Военно-полевой роман

Дверь квартиры как-то слишком стремительно открылась, мелькнула мысль: наверное, не туда позвонил. На пороге улыбающийся, с копной седых волос, мужчина. На всякий случай уточняю: «Петр Никифорович?» Хозяин жилплощади, задорно блеснув глазами, подтверждает: «Он самый!»

Вот она, реальность — заслуженная для самого ветерана и обнадеживающая для тех, кто смотрит на подобный возраст как на недостижимую вершину. Выходит, и на такой Эверест можно при определенных условиях взойти? Если так, то где найти к нему заветную тропинку? Об этом непременно спрошу моего собеседника, но чуть позже... 

— Родился я на Украине, в городке Новый Буг Николаевской области, — неспешно начинает он свой рассказ. — Замечательные были родители — царствие им небесное. Мама, Прасковья Ивановна, держала на своих плечах дом, воспитывала троих детей — были у меня брат и сестра. Отец, Никифор Тимофеевич, богатства не нажил, трудился простым рабочим. Воевал в Первую мировую. Какой чин имел? Унтер-офицера. Служил исправно, пулям не кланялся. Жаль, в голодное время его Георгиевские кресты пришлось поменять на муку... А вот медали за другую войну с немцами — Великую Отечественную — отец хранил всю жизнь. Пошел тогда в армию без раздумий, хотя и призыву не подлежал: в сорок первом ему было уже за шестьдесят. Отец долго упрашивал, чтобы его мобилизовали, и добился своего. Служил в кавалерии. 

— Как складывалась Ваша жизнь?

— Окончил школу, уехал в Челябинск, работал техником на железнодорожной станции. Через три месяца перевели на должность инженера. Почему так скоро? Не знаю, честное слово. Может, способности какие во мне начальство разглядело?

Как и многие молодые люди в то время, он мечтал летать. Заманчивых, влекущих за собой примеров перед глазами было немало: Чкалов, Громов, Водопьянов, Байдуков, Коккинаки. И скоро мечта стала явью. 

Петру едва перевалило за двадцать, когда его вызвали в обком комсомола. Там представитель Челябинского военного авиационного училища предложил парню освоить профессию летчика. Впрочем, не ему одному, а дюжине ребят. Лишь двое прошли медкомиссию, и среди них — нынешний собеседник журнала «Свой».

Гострик окончил летное училище в 1940-м, а спустя год грянула война. 22 июня, через несколько часов после нападения гитлеровцев, Петр с товарищами уже спешил в штаб ВВС Южного фронта. Немцы так стремительно двигались на восток, что, прибыв к месту назначения, штаба они не обнаружили, он уже перебазировался в другой район. Пришлось долго шагать пешком, мчаться на попутках, слыша пронзительный рев вражеских бомбардировщиков, свист пуль и вой бомб. В конце концов летчик отыскал штаб — в Николаеве, рядом с родными для него местами. 

У каждого была своя война, для абсолютного большинства наших соотечественников она оказалась очень опасной и коварной. Тем более, если речь о пилотах. Гострик летал на тихоходных деревянных По-2. Эта машина — ее называли также У-2 — выпускалась еще в конце двадцатых годов! Кубарем свалиться с небес на таком биплане было куда проще, нежели уйти из-под огня вражеских «мессеров» и «юнкерсов». Однако уцелеть Петру нужно было позарез — ведь старший лейтенант доставлял летчикам других соединений приказы командующего 4-й Воздушной армией генерала Константина Вершинина, играл важную роль в обеспечении прикрытия наземных войск, их взаимодействия с авиацией. То есть точно знал, где уязвимые места в немецких позициях и как по ним надо ударить с земли и с воздуха. 

От выполнения этих приказов зависели жизни десятков тысяч советских бойцов и командиров. И получалось, что смерть перманентно караулила летчика, а судьба так же неизменно хранила. 

Во время войны Леонид Утесов исполнял шутливую песню, в которой звучат такие слова: «Бак пробит, хвост горит, и машина летит — на честном слове и на одном крыле». Как будто про нашего героя и его штурмана. Разве только шуткам здесь далеко не всегда было место. Через несколько месяцев из четырех офицеров воздушной связи в живых остался лишь Гострик.

