Крестьянская рапсодия

Художник Константин Савицкий порой воспринимается как персонаж исторического анекдота: мастер изобразил мишек на знаменитом полотне Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу». На самом деле вклад Константина Аполлоновича в искусство второй половины XIX века куда значительнее. Участник Товарищества передвижных выставок и создатель Пензенского художественного училища сумел запечатлеть Zeitgeist, дух времени. А заодно воплотил в своем творчестве константу русской культуры: литературоцентричность.

Савицкий появился на свет в Таганроге 25 мая (6 июня) 1844 года. Другой знаменитый уроженец тех мест — Антон Чехов. Деятелей русской культуры разделяло 16 лет: писатель родился в 1860-м. Разрыв в одно поколение — гигантский даже для XIX столетия, когда время текло ощутимо медленнее. Неудивительно, что два автора заняли полярные эстетические позиции. Чехов, как известно, стал предтечей драматургов XX столетия, выразив в пьесах экзистенциальную тоску современного человека (хотя не без черного юмора назвал «Вишневый сад» комедией). Константин Савицкий работал в более традиционном ключе: подобно Льву Толстому, а также «Толстому в живописи» — Илье Репину. Для произведений этих авторов характерна повествовательность: главное — не стиль, словесная эквилибристика, а сама история. Изложенные события должны послужить публике своеобразным уроком. Позиция авторов, в отличие от ускользающего мнения Чехова, выражена ясно, порой дидактично. В подобном ключе творил и Савицкий, который, как и Толстой, выбрал для себя крестьянскую тему.

Константин Аполлонович происходил из небогатой семьи: отец — военный врач, мать целиком посвятила себя воспитанию детей. Будущий художник рано осиротел. Родственники поместили подростка в частный немецкий пансион в Лифляндии. Однако Костя, рисовавший с юных лет, мечтал об иной жизни. В 1862 году он успешно выдержал экзамены и стал вольнослушателем Академии художеств. Поначалу учеба не задалась: Савицкий получал за рисунки большие номера. Первые номера означали более высокую оценку и давали право занять удобное место рядом с моделью. В итоге уроженец Таганрога покинул Академию. Однако через два года вернулся и стал делать успехи. Последовали похвалы критиков, в том числе самого Стасова. В 1870 году из заграничной пенсионерской поездки приехал Павел Чистяков, талантливый педагог. Многие из мастеров вспоминали о его уроках с благодарностью. Не только Савицкий, но и Репин вместе с Поленовым и Семирадским преклонялись перед даром Павла Петровича. К сожалению, в 1873 году учеба Константина Аполлоновича была прервана: художника исключили из Академии за сближение с передвижниками, лишив возможности соревноваться за Большую золотую медаль и получить поездку за границу.

В итоге «университетами» Савицкого стало талантливое окружение. Немало дала дружба с Репиным, через него художник познакомился с еще одним выдающимся живописцем, Иваном Крамским, впоследствии товарищем по передвижническому движению. Впрочем, обмен идеями был взаимным. Так, именно Савицкий подсказал Илье Ефимовичу идею полотна «Бурлаки на Волге». Однажды во время прогулки на пароходе по Неве друзья увидели работяг, тянувших баржу. Репин был поражен подобным зрелищем. Савицкий, как вспоминал Илья Ефимович, объяснил: «...буксиры дороги; а главное, эти самые вьючные бурлаки и нагрузят баржу, они же и разгрузят ее на месте, куда везут кладь. Поди-ка там поищи рабочих-крючников! Чего бы это стоило...» По словам Ильи Репина, так родился замысел будущего шедевра. Общение художников нашло отражение и в создании другой картины: Савицкий позировал для полотна Репина «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве».

