаворитом канцлером Василием Голицыным она начала западнические, по образцу Польши, реформы. Патриотическая партия во главе с патриархом Иоакимом группировалась тогда вокруг Петра Алексеевича. Противостояние накалялось. Иезуит, французский шпион Фуа де ла Невилль, ведший с Голицыным тайный диалог, описал планы Софьи и канцлера примерно так: Петра намеревались ликвидировать, Ивана — спровадить в монастырь, патриархом поставить духовника Софьи Алексеевны Сильвестра Медведева, а затем навязать стране унию. В переговорах, в которых выражалась готовность возвратить Украину полякам (за помощь в утверждении у власти), участвовал и Мазепа.

Для реализации замысла требовалось подождать, когда у Ивана родится наследник и Софья сможет править от лица младенца.

Партия Петра решила ускорить его брак: женатый юноша считался совершеннолетним. Невесту выбирала мать будущего императора, Наталья Кирилловна. Остановилась на кандидатуре Прасковьи: род Лопухиных был многочисленным и популярным среди стрельцов. Жениху было лишь 16, а суженой шел уже двадцатый год. Очевидно, мать рассчитывала на то, что взрослая жена, во-первых, быстро родит ребенка, а во-вторых, в какой-то мере обуздает юного супруга, поглощенного военными и морскими потехами да кутежами с иностранцами.

Наталье Кирилловне отчего-то не приглянулось имя и отчество невесты — Прасковья Илларионовна, вследствие чего и ей, и ее отцу пришлось себя переименовать. В итоге невеста стала Евдокией Федоровной.

Мнением Петра мать не интересовалась, но тот и не возражал против такого брака, понимал: это необходимо из политических соображений. Свадьбу сыграли по старинным русским обычаям. Отношения между молодыми сперва были безоблачными. Близости способствовала и общая для обоих опасность: они оказались не только супругами, но и соратниками — чего стоила одна лишь страшная ночь на 8 августа 1689 года! Их разбудили известием о том, что Софья подняла стрельцов, в Преображенское скачут убийцы. Петр Алексеевич умчался на лошади в одной рубахе, а слуги собирали жену, уже непраздную, чтобы та укрылась в Троице-Сергиевой обители.

Попытка переворота провалилась, Софья очутилась в келье Новодевичьего монастыря, Евдокия же подарила мужу сына Алексея, а затем забеременела снова — династия, казалось, утверждалась прочно.

Вскоре умер руководивший правительством и умевший сдерживать буйные порывы Петра патриарх Иоаким. Править державой взялась было мать молодого царя Наталья. Она отводила Евдокии роль незначительную. Петр между тем никаким наставлениям не внимал, злился, в силу возраста и свойств характера к примерному отцовству и нормальной семейной жизни был решительно не готов. Жена к тому же постоянно была в положении. Иностранные «друзья» быстро подсунули смазливую Анну Монс, и государь начал пропадать в Немецкой слободе. Рождение второго сына Александра стало последней общей радостью царственной четы. Увы, младенец не прожил и года. Наталья Кирилловна винила невестку в том, что та никак не влияет на супруга.

Однако у Евдокии проявился характер: она не желала идти на поводу у свекрови. Отец государыни попал в боярский «ближний круг», приблизились ко двору и другие Лопухины — отстаивать интересы рода царица считала своим долгом.

Нарышкины — родня Натальи Кирилловны — увидели в Лопухиных опасных соперников. Обиженная на «неблагодарную» царица-мать теперь уже взялась настраивать сына против нее. Обстановка в семье стала несносной.

В 1694 году Наталья скончалась, и Петр отбросил всяческие приличия, перестал отвечать на письма супруги, колесил по стране, воевал, брал Азов. Жена оставалась в Москве и все внимание уделяла ребенку. Через какое-то время к ней потянулись недовольные реформами и любимцами монарха бояре, в стане оппозиционеров оказались и Лопухины. Отчуждение перерастало во вражду.

