Прощай, Галиция
29.09.2014
Рассуждая об итогах Первой мировой войны, историки чаще всего говорят о гибели трех крупнейших империй, революциях, Версальском договоре и иных факторах кардинальной перекройки карты мира. При этом остаются за кадром «второстепенные» последствия тех событий — явления, которые уже в наши дни удручают и даже ужасают. Сто лет назад во время Галицийской битвы российские войска наголову разбили превосходящую по численности австро-венгерскую группировку. Но смогла ли наша страна извлечь пользу из этой блестящей победы?
В 1914 году приобрел особую популярность марш В.И. Агапкина «Прощание славянки», созданный двумя годами ранее. Его повсюду играли военные оркестры, хотя текста еще не было. Слова же сочиняли неведомые «народные» авторы. Самый ранний вариант, дошедший до нас, звучал так:
По неровным дорогам Галиции,
Поднимая июльскую пыль,
Эскадроны идут вереницею,
Приминая дорожный ковыль.
Прощай, Россия-мать!
Уходим завтра в бой.
Идем мы защищать
Твои границы и покой…
Стихи явно родились на Юго-Западном фронте, где требовалось сокрушить главные силы Австро-Венгрии. Фронт насчитывал 650 000 штыков и сабель, командовал им Н.И. Иванов, а начальником штаба был лучший стратег императорской армии М.В. Алексеев. Вражеская территория дугой вдавалась в нашу, и предусматривались «клещи». С востока, с Украины, на Львов нацеливались 8-я и 3-я армии. С севера, из Польши, — 4-я и 5-я.
Но и австрийский главнокомандующий Конрад намеревался наступать, разбить русских до того, как они отмобилизуются. Потом, мол, высвободится армия, громившая Сербию, а союзная Германия раздавит Францию. И развернется наступление в глубь России. В Галиции у Конрада находились 750 000 солдат, должны были подойти еще 250 000. Основную часть этих контингентов военачальник сосредоточил на северном фланге, в Польше. Уже двинул соединения через границу, захватил Каменец-Подольск. Но со сроками серьезно ошибся. Рассчитывал, что русские изготовятся к началу сентября. А на самом деле мобилизация шла быстрее.
18 августа 1914 года 8-я армия А.А. Брусилова форсировала пограничную реку Збруч. На следующий день выступила 3-я армия Н.В. Рузского. 4-я и 5-я армии в Польше не успевали сосредоточиться, но было решено не ждать их — подключатся позже. Для Конрада это вторжение оказалось неожиданным. Он спешно собрал несколько кавалерийских и пехотных дивизий, бросил их, чтобы задержать наши армии. Но эти заслоны русские смели с ходу. Были взяты Тернополь, Броды, Станиславчик.
Однако на северном участке дело пошло хуже. Здесь у врага было двойное превосходство, и он подготовил ловушку. Когда 4-я русская армия А.Е. Зальца пошла вперед, перед ней отступали слабые отряды — заманивали. Основная же группировка противника затаилась в лесах. Едва 4-я армия подставила ей правый фланг, последовал мощный удар. Под Красником Зальца разбили, его войска покатились назад. Соседняя 5-я армия под командованием П.А. Плеве повернула на выручку, но и ее поджидали. Навалились, стали окружать. Плеве был блестящим военачальником. Он мгновенно определил слабое место вражеских боевых порядков и бросил туда две казачьи дивизии. Лавина нанизала на пики и втоптала в землю австрийцев, прошибла кольцо. Армия вырвалась. Возле Люблина и Холма противника остановили. Зальц за грубые ошибки был снят и заменен генералом А.Е. Эвертом.