Константин Аполлонович крепко дружил с Иваном Шишкиным, даже стал крестным отцом его сына Константина. Как вспоминала жена Савицкого, однажды художник «всю ночь проработал над композицией новой вещи, в результате ночной работы был готов эскиз углем с небольшой подмалевкой жидкой масляной краской. На полотне была изображена чаща леса с огромным сломанным стволом сосны, на котором резвились со своей маткой медвежата, как бы радуясь солнечным лучам, прорезывающим утреннюю мглу. На другой день зашел Иван Иванович [Шишкин], вещь ему понравилась, и К[онстантин] А[поллонович] предложил ему: давай писать вместе». Однако совместный труд омрачила размолвка между художниками. Савицкий так описал ситуацию в письме родственникам: «Затеял я как-то картину с медведями в лесу, приохотился к ней И.И. Шишкин и взял на себя исполнение пейзажа. Картина вытанцевалась, и в лице Третьякова нашелся покупатель. Таким образом, убили мы медведя и шкуру поделили! Но вот дележка-то эта приключилась с какими-то курьезными запинками. Настолько курьезными и неожиданными, что я отказался даже от всякого участия в этой картине, выставлена она под именем Шишкина и в каталоге значилась таковою. Оказывается, что вопросы такого деликатного свойства в мешке не утаишь, пошли суды да пересуды, и пришлось мне подписаться под картиной вместе с Шишкиным, а затем поделить и самые трофеи купли и продажи. Картина продана за 4 т., и я участник в 4-ю долю! Много скверного ношу в сердце своем по этому вопросу, и из радости и удовольствия случилось нечто совсем обратное». С Шишкиным маэстро впоследствии помирился: по свидетельствам современников, Константин Аполлонович был человеком мягким и отходчивым.

Художник с ранних лет тяготел к жанровым картинам. На первое место ставил историю, сюжет: колористические тонкости интересовали его куда меньше. Увиденные в Париже работы Камиля Коро, предшественника импрессионистов, не привели мастера в восторг. Французского автора он назвал «невозможным», даже «бессовестным». Бессюжетность, поиски живописных, формальных решений оказались не близки отечественному правдорубу. Это дало повод Репину, жившему тогда в столице Франции, написать: «Недавно приехал сюда Савицкий; из разговоров с ним я убедился, что русские художники немного еще понимают в живописи». Как известно, Илья Ефимович сам тяготел к остросоциальным темам, однако обладал тонким чувством цвета. Савицкий же порой увлекался сюжетом и пренебрегал живописными задачами — как в работе «На войну». Стасов утверждал: «...Эта картина... является важной страницей в истории русского искусства, несмотря даже на свой серенький, синеватенький колорит. Что делать!.. Савицкий не колорист, но у него есть много такого, что всегда заставит забыть тот или другой частный его недостаток». Репин, в свою очередь, отмечал: «Превосходная вещь! Удивительно хорошо скомпонована, нарисована, много жизни, движений и драмы; хотя написана суховато, но очень хорошо закончена».

Похожие отзывы вызвала и нашумевшая «Встреча иконы». По сюжету она во многом перекликалась с творением Репина «Крестный ход в дубовом лесу». Илья Ефимович, увидев полотно Савицкого, поразился сходству замыслов и отложил работу над собственным холстом. Об этом очень сожалел Крамской, ценивший идею Савицкого, но критиковавший живописное исполнение. Стасов писал: «Г-н Савицкий нежданно-негаданно привез на передвижную выставку картину, хотя и опять большую, но превосходную, хотя и грязно и серо написанную, но полную такого содержания, таких типов и такой правды, которые делают ее одним из самых значительных и важных созданий новой русской школы». Константин Аполлонович изобразил толпу крестьян, вышедших на дорогу, чтобы приложиться к чудотворной иконе. Немало споров вызвала фигура священника: некоторые считали, что художник отнесся к нему без должного почтения, а «Московские ведомости» назвали автора «патологическим типом». Правда, творение оценил Лев Толстой, чьи отношения с Церковью становились все сложнее. Произведение мгновенно приобрел Павел Третьяков. Савицкий, несмотря на недовольство коллекционера (тот не разрешал авторам картин, попавшим в галерею, улучшать свои творения), дважды пытался поправить колорит — это чуть не привело к серьезной размолвке с меценатом.

