Гражданская в ликах

Кондратий Белов рисовал с детства. Отец, крестьянин, переехавший в Сибирь, в село Пача Томской губернии, «с пятью рублями в кармане и медным самоваром», регулярно лупил его за это «баловство», рвал рисунки, ломал карандаши. Но мальчик не спешил исправляться и все равно рисовал — по ночам, когда отец спал, убавив огонек в лампе. Цветные карандаши и бумагу ему привозили из Томска дети купца Просянкина, для которых он изображал «что попросят». И, конечно же, не мог и мечтать, что когда-нибудь его назовут «патриархом сибирской живописи», что ему предстоит стать художником — летописцем событий, кардинально изменивших жизнь нашей страны...

Самым счастливым временем для него была Пасхальная неделя, когда всех пускали на колокольню деревенской церкви: «Я каждый день уходил звонить и целую неделю смотрел вдаль с колокольни, как идет весна», — напишет он потом в воспоминаниях. 

Вот откуда знаменитый беловский взгляд — на уровне птичьего полета. Не зря все свои картины народный художник России Кондратий Белов непременно начинал писать с неба. С ним у него явно сложились особые отношения — еще тогда, в детстве.

Он прославился как мастер редкого для русской живописи эпического пейзажа. Рисовал не красивые фрагменты ландшафта, а особый живой мир, который является частью чего-то большего. Без разделения на основной мотив и фон, без четко выраженного композиционного центра: все изображенное одинаково важно.

А еще ему было суждено стать летописцем финала главной русской трагедии ХХ века. «То, чему я оказался свидетелем, о чем слышал, прочитал, узнал, повернулось иной гранью — потребностью рассказать людям об исторических событиях Гражданской войны, о ее героях, о том, как революция расколола мир, определила его полюса», — объяснял художник в одном из своих интервью.

На своих полотнах он запечатлел и лидеров красного движения, и тех, кто был по другую сторону. Вот на Соборной площади принимает свой последний парад адмирал Колчак... Шагает по залитой дождем улице интернациональный красный отряд Лигети. Тухачевский допрашивает в губернаторском дворце усталого седовласого генерала Римского-Корсакова. С удивительным достоинством держится преданный сторонниками барон Унгерн... 

Серию, в которую вошли около шестидесяти работ, Кондратий Петрович назвал по всем тогдашним канонам «Революционное прошлое Сибири». Но знаменитое «кондратовское небо» красноречиво свидетельствует о том, о чем в те времена нельзя было сказать прямо. Говорит правду о драме, разыгравшейся в нашей стране.

В центре выставки, открывшейся по случаю 115-летия Белова в его омском доме-музее, оказалась картина под названием «Крах колчаковской столицы». На ней запечатлено крушение отдельно взятого маленького мира. По берегу полузамерзшей реки несутся всадники с красными кокардами — войска красных вступили в Омск. Город застыл между снежным и облачным морем. В Серафимовской часовне на берегу светятся все окна... 

Чаще других исторических деятелей на картинах Белова встречается адмирал Колчак. «Предварительный арест Колчака» надолго приковывает к себе взгляд. Фигура адмирала здесь самая яркая, она выделяется на фоне остальных персонажей. Символична и поза — так стоят не на заснеженном полустанке, а на капитанском мостике. А за спиной — бурное небо, не предвещающее ничего хорошего.

Кондратий Петрович не просто уважительно изображал врага революции, но еще и демонстрировал это на выставках. 

— В центр экспозиции он всегда помещал большое полотно с изображением Ленина, которому как-то довелось проезжать через Омск. Все партийные чиновники смотрели на вождя мирового пролетариата, а на остальные вещи уже не обращали особого внимания, — рассказывает директор музея, внук художника Владимир Белов. 

Получилось так, что Колчак, сам того не зная, несколько раз сыграл в судьбе живописца решающую роль. Их судьбы странным образом переплелись.

Кондратий Белов попал под последний колчаковский набор — весной 1919 года. Первое, что будущий художник увидел в Омске, где стоял их 43-й сибирский стрелковый полк, оказалось парадом, который принимал сам Верховный правитель. 

«Еще не обученные