Оружейник пролетариата

130 лет назад, 11 февраля, родился Иван Шадр, создатель хрестоматийной скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата», один из неординарных творцов, причудливо смешавших модерн с академизмом. В наши дни он оказался практически забыт. Его причислили к идеологизированным авторам, при том что этот уроженец уральских земель стремился держаться подальше от высоких чинов и политических интриг.

Необычной фамилией он обязан собственному воображению. Появившись на свет в семье потомственного плотника Дмитрия Иванова, тягой ко всему сказочному, необычному будущий мастер сильно напоминал отца. Исконная русская фамилия показалась юному таланту мало подходящей для искусства: «Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну я и взял себе псевдоним «Шадр» — от названия родного города (Шадринск. — «Свой»), чтобы прославить его».

Детство Вани было полно лишений. Жили бедно. В 12 лет мальчика привезли в Екатеринбург и отдали в услужение купцам Панфиловым. Здесь он подружился с одним из владельцев Александром Яковлевичем, не чуждым искусства. Благодаря ему познакомился с репродукцией «Сикстинской Мадонны», произведшей на отрока огромное впечатление. В 1901 году Иван решился поступать в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу. И неожиданно был принят, хотя не имел соответствующей подготовки.

В 1907-м вместе с сокурсником и другом Петром Дербышевым они отправились в пешее путешествие по России. Конечной целью являлся Петербург, точнее, Академия художеств. Шли вдоль Камы и Волги, заглянули на Кавказ, исследовали Украину. В Киеве на вокзале потеряли друг друга. Волею случая вновь встретились в Москве, в Третьяковской галерее. Но Дербышев уже раздумал ехать в Северную столицу, Иван отбыл туда в одиночестве. Экзамены провалил: не хватило навыков рисунка. Не сдался и на Урал не вернулся. Остался в Петербурге, познакомился с шарманщиком, «ходил с обезьянкой на плече, полумертвой от холода и голода носительницей чужого счастья». Неизвестно, чем бы кончилось бродяжничество, если бы упрямцу снова не свезло: его пение под шарманку услышал режиссер Александринского театра Михаил Дарский. По рекомендации мэтра парня допустили до приемных экзаменов на Высших драматических курсах Санкт-Петербургского театрального училища. Шадр блестяще выдержал испытание и попал в класс премьера Александринки Владимира Давыдова.

Казалось, артистичному юноше можно было не беспокоиться о будущем. Однако он буквально разрывался между двумя стремлениями: «Я мечтал, чтобы у меня пропал голос. Или, если мне уж суждено стать актером, отсохла рука, и я не мог держать карандаша». 

Как ни странно, к выбору в пользу изобразительного искусства его подтолкнул именно Давыдов, сведший Ивана с Николаем Рерихом. Последний согласился принять молодого человека в школу Общества поощрения художеств без экзаменов. В итоге в 1908-м Шадр оставил драматические курсы.

Вскоре познакомился с Ильей Репиным. Перед этой встречей в Куоккале ожидал, что она будет напоминать разговор Пушкина с Державиным. Но классик живописи, отличавшийся сдержанностью, молча посмотрел рисунки и сухо сказал: «Через пятнадцать минут отправляется последний поезд в Петербург. Вам надо тотчас идти. Иначе вы опоздаете». 

Начинающий художник был ошарашен, однако, придя через несколько дней к Давыдову, устроившему это знакомство, узнал, что от Репина получено хвалебное письмо.

Большое влияние на юношу оказали путешествия за границу и приобщение к европейской скульптуре — от античности до современности. Ивану Дмитриевичу дважды удалось убедить Шадринскую городскую думу выделить средства на учебные поездки. Вначале он отправился в Париж, где, как впоследствии вспоминал, многому научился у Родена. Хотелось увидеть и классиков ваяния. В итоге Шадр перебрался в Италию. Те события позднее описывал со свойственным ему живым юмором: «В Рим я уехал из дома в холода, в отцовских валенках. Пишу оттуда письмо: «Тятя, какие в Риме дворцы, пальмы!» А он отвечает: «Пальмы-то пальмы, а ты пошто пимы-то мои увез?» Здесь ему пришел в голову образ, предвосхитивший другие грандиозные творения. Шадр спроектировал архитектурно-скульптурный ансамбль «Памятник мировому страданию» (Италия тогда воевала с Турцией; в воздухе носилось предчувствие Первой мировой). Центром замысла стала ступенчатая пирамида — гробница жертв войны. Увы, эти планы так и остались на бумаге.

В 1912-м он вернулся в Россию, и с тех пор его творческая судьба была неразрывно связана с Родиной. Во время Гражданской войны жил в Омске, в 1921-м вернулся в Москву. Через год от Гознака поступило предложение создать образы красноармейца, рабочего, сеятеля и крестьянина — новую эмблематику для советских ассигнаций, выпущенных в рамках реформы. Ивану Дмитриевичу удалось убедить представителей Гознака, что сначала надо вылепить круглые скульптуры, чтобы проще было выбрать нужный ракурс для гравюры. В дальнейшем портреты украсили не только банкноты и почтовые марки, но и облигации займов и даже коробки папирос «Смычка».

Карьера пошла в гору. Ему поручили сделать натурный посмертный портрет Ленина. Как писал сам Шадр, тогда, на официальном прощании в Колонном зале Дома союзов, он впервые увидел вождя мирового пролетариата. Вскоре скульптор создал и свою самую знаменитую работу — «Булыжник — оружие пролетариата». Копиями экспрессивной композиции много лет снабжались советские музеи, а теперь они практически исчезли из поля зрения публики. Полюбоваться на них можно в Парке Декабрьского восстания в Москве, а также в Музее современной истории России.

Далеко не все знают, что Шадр — автор «Девушки с веслом», установленной в 1935 году в Парке имени Горького. Обнаженная красавица простояла недолго: ее посчитали слишком вызывающей и передали в луганский Парк культуры и отдыха. Там она впоследствии исчезла. Для столицы Шадр изваял новый вариант, в послевоенное время также канувший в Лету. 

К художнику в его зрелые годы фортуна явно повернулась спиной: при всем обилии заказов многие вещи не были воплощены либо пропадали неведомо куда. Сохранились, правда, надгробия на могилы Надежды Аллилуевой, дрессировщика Владимира Дурова — на Новодевичьем кладбище. Кроме того, доступна для обозрения скульптура «Сезонник» в сквере недалеко от станции метро «Красные Ворота». Искусствоведы полагают, что этого задумчивого старика Иван Дмитриевич лепил со своего отца. Наконец, трудно забыть о знаменитом памятнике Горькому, ранее стоявшем у Белорусского вокзала, а теперь сосланном в парк искусств «Музеон». Монумент значительно отличается от скульптурного портрета писателя (1939), хранящегося в Третьяковской галерее. В последнем случае Шадр, вдохновлявшийся образом «Буревестника», создал произведение в духе модерна, отсылающее к творениям Родена или Конёнкова. 

К сожалению, установка привокзального памятника велась уже после смерти мастера: скульптуру поручили доработать Вере Мухиной, прекрасно относившейся к Ивану Дмитриевичу, но исповедовавшей другой, более рациональный подход. В итоге Горький получился не писателем-романтиком на стыке Серебряного века и новой советской литературы, а готовым классиком.

Художник ушел из жизни 3 апреля 1941 года. Одной из последних его работ стал «Портрет жены» (1940): красивая печальная головка с огромной слезой на щеке; Татьяна Владимировна, верная спутница, словно чувствовала не только скорый уход мужа, но и печальную участь его творений. Однако хочется верить, что история еще не все расставила по своим местам.