Главными героями Савицкого становились, как правило, простые люди. Автор фундаментальной монографии о художнике, Елена Левенфиш, называет его «печальником за судьбы русского крестьянства». Яркий пример — ранняя вещь «Ремонтные работы на железной дороге». Автор изобразил тяжелый труд бывших крестьян. Среди тех, кто возит тачки, нагруженные землей, есть и дети: тяжелые реалии XIX века. Как отмечает Левенфиш, можно говорить об определенной близости картины поэме Некрасова «Железная дорога». Поэт писал: «Мы надрывались под зноем, под холодом, / С вечно согнутой спиной, / Жили в землянках, боролися с голодом, / Мерзли и мокли, болели цингой. / Грабили нас грамотеи-десятники, / Секло начальство, давила нужда... / Все претерпели мы, божии ратники, /Мирные дети труда!» Художник откликался и на другие злободневные темы. Картина «Вести из дома», местонахождение которой сейчас неизвестно, рассказывала об обнищании деревень, жители которых отправлялись на заработки в город. Другая важная проблема — переселение из-за голода и безземелья. Мастер сделал обложку для сборника «Путь-дорога», изданного в пользу Общества вспомоществования нуждающимся переселенцам. Персонажи Савицкого плывут на барже, едут в телегах, бредут по дорогам...

Константин Аполлонович оставил после себя множество набросков: следуя принципам Чистякова, он старался работать с натуры. Правда, подобный подход не всегда встречал понимание. Мастер, гостивший у знакомого в Пензенской губернии, писал Крамскому, что после полевых работ «мужички становятся свободнее», но позируют все равно неохотно: «...кроме тысячи предрассудков, мешают еще боязнь и недоверие их к помещикам, с которыми мы живем, а стало быть, и мы с ними заодно?!» На основе натурных зарисовок создавались не только крестьянские полотна. Художник исполнял обязанности присяжного заседателя: впечатления от увиденного легли в основу картины «В ожидании приговора суда». Любопытно, маэстро поместил главного персонажа — подсудимого — в глубину холста. На первом плане — переживающие за него сестра и мать. Живописцу было важно показать отношения между героями, а также передать особенное ощущение времени, когда минуты тянутся бесконечно долго.

Константин Савицкий был настоящим идеалистом: надеялся исправить общество с помощью картин. Выступал против поощрения художников званиями и наградами, поскольку такого рода почести «вредно влияют даже на натуры, отмеченные дарованиями, и часто служат средством для достижения целей, не имеющих с искусством ничего общего». Мастер отличался природной скромностью. Получив предложение возглавить только что созданное Пензенское художественное училище, поначалу отказался: «Вся административная деятельность, обязанности представительства с лицами города, властей и пр. и пр. — все это так сложно и противоположно моим стремлениям, так неумолимо тягостно отзовется на моем прямом, чисто художественном призвании, что я лучше с нуждой, да буду вольной птицей, к нужде и подчас очень тяжелым минутам мне не привыкать; а дрожать и день и ночь в страхе за упущение по службе, это новая петля». 

И все же Савицкий решился взвалить на себя груз административной работы и возглавил училище — чтобы продвигать художественное образование в провинции. Подопечные вспоминали о нем с благодарностью. Один из них в письме Репину тепло отзывался о наставнике: «...Все остатки своей жизни отдавал любимой школе. Заведуя ею, он сумел заинтересовать искусством всех учащихся; он очень талантливо преподавал и вообще сумел поставить школу на должную высоту... В школе все ученики его очень любили, он пользовался большим авторитетом не только в школе, но и за пределами ее». В 1904-м художник тяжело заболел, отправился на лечение в Крым. Все мысли были о работе, и уже через три месяца живописец вернулся в Пензу. Однако ему становилось все хуже, и 31 января (13 февраля) 1905 года Константин Савицкий скончался. В память о нем остались не только картины, но и ученики, разъехавшиеся по всей России. А также художественное училище, открытое до сих пор и носящее теперь его имя.