«Вальс» побежденных

Три четверти века назад весь мир убедился: Красная Армия все-таки сломала хребет нацистской Германии. По улицам Москвы провели под конвоем порядка шести десятков тысяч пленных гитлеровцев и их пособников. Операцию под кодовым названием «Большой вальс» готовили в условиях строжайшей секретности.

1944-й в истории Великой Отечественной — время наших наступательных операций. Тем летом была разгромлена группа армий «Центр». Вермахт понес тяжелейшие потери, сотни тысяч его солдат и офицеров оказались в плену. Обосновывая бегство «истинных арийцев» с территории СССР, геббельсовская пропаганда плела паутину дезинформации, а наши союзники сообщениям Совинформбюро доверяли не вполне: слишком велики были масштабы разгрома немцев, это выглядело фантастично.

Главковерх Сталин, решивший поставить жирную точку в конце данного этапа информационной войны, будто бы обратился к своим подчиненным: «Вы берете пленных, а вам почему-то не верят ни враги, ни союзники. Не скрывайте пленных, покажите их, пусть все посмотрят».

Тремя десятилетиями ранее, в 1914-м, немцы провели по Кёнигсбергу захваченных в плен русских из армии генерала Самсонова. Сталин, Василевский и другие советские полководцы хорошо помнили об этом. Но куда свежей в памяти наших руководителей были обещания Геббельса — организовать в поверженной Москве парад триумфаторов, непобедимых «сверхчеловеков».

В феврале 1944-го по улицам и площадям Рима понуро шествовали пленные американцы: итальянским фашистам и германским нацистам нужно было продемонстрировать, что власть Муссолини крепка. Сторонники дуче забрасывали «гостей» мусором, кричали на них и вообще вели себя крайне агрессивно...

В 1940-е не было в СССР более популярного зарубежного фильма, чем «Большой вальс». Посвященная судьбе Иоганна Штрауса картина появилась у нас еще до войны, по всем кинотеатрам Союза ленту прокатывали снова и снова. Кстати, никого не смущало, что главную роль в «Большом вальсе» исполнила Милица Корьюс, а музыку для фильма аранжировал Дмитрий Темкин. Оба являлись выходцами из России, то есть в известном смысле белоэмигрантами.

Штрауса в нашей стране понимали и ценили еще со времен его триумфальных выступлений в Петербурге.

Неизвестно, кто предложил акцию с пленными гитлеровцами назвать в честь жизнерадостного музыкального фильма, но в любом случае получилось изящно и афористично. Во-первых, огромная масса немцев (и других непрошеных гостей) действительно двигалась по кругу — по Садовому кольцу. Во-вторых, «вальс» был знаком того, что война вот-вот закончится и настанет счастливое время, которому под стать музыка Штрауса.

Была и третья причина: выдающийся австрийский композитор — «почти немец». Нужно было подчеркнуть, что «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается», что наши соотечественники ценят и уважают культуру Германии, если она не имеет отношения к нацизму и военной экспансии.

Операция, которую готовили секретно (даже в Политбюро не все знали об этой затее Сталина), в техническом плане прошла безупречно. Чтобы перевезти пленных в Москву, понадобилось 40 железнодорожных эшелонов. Прохождением колонн руководил командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник Павел Артемьев. Бывших захватчиков сортировали на Московском ипподроме и аллеях стадиона «Динамо» — поблизости от главной магистрали столицы, Ленинградского шоссе. Раненых и больных оставили на госпитальных койках, из массы пленных отобрали самых крепких. Разумеется, не каждый участник марша считался военным преступником, но поплатились все заслуженно — за то, что пришли к нам грабить, убивать и порабощать. Утром 17 июля радио сообщило на весь мир о предстоящем «параде», и москвичи заполнили улицы, чтобы не пропустить зрелище.

Было очень жарко — около 40 градусов на солнце к полудню. Маршрут пролегал от ипподрома по Ленинградскому шоссе в сторону площади Маяковского, где колонна разделилась. Наибольшая группа (42 тысячи) продолжила шествие по Садовому кольцу — посолонь, в сторону Курского вокзала. Остальные шли против часовой стрелки и завершили движение возле железнодорожной станции Канатчиково (неподалеку от нынешней станции метро «Ленинский проспект»).

Их сопровождали всадники кавалерийского полка дивизии имени Дзержинского с обнаженными шашками, солдаты 236-го полка конвойных войск НКВД и красноармейцы. Никто из пленных бежать не пытался. Конвоиры улыбались: только попробуйте дать деру, нигде не скроетесь. Удирать действительно было некуда: кругом Россия — непокоренная и уже победившая.

Сколько раз Гитлер и Геббельс предрекали Москве гибель, а русскому народу — рабскую участь. Захватчики промаршировали по Белокаменной лишь под конвоем.

Генералов отличить можно было сразу: они ковыляли в довольно приличных мундирах, при орденах. Далее следовали полковники. А позади — нескончаемый поток офицеров и солдат. Кое-как обутые, оборванные, многие из них несли через плечо на веревках консервные банки — использовали их вместо котелков. Одни с любопытством озирались по сторонам: сообщение германского радио, что столица большевиков после бомбежек лежит в руинах, оказалось неправдой. Другие пытались сохранять горделивую осанку, демонстрировать офицерский характер. Третьи выглядели подавленными, пристыженными. Объединяло подконвойные шеренги общее чувство — уныние. Москвичи глядели на этот бесконечный поток как завороженные, каждый шаг пленных приближал долгожданную Победу.