В 1697-м, когда царь собирался за границу, вскрылся заговор Алексея Соковнина, Ивана Цыклера и Федора Пушкина, замышлявших его убийство. Подозрение в соучастии пало и на Лопухиных. Доказать их вину не смогли, однако отца и двух дядей царицы сослали на воеводство в дальние города, а возвращавшийся из Лондона Петр Алексеевич отправил поручение уговорить Евдокию постричься в монахини. Обвинение он сформулировал уже потом, задним числом: «За некоторые ее противности и подозрения». Спрашивается, какие? Заговорщики хотели вернуть к власти Софью, но даже она теперь могла легитимно править лишь от лица наследника Алексея, а Евдокию ее регентство никак не устраивало. Все претензии к государыне повисали в воздухе, и тут постарались иноземные наперсники царя, внушавшие «весомые» причины и поводы избавиться от жены. Евдокия Федоровна от пострижения отказалась, сослалась на то, что нужна семилетнему наследнику.

Возвращение Петра домой подхлестнуло восстание связанных с Софьей стрельцов. После казни бунтовщиков постригли в монахини ее и двух других дочерей Алексея Михайловича — Марфу и Феодосию, обеспечивавших связь сестры с внешним миром. Для жены Петр потребовал той же участи, на ее возражения и заступничество патриарха ответил отказом. Евдокию отвезли под конвоем в Суздаль и постригли в Покровском монастыре насильно. Даже сколько-нибудь приемлемого содержания не назначили. Родственникам она жаловалась: «Здесь ведь нет ничего, все гнилое... Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте нищую».

Через полгода ее положение существенно изменилось. В Суздале царицу жалели, понимали, что заточение незаконно. Один из братьев, Абрам, избежал репрессий — ездил учиться за границу. В Москве по возвращении приобрел огромный вес. Писали о нем, что бояре даже царя «так не слушают, как Абрама Лопухина, в него веруют и боятся его». Оно и понятно: бурная жизнь монарха на войне и в разъездах могла оборваться в любой день. На престол взошел бы Алексей, а за ним вставали дядя и мать. При покровительстве брата она сбросила монашеское платье, стала ходить в мирском. Ей оборудовали приличествующие высокому положению покои, появились штат поваров, служанок, лошади для выезда. Даже любимого шута прислали. На праздники московские чиновники и дворяне несли подарки, прикладывались к руке.

Доводы Евдокии насчет того, что она нужна ребенку, оправдались в полной мере. Мальчика хоть и вырвали из уютного материнского мирка, однако и отцу было явно не до него. Алексей попал к незнакомым людям, наставникам-иноземцам, совершенно чуждым, вызывавшим отторжение. Мать не забыл, навещал. Перенесенная душевная травма наследника надломила, вызвала у него моральную слабость, неуверенность в своих силах, склонность к болезненным метаниям, породила неприязнь к окружению отца и его делам.

Но даже эта семейная трагедия стала предметом интриг.

Разыгрывать карту жены и сына Петра I взялись весьма разнородные силы. Вокруг Абрама Лопухина группировалась старобоярская, мечтавшая вернуть Россию к дореформенному состоянию оппозиция. Царевич же говорил о том, что его втянули в компанию «с попами и чернецами», приучили «к ним часто ездить и подпивать». А к Евдокии в 1709 году стал захаживать настоятель Спасо-Евфимиева монастыря Досифей. Изображавший из себя провидца, он радовал «пророчествами»: скоро она снова станет царицей. Тогда же ее духовник Федор Пустынный свел отверженную мужем с майором Степаном Глебовым — тот проводил в Суздале рекрутский набор. По некоторым данным, офицер был родственником Досифея (в миру Диомида Глебова). Евдокия поначалу боялась этой близости, отказывалась от встреч, но ее уговорили, а дальше, что называется, прорвалось женское естество, истосковавшееся по мужской ласке. Возникает вопрос: что же это за священники, если занимались напропалую сводничеством и вдобавок развращали Алексея?

