Прохладное лето 45-го

70 лет назад состоялось важнейшее историческое событие. Главы стран-победительниц перед этим долго договаривались о месте и времени трехстороннего «саммита». «Я думаю, что встреча необходима и что удобнее всего было бы устроить эту встречу в окрестностях Берлина, — писал лидер СССР Иосиф Сталин премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю. — Это было бы, пожалуй, правильно и политически». Первый (не считая королевы) британец и президент США Гарри Трумэн выразили согласие. 17 июля 1945 года во дворце Цецилиенхоф, в пригороде Берлина Потсдаме, наконец-таки открылась конференция руководителей трех главных мировых держав.

Смена курса

Это была третья и последняя, о чем еще никто не подозревал, встреча союзников. Со времени предшествующего очного общения Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте прошло несколько месяцев, но в мире изменилось многое. Германия была окончательно повержена, участь Японии казалась также предрешенной, ибо ее измотанные и поредевшие армии не могли противостоять мощи союзной коалиции. Кстати, в Потсдаме было окончательно решено, что Красная Армия примет участие в войне, призванной вынудить Токио к капитуляции.

Пик дружбы трех великих держав миновал. Если в Тегеране и Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт, то и дело обмениваясь улыбками, сумели договориться практически по всем вопросам, то в Потсдаме обстановка была куда прохладнее. 

Советскому руководителю приходилось постоянно маневрировать, дабы защитить свою основную идею — получить страны с лояльными правительствами на западных границах СССР, а также свободный выход к южным морям. Временами шел откровенный торг.

Со времен Ялты изменился и состав «большой тройки». Вместо умершего в апреле Рузвельта в Потсдам прибыл Трумэн. Если первый был умеренным, готовым к компромиссам политиком, то от второго веяло холодом отчуждения. Именно при нем отношения СССР и США надолго заморозились.

В конце апреля 1945-го наш министр иностранных дел Вячеслав Молотов участвовал в учредительной сессии ООН в Сан-Франциско, там же встретился с новым президентом США. В короткой беседе Трумэн произнес символическую фразу: «Америка больше не будет ездить по улице с односторонним движением». Это означало, что Трумэн круто меняет курс Рузвельта, направленный на сближение с Советским Союзом. Посол США в Москве Аверелл Гарриман определил это как начало «холодной войны».

«The baby is born» 

Во время заседания 21 июля Трумэн получил шифрованное сообщение: «The baby is born» — «Ребенок родился». Это означало, что испытания американской атомной бомбы успешно завершились. Президент был не прочь похвастаться столь мощным аргументом и сообщил Сталину, что отныне Америка располагает бомбой «исключительной силы». Советский лидер не обратил внимания на эти слова. Однако...

Маршал Георгий Жуков, находившийся в Потсдаме, вспоминал: «Вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же сказал: «Цену себе набивает». Сталин рассмеялся: «Пусть набивает. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы».

Ну а что же колоритный Черчилль, который всегда привлекал к себе внимание? В Потсдаме он выглядел не похожим на себя — напряженным и озабоченным. Причиной тому были близкие парламентские выборы. Дурные предчувствия не обманули премьера — консерваторы с треском проиграли лейбористам. И здесь же, в Потсдаме, произошла рокировка: место выбывшего из политической игры Черчилля занял лидер победителей Клемент Эттли.  

Дорогое спокойствие

Сталин был единственным, кто полностью провел все три встречи на высшем уровне. Еще во время Ялтинской конференции он перенес инфаркт, однако в Потсдаме признаков болезни, во всяком случае внешних, не выказывал. Впрочем, одно заседание он все же пропустил.

Спокойствие, которое глава СССР демонстрировал во время «саммита», дорого ему обошлось. Когда Сталин возвратился из Германии, врачи диагностировали у него новый инфаркт.    

В Потсдаме же он выглядел уверенным в себе, быстро изыскивал выходы из сложных положений. То, что глава нашей делегации переиграл там своих оппонентов — факт, признанный и на Западе, и на Востоке. К примеру, критически относившийся к нему начальник британского генштаба генерал Алан Брук как-то подчеркнул: Сталин «всегда быстро и безошибочно улавливал все аспекты любой ситуации...» 

Ему удалось добиться передачи Советскому Союзу Кёнигсберга и прилегающего к нему района, признания правительств Болгарии, Румынии, Венгрии, Финляндии, против чего поначалу резко возражали союзники. Сталин был непоколебим в вопросах репараций Германии. Но при этом подчеркивал, что СССР не намерен окончательно разорять страну, лежащую в руинах. Как бы мы, современные люди разных взглядов, к нему ни относились, его тогдашние глобальные заслуги отрицать трудно.

«Когда перечитываешь записи бесед, чувствуешь превосходство Сталина в манере высказываний и точности формулировок, легкости, спокойствии и разумности, — писал в своих мемуарах Анастас Микоян. — Где нужно, он настойчив, умеет находить новые аргументы в поддержку своей линии, не уступая им; в других случаях делает уступки, которые не противоречат нашим интересам, что производит приятное впечатление на собеседников...»

Кто защитил немцев 

Сталин отстоял право на получение Советским Союзом трети германского флота. В связи с этим состоялся любопытный диалог между ним и Черчиллем. Последний считал, что этот флот следует потопить. Реакция Сталина была веской: «Флот нужно разделить. Если господин Черчилль предпочитает потопить флот — он может это сделать. Я этого делать не собираюсь». 

Британский премьер напомнил: все немецкие корабли находятся, мол, в руках англичан. На это Сталин отозвался иронической ремаркой: «В том-то и дело. Поэтому надо сейчас решить этот вопрос».  

Известно, что США и Великобритания еще во время Второй мировой войны разработали план расчленения Германии на несколько государств, придав им преимущественно аграрный характер развития. Тем самым Вашингтон и Лондон рассчитывали покончить с опасным конкурентом и усилить собственное влияние в Европе. Не допустил такого развития событий опять-таки руководитель СССР. Еще 9 мая 1945 года Сталин заявил, что Советский Союз «не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию».

Так что сегодня стоит напомнить немцам, кто защитил их как нацию 70 лет назад от практически полного уничтожения. Та самая страна, которую Германия стремилась стереть с лица земли четырьмя годами ранее. 

«Наше общее мнение состояло в том, что Трумэн прибыл в Потсдам, поставив перед собой задачу — поменьше идти навстречу СССР и побольше оставлять возможностей для того, чтобы пристегнуть Германию к экономике Запада... — вспоминал бывший министр иностранных дел СССР Андрей Громыко, который присутствовал на конференции. — Сталин ведет себя спокойно и ровно. Так же ведет себя на конференции и советская делегация в целом...» 

Союзники делали вид, что довольны друг другом, но после победы над Германией их дороги разошлись. В Потсдаме они словно прощались с дружбой, обретенной в боях против общего врага. 

В официальном коммюнике говорилось, что встреча «укрепила связи между тремя правительствами, расширила рамки их сотрудничества и понимания». Было заявлено, что руководители и народы СССР, США и Великобритании «вместе с другими объединенными нациями обеспечат создание справедливого и прочного мира».

Закрывая конференцию, Трумэн произнес: «До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро...» Но было понятно, что это лишь дань вежливости. Хорошие отношения между союзниками уходили в прошлое. Причем под музыку — Сталин устроил для Черчилля прощальный ужин с концертом.

Со времен Потсдама минули долгие десятилетия, однако бывшие союзники до сих пор не могут найти общего языка. Едва начинает таять лед, как вскоре наступают новые заморозки.