Одним из первых брел в той веренице любимец Гитлера, командир 78-й штурмовой дивизии генерал-лейтенант Ганс фон Траут. Рядом с ним шагали два пехотных генерала Пауль Фёлькерс и Фридрих Гольвитцер. Неподалеку — военные преступники, бывшие коменданты советских городов генерал-майоры Готфрид фон Эрдмансдорф и Адольф Хаманн.

Был там и генерал-лейтенант Винценц Мюллер. Участник двух мировых войн, он дал в плену согласие войти в антифашистский комитет «Свободная Германия». В 1948 году поступит на службу в армию ГДР. Его воспоминания опубликуют и в Советском Союзе, и за рубежом.

Командир разгромленной 12-й пехотной дивизии 4-й армии группы «Центр» генерал Рудольф Бамлер также активно сотрудничал с советскими властями. Этот участник марша побежденных станет коммунистом и сотрудником спецслужб ГДР.

Марш прошел в самый обыкновенный понедельник, рабочий день. Трудовые коллективы с предприятий никто не отпускал и организованным сбором зрителей не занимался — народу и без того хватало. На улицы вышли те, у кого была возможность наблюдать за невиданным шествием, многие дежурили у окон и на балконах.

Сурово и убедительно звучали слова диктора: «Они мечтали пройти по улицам Москвы — Красная Армия дала им такую возможность». Да, это был акт возмездия. Почти три года враг хозяйничал в наших городах и селах, топтал русскую землю, выжимал из людей в оккупации все соки, грабил, жег, насиловал, убивал.

Москвичи встретили гитлеровцев глухим молчанием. У многих на фронте погибли мужья, отцы, сыновья, братья, пропали без вести, сгинули в концлагерях родные и близкие. О зверствах гитлеровцев на оккупированной территории знали все, однако русский народ не мстителен. Наши фронтовики были беспощадны к вооруженному врагу, а с безоружным обращались гуманно. Несмотря на разруху и бедность, сердобольные женщины бросали пленным хлеб, как говорил о разбитых оккупантах у Толстого Кутузов: «Тоже и они люди».

Молчание великого города произвело на очевидцев очень сильное впечатление. «Советские люди не проронили ни звука, никто не двигался. За время марша был всего один инцидент: какой-то старичок, не в силах сдерживать чувства, прорвался сквозь оцепление, бросился к первому гитлеровцу, обругал его страшными словами, плюнул в лицо», — писала Люсетт Моро, переводчица французской военной миссии в Москве.

Воспоминания немцев о том «параде», как правило, лишены чувства обиды. Они вполне осознавали свою вину. «Это все равно что после триумфа попасть на самое дно… Мы чувствовали оцепенение», — признавался бывший ефрейтор Карл Хоффман.

«Те, кто шел по краям колонны, смотрели на москвичей, а они смотрели на нас, — вспоминал Бернхард Браун. — Я задался вопросом, испытывал ли я унижение. Наверное, нет. На войне случаются гораздо худшие вещи. Мы привыкли выполнять приказы, поэтому, когда шли по московским улицам, просто выполняли приказ наших конвоиров».

В колоннах шли не только немцы. Там шагали румыны, венгры, даже французы. Между тем в рядах зрителей оказались жившие в то время в Москве французские антифашисты. Среди них — знаменитый генерал Эрнест Пети, соратник де Голля. 

Военнопленные родом из Третьей республики сразу приметили генерала, закричали ему: «Вив ля Франс! Нас призвали насильно, мы против Германии». Пети ответил отборной бранью, а потом четко произнес: «Кто не хотел, тот пошел с нами».

К семи часам вечера «бал» был закончен, а его участников разместили по вагонам. Настало время отмывать Москву. Наша столица в те годы редко видела поливальные машины: не хватало горючего, все шло на фронт. Поэтому всем запомнилось, как вслед за пленными двигались по улицам чистившие город грузовики — чтобы от гитлеровских вояк не осталось и следа.

На следующий день фотографии понурых немцев появились во всех газетах стран антигитлеровской коалиции.

Нарком внутренних дел Лаврентий Берия докладывал, что во время «парада» происшествий не случилось. Только четверо гитлеровцев отстали от колонны и не смогли продолжить движение. Их отправили в санитарный поезд. С пленными у нас обходились сурово, но человечно, содержали их, по меркам военного времени, пристойно.

Современная Европа старательно забывает о заслугах Красной Армии в искоренении нацизма и победе над Германией с ее сателлитами. В ход пошла фальшивая версия, согласно которой решающую роль во Второй мировой сыграл англо-американский десант. Памятники истинным героям войны ныне мало кто защищает.

В Германии и других странах «цивилизованного мира» появляются статьи о «бесчеловечной» акции Сталина, проведшего пленных европейцев по улицам собственной столицы. Говорят и пишут о нарушении «законов войны», Женевской конференции. 

Муссируются провокационные, не подкрепленные документами легенды о свирепом обращении с немцами наших конвоиров, однако в качестве аргумента предъявляется только лютая неприязнь к Советскому Союзу и России.

Марш прошел без эксцессов и каких-либо драматических последствий. Разумеется, он был необходим, следовало наглядно показать и друзьям, и врагам: наша берет. Надо было придать уверенность в скорой победе тем, кто рвал жилы у станков и конвейеров, в полях и шахтах, вдохновить парней-новобранцев, которые летом 1944 года готовились к первым боям.

Москва навсегда запомнила «Большой вальс». Недаром фотографии этого действа Георгий Жуков поместил в своей книге «Воспоминания и размышления». И сейчас, всматриваясь в кадры кинохроники, запечатлевшей события 75-летней давности, нетрудно осознать масштаб всенародного подвига, сломавшего прежде безотказную, непобедимую машину гитлеровского Рейха.

Что же касается собственно вальса, то это самая что ни на есть военная, победная музыка. Все лучшие русские марши написаны в его ритме.