Между тем войска Брусилова и Рузского уже приближались к Львову. Чтобы защитить город, неприятель экстренно оборудовал позиции по рекам Гнилая Липа и Буг. 29 августа здесь закипело жестокое сражение. Местность была крайне неудобной для наступления — кругом болота, речушки. Мосты и гати простреливались. Враги не только отбивались, но и сами остервенело контратаковали. Тогда Брусилов наметил прорыв обороны на узком участке. Передал всю тяжелую артиллерию в правофланговый 7-й корпус. Тому досталось несладко. Солдаты буквально прогрызали австрийские позиции. Лишь через два дня упорнейших боев сумели перейти Гнилую Липу. Тут-то противник и дрогнул, начал пятиться. А Брусилов, угадав момент, приказал остальным соединениям «наподдать». Его корпуса с новой силой навалились на врагов, и те не выдержали. Оборона рухнула.
Неприятельское командование переполошилось, посчитав, что русские перехватят железную дорогу, отрежут пути отхода. Полетела команда оставить Львов…
3 сентября Брусилов со штабными офицерами ехал к Рузскому на совещание. Одна из машин с офицерами Д.Ф. Гейденом и Р.Н. Яхонтовым отстала. Они увидели, что от Львова идут крестьяне, поинтересовались: «А что, много там войска?» Им ответили: «Нема никого, все утекли». Гейден и Яхонтов повернули во Львов. Противника там и впрямь не было. Офицеры не отказали себе в удовольствии позавтракать в лучшей гостинице Жоржа, купили львовских конфет и поехали обратно — докладывать. В город вступили наши полки.
Но австрийцы ушли недалеко. Остановились в 30 км, у Гродека. Конрад собирал силы, чтобы отбить Львов, перебрасывал целую армию из Сербии и еще одну — из-под Люблина.
Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич сделал свою переброску сил: 9-ю армию П.А. Лечицкого на Юго-Западный фронт. Строился замысел взять в клещи всю неприятельскую группировку, ранее отразившую наше наступление в Польше: 9-я, 4-я и 5-я армии навалятся с одной стороны, а 3-я повернет от Львова во вражеские тылы. Ну а для прикрытия города оставлялась только 8-я армия. Сочли, что этот участок будет спокойным.
4 сентября армии Лечицкого и Эверта нанесли удар. Но австрийцы успели оборудовать перед ними мощную оборону — траншеи, доты, заграждения колючей проволоки. Встретили лавиной огня, русские атаки захлебывались. Штурм повторяли несколько дней. Там, где наметился успех, было решено атаковать непрерывно, даже ночью — иначе, пока русские брали одну линию, австрийцы позади нее строили следующие.
Большие надежды возлагались на обход со стороны 3-й армии Рузского. Австрийцы подтянули к Львову дополнительно армию Ауффенберга! Под Равой-Русской они столкнулись лоб в лоб, здесь тоже завязались бои.
Брусилов вдруг обнаружил, что против него стягиваются огромные силы — 21 дивизия против 9. Забил тревогу, собирал подкрепления. Но понимал — не успеет. А в пассивной обороне не удержится. Враг навалится и сомнет, не в одном месте, так в другом. Решил атаковать сам — если не победить, то хотя бы спутать планы неприятеля. 10 сентября 8-й корпус Р.Д. Радко-Дмитриева после артподготовки устремился вперед. Но и австрийцы планировали наступать 10 сентября. Части схлестнулись во встречном сражении. Отчасти задумка Брусилова исполнилась, врагов сбили с толку.
Но потом сказалось численное превосходство. Австрийцы лезли напролом по всему фронту. На второй день они стали одолевать на левом фланге. Начальник 48-й дивизии Л.Г. Корнилов лично водил в штыки последний боеспособный батальон. А у Брусилова в резерве осталась только 12-я кавалерийская дивизия А.М. Каледина. Командующий отдал ей красноречивый приказ: «12-й кавалерийской дивизии — умереть. Но умирать не сразу, а до вечера». Что ж, Каледин понял: погибнуть, но задержать врага. Да попробуй задержи! Жиденькие цепи кавалеристов не могли остановить многочисленную пехоту, их опрокидывали. Тогда Каледин решился на отчаянный шаг — среди бела дня, невзирая на шквальный огонь, бросил свои эскадроны в конном строю. Солдаты противника не выдержали вида несущихся на них всадников, побежали…
12 сентября Брусилов распорядился… снова наступать. Противник никак не ожидал атаки русских. Растерялся, стал окапываться. Таким способом выиграли еще один день. Последний день неравной драки…
Австрийцев уже припекло на северном фланге. Перелом обеспечила 5-я армия Плеве. Главная задача досталась не ему, атаковали соседи. И Плеве поначалу не беспокоил неприятеля, выжидал. А когда враги привыкли, что 5-я армия «сидит тихо», внезапно кинул солдат на штурм и прорвал фронт. После чего осуществил блестящий маневр, пустил два корпуса по расходящимся направлениям. Один — на север, в тыл группировки, которая отбивалась от армий Лечицкого и Эверта. Другой — на юг, в тыл австрийцам, сражавшимся с армией Рузского. Обе группировки испугались окружения, начали отходить.