В начале XVIII столетия по России распространилась хлыстовская ересь. Видный исследователь сект Павел Мельников (Печерский) указывал, что с хлыстами якшался и вышеупомянутый Досифей. А духовником Алексея был давний друг этого «пастыря» Яков Игнатьев. Абрам Лопухин тоже привечал «пророков», вселявших в него радужные надежды. Сектанты отвергали браки, поощряли «духовную любовь».

Евдокия о такой подоплеке, разумеется, не знала. Брошенная мужем, она встретила любовь, которой была лишена все прежние годы, познала немудреное женское счастье. И особенно показательно то, что местный народ уважал, искренне почитал царицу. За двадцать лет ее «мирского» пребывания в монастыре и девять лет романа с Глебовым никто о ее поведении властям не донес.

Если бы ставку на Алексея Петровича сделала лишь старая знать! Усиление России — триумф под Полтавой, прорыв на Балтику — встревожило западные державы. Поддержать Швецию вызвалась коалиция Австрии и Англии, а отношения царевича с отцом испортились абсолютно. Вторая жена государя, Екатерина, родила сына. Меншиков и другие вельможи заранее продвигали того в наследники, засыпали царя доносами: Алексей вращается среди оппозиции. Петр гневался, грозил ему пострижением в монахи, что для врагов России оказалось очень кстати. Царевичу устроили побег за границу.

Агенты отца его выследили, хитростями и посулами завлекли на родину. Когда началось расследование, решили проведать и его мать. В феврале 1718-го в Суздаль поехал капитан-поручик Григорий Скорняков-Писарев, получивший приказ обыскать жилище Евдокии Федоровны, изъять там письма и действовать в зависимости от их содержания. Тут-то и открылось, что в храмах ее величали «благочестивейшей великой государыней нашей, царицей», вышла на свет и связь с Глебовым, обнаружились особые взаимоотношения с братом. Всех арестовали.

Евдокия чистосердечно каялась, просила прощения у бывшего мужа. Никаких улик относительно того, что она причастна к побегу сына, не нашли. Но и те обстоятельства, которые выявились в Суздале, царя разъярили, он воспринял их как политическое преступление. Осужденных по делу Алексея Петровича, а также Досифея, игуменью монастыря, нескольких монахинь казнили скопом. Глебова после страшных пыток посадили на кол. Евдокию Федоровну по приговору церковного Собора били кнутом и отправили в Ладожский Успенский монастырь, уже в действительно строгое заключение. Новые жестокие удары судьбы она получила вослед — известия о смерти сына, главной отрады жизни, о казни брата...

Разрушение царской семьи стало причиной бедствий. Сын от второй супруги вскоре умер, Петр I остался без наследника. В 1725 году он скончался, и началась эпоха переворотов. Екатерина I сразу же вспомнила о Евдокии, перевела ее из монастыря в тюрьму, под особый надзор, как государственную преступницу: ведь узница имела больше прав на престол, чем она. Через два года оборвалась жизнь императрицы. Воцарился сын царевича Алексея Петр II. Евдокия Федоровна воспрянула духом, хотела увидеться с внуком, но ее недруг Меншиков еще был в силе и не допустил этого свидания. Хотя условия содержания для нее смягчил, из Шлиссельбурга заключенную отвезли в московский Вознесенский монастырь, все еще под караулом.

В сентябре 1727-го она сумела переслать письмо Петру II, который наконец освободил бабушку. Ее поселили в особых палатах Новодевичьего монастыря, выделили ей на содержание огромную сумму, 60 тыс. руб. в год. Был издан указ о восстановлении чести и достоинства Евдокии Федоровны, хотя при внуке она уже никакой роли не играла.

В 1730-м Петр II умер. В числе претендентов на трон Верховный тайный совет рассматривал Евдокию, которая была уже в преклонных летах и отказалась. Новая императрица Анна Иоанновна отнеслась к ней уважительно, все льготы ей сохранила. Однако пользовалась ими царица-монахиня недолго, в конце лета 1731 года засобиралась в мир иной. Последними ее словами были: «Бог дал мне познать истинную цену величия и счастья земного».

Фото на анонсе: А. Свердлов/РИА Новости