Мастер дел золотых

175 лет назад 27 (15) января родился Архип Куинджи. Широкой публике он известен как автор одного, максимум двух-трех шедевров. И прежде всего — гипнотической «Лунной ночи на Днепре» (1880). Его биография полна крутых поворотов: нищета, неудачные попытки поступить в Академию художеств, затем — оглушительный успех и миллионное состояние, еще позже — внезапное затворничество. Живописец работал вне основных течений своей эпохи, будь то социальная проблематика передвижников или постепенно проникавший в Россию импрессионизм. И при этом, по сути, предвосхитил развитие искусства первой трети XX века.

Будущий живописец появился на свет в семье скромного сапожника в Мариуполе, куда в 1779 году по воле Екатерины II были переселены колонии греков. Тех самых, что со времен античности жили в Крыму. Его необычная фамилия, как считают исследователи, означает «золотых дел мастер» и якобы свидетельствует о профессиональных занятиях одного из предков, скорее всего, деда. 

Мальчик рано лишился родителей и оказался на иждивении у родственников. Вскоре начал работать: по легенде, один из его нанимателей, заметив у подростка страсть к рисованию, посоветовал обратиться к Ивану Айвазовскому. Для этого Архип в 1855 году отправился в Феодосию, однако встреча с гением-маринистом совершенно не оправдала надежд. Мастер позволил ему лишь растирать краски. В итоге юноше пришлось вернуться в Мариуполь. Затем были годы, проведенные в Одессе и Таганроге, где он работал в фотомастерских. 

В 1865 году молодой художник уехал в Петербург. Столица покорилась не сразу: несмотря на очевидные способности, Куинджи дважды провалился на вступительных экзаменах. И лишь в 1870-м стал, наконец, вольнослушателем Академии художеств. 

Его ранние картины напоминают произведения передвижников, с которыми он познакомился в годы учебы. Например, написанный в 1875-м «Чумацкий тракт в Мариуполе»: мрачный болотный колорит, нависшие над землей облака, повозки, увязшие в грязи. На переднем плане — собака, которая, запрокинув голову, отчаянно воет. Художнику блестяще удалось передать бедность, беспросветность жизни чумаков — торговцев, путешествовавших по южным степям к Черному морю. В то же время он начал нащупывать свой стиль. Современников поражала причудливая игра света на его полотнах. Одна из первых таких работ — «На острове Валааме» (1873): на переднем плане два дерева, словно выхваченных лучом прожектора. Или «Лунная ночь на море» (1874), здесь проявилась любовь к контрастам, ставшая почти гипертрофированной в более поздних картинах: совсем темный парус и удивительно светлое небо.

Своеобразным прорывом послужили «Украинская ночь» (1876) и «Березовая роща» (1879). Про последнюю ученик Куинджи Аркадий Рылов впоследствии вспоминал: «Краски сочные, душистые, точно пропитаны березовым соком...» 

К тому времени новая манера живописца вполне оформилась: широкий мазок, стремление к обобщению, а главное — необычные цветовые эффекты и контрасты. При этом его стиль не встретил понимания у коллег. Некоторые из них обвиняли Архипа в пренебрежении деталями, говорили, что рисунок у него слабый, как у ребенка. Неудивительно, что роман с теми же передвижниками оказался коротким. Еще в 1875 году Куинджи вступил в Товарищество, но вскоре вышел оттуда. Причиной стала анонимная публикация в газете «Молва», где его упрекали в однообразности и погоне за эффектами. Позже выяснилось, что автором разгромной статьи был передвижник Михаил Клодт.

Пустившись в самостоятельное плавание, Архип Куинджи пошел на беспрецедентный шаг — в 1880 году устроил выставку одной картины. В Обществе поощрения художеств была показана «Лунная ночь на Днепре». Она произвела фурор — из-за особого, как говорят искусствоведы, фосфоресцирующего света. Контраст лимонно-зеленой луны, ее отражения в реке с темным небом и берегами вгонял зрителей в транс. Некоторую роль сыграла и необычная подача: окна плотно завесили (якобы потому, что напротив находилось красное здание, и художник хотел избежать теплых рефлексов) и направили электрическую лампу прямо на картину. Впрочем, полотно, ныне хранящееся в Русском музее, производит сильное впечатление и без подобных ухищрений. Хотя со временем оно сильно потемнело — как и многие современники, автор использовал необычные пигменты, в частности битум. Аналогичная судьба, кстати, постигла некоторые произведения Михаила Врубеля, который добавлял в краски бронзовый порошок.

Нелишне отметить: всего «Лунных ночей на Днепре» — три. Две практически идентичные работы хранятся в Третьяковке и в Ливадийском дворце. Свою самую выдающуюся картину мастер копировал по причине феноменального успеха, который она снискала у зрителей.

Слава, пришедшая к Архипу Куинджи, позволила ему заработать огромные деньги. Но неожиданно, на волне успеха, в 1882-м, он решил стать затворником. Как оказалось, почти на двадцать лет. Сам объяснял этот поступок предельно честно: «Художнику надо выступать на выставках, пока у него, как у певца, голос есть. А как только голос спадет — надо уходить, не показываться, чтобы не осмеяли. Вот я стал Архипом Ивановичем, всем известным, ну, это хорошо, а потом я увидел, что больше так не сумею сделать, что голос как будто стал спадать. Ну вот и скажут: был Куинджи и не стало Куинджи».

Завершив выставочную деятельность, он между тем не перестал работать. Много писал — тайно, никому не показывая результаты своих трудов. А также преподавал, среди его учеников был Николай Рерих. На рубеже XIX–XX столетий Куинджи продемонстрировал несколько полотен самым близким друзьям. В 1901 году состоялась последняя выставка, после которой наступило полное молчание. Умер художник в 1910-м, заболев воспалением легких в любимом Крыму, где владел имением Сара Кикенеиз.

Его живопись, получившая признание не только на родине, но и за рубежом, по-настоящему самобытна. Казалось бы, этот коренастый, с орлиным профилем и непокорной копной волос понтийский грек был не слишком изобретателен, всю жизнь варьировал одни и те же темы, писал лесные чащобы, разрезанные посередине ручьем; природу, дышащую свежестью после дождя; лунные ночи; огромные облака причудливой формы; пятна света на траве или снегу; драматичные закаты. Последние — яркие, почти кровавые — навевают ассоциации с произведениями экспрессионистов, в ту пору едва появившимися (например, Эдварда Мунка). Горные пейзажи, которые Куинджи тоже любил, оказали безусловное влияние на Рериха. А декоративность, вызывавшая отторжение у пуристов от живописи, предвосхитила творчество Бориса Кустодиева, Константина Юона... 

В целом Архип Куинджи оказался провидцем, одинаково хорошо изображавшим и «солнечную» (ярким светом залито множество его пейзажей), и «лунную» ипостаси жизни. Что же касается его добровольного затворничества... Возможно, он справедливо рассудил, что некоторые вещи, в том числе степень одаренности художника, лучше оставить на суд истории.