Возникла угроза и для двух армий, налегавших на Брусилова. Под покровом ночи они тоже снялись с места, покатились прочь. За ними погнались, и отступление превратилось в бегство. Австрийцы бросали орудия, повозки, сдавались. Конрад намечал восстановить фронт по Висле и Сану, но не получилось. Наши войска на плечах врага форсировали эти реки, взяли Сандомир. Но они крайне устали, измучились, израсходовали боеприпасы. 21 сентября штаб фронта распорядился прекратить преследование. Победа была впечатляющей. Австро-Венгрию разгромили вдребезги, продвинулись на 200−300 км, враг потерял около 300 000 солдат и офицеров убитыми и ранеными, 100 000 пленными, 400 орудий. Потери России составили около 30 000 убитыми и 200 000 ранеными.
Кстати, население Западной Украины встречало русских как освободителей, с искренней радостью. Из тюрем были выпущены тысячи местных жителей, арестованных с началом войны за «русофильство». Впрочем, и само население Львовщины и Тернопольщины значительно отличалось от нынешнего. В те времена оно вообще называло себя не украинцами, а русинами. Наши офицеры с удивлением отмечали, что здешний язык был гораздо ближе к великорусскому, чем на Восточной Украине (что неудивительно — в Поднепровье славяне смешивались с тюркскими народами, а в Прикарпатье сохранялось наречие Киевской Руси).
В апреле 1915-го Галицию посетил Николай II. Во Львове его приветствовали толпы ликовавших жителей. Государь выступил с балкона перед горожанами, заполонившими площадь. Ни единой враждебной выходки не было. Никому и в голову бы не пришло, скажем, достать револьвер или бомбу. Царь говорил об исторических русских корнях Галиции, а завершил словами: «Да будет единая, неделимая могучая Русь!» Горожане ответили общим «ура», дамы засыпали цветами всю площадь под балконом.
Однако о некоторых фактах мировая историческая наука предпочитает «забыть». Летом 1915 года русским пришлось отступить. В Галицию вернулись австрийцы и стали расправляться с «изменниками». При этом развернулся чудовищный эксперимент по переделке целого народа. Православных священников «за сотрудничество с врагом» перевешали. Ну а как же — ведь русские заходили в храмы, молились, заказывали требы. А львовян, радостно встречавших царя, и всю интеллигенцию, признанную «русофильской», — учителей, журналистов, студентов, отправляли в концлагерь Талергоф. О нем дошло до нас мало сведений по одной простой причине — оттуда не возвращались. Газовых камер еще не строили, но были голод, болезни, расстрелы…
Малочисленная галицийская интеллигенция сгинула там. Православных священников заменили униаты, прежних учителей — «мазепинцы», подготовленные в Вене и Берлине. Они начали преподавать иную историю, искусственно созданный язык — смесь украинского и польского. Результаты были сродни геноциду. Большинство жителей Галиции остались живы, но народ изменился. Православные русины, говорившие на наречии, близком к русскому, сохранились лишь в горных районах Карпат и в Словакии. Прочее население за пару десятилетий превратилось в «западэнцев». Ревностных униатов, говорящих на совершенно другом языке и ненавидящих «москалей»…