Однажды в районе Сальских степей на безоружный, по сути, самолет — у пилотов были только пистолеты — напала четверка немецких истребителей. Уходя от погони, изрешеченный пулями, он рухнул на вспаханное поле. Фашисты, словно коршуны, долго кружили над этим местом, высматривая добычу. Однако летчики — фортуна была на их стороне — сумели укрыться в ближайшем лесочке. Позже, когда вернулись к самолету, ахнули: в машине обнаружилось более пятидесяти пробоин.

— Как-то раз мы возвращались из штаба армии и при посадке на аэродроме у станицы Абинской попали под сильный обстрел, — рассказывает Петр Никифорович. — Один из снарядов взорвался перед самолетом, и взрывная волна его опрокинула. Хорошо, что нашу беду увидели пехотинцы. Невзирая на шквальный вражеский огонь, подбежали и поставили машину на колеса. Если бы не эти ребята, отправили бы нас немцы на тот свет.

Был еще один случай, чуть не оборвавший жизнь Гострика. В момент воздушного налета — уже на земле — с неистовой силой ударило его взрывом двухтонного германского фугаса. Получил тяжелую контузию, долго лежал без сознания. В госпитале заново учился говорить, видеть, слышать.

Тяжелые военные будни дарили людям порой и радости. Петра Никифоровича наградили щедро — любовью на всю жизнь. С Людмилой Андреевной, бывшей боевой телеграфисткой, он связан узами брака уже 70 с лишним лет. К этому замечательному факту необходимо добавить: у супружеской пары множество поводов для законной гордости — большая коллекция военных наград, два сына, внуки, правнуки, преданные друзья. 

Знакомство началось с фронтового концерта. Ведущий объявил: «Сейчас перед вами выступит ефрейтор Людмила Голубенко. Она исполнит «Соловья» композитора Алябьева и украинскую песню «Ганзя». Через несколько минут бравый летчик в первом ряду хлопал, не жалея ладоней, — чудо как хороша была девчонка и пела красиво! Да и она Петра сразу приметила. 

Людмила Андреевна — тоже с Украины, из города Вознесенска. Работала учительницей начальных классов, на фронт отправилась добровольцем. Вместе с 4-й Воздушной армией прошла всю войну. Может, и дольше оставалась бы на службе после счастливого знакомства, но ждала ребенка.

Чтобы пожениться на фронте, требовалось разрешение начальства. Так вот Петра и Людмилу благословил сам генерал Вершинин — Герой Советского Союза, будущий маршал авиации и Главнокомандующий ВВС Советского Союза. Свадьбу сыграли, точнее, отметили 23 февраля 1945 года. Молодожены дошли до Берлина и оставили свои автографы на стенах рейхстага...

— Давит возраст, Петр Никифорович? 

— Что там говорить, ощущаю я свой век — болячек хватает. Вот если бы годков пятнадцать скинуть, — улыбается полковник в отставке. — Ничего не поделаешь. Бегать, как прежде, конечно, не могу, но хожу, как видите, без посторонней помощи. И на даче в Медвежьих озерах сложа руки не сижу. 

— Читаете? Тем, что в мире происходит, интересуетесь?

— А как же! Газеты читаю и телевизор смотрю. Слежу за тем, что на моей Украине происходит. Ох, и болит у меня душа... 

Людмила Андреевна тоже бодрится. Хотя и у нее здоровье несколько пошатнулось, главное огорчение — зрение подводит. Тем не менее кое-какую домашнюю работу она выполняет. Очень жалеет, что не может больше рукодельничать. Предмет давней гордости — изящная вышивка, украшающая гостеприимную квартиру Гостриков. 

На прощание поговорили о том самом Эвересте, на который взошли супруги. Как сумели добраться до него, сохранив завидную энергию и бодрость духа? 

— Не знаю, честное слово, — удивляется Петр Никифорович. — Жил, как все: работал, воспитывал детей... Сколько себя помню, был окружен хорошими людьми. Ставил себе цели и добивался их. И всегда был при деле.

— Мне кажется, надо быть терпимее к людям, — говорит Людмила Андреевна. — Не сердиться попусту, не таить обид. И прощать чаще. Все ошибки совершают... 

Вот такой рецепт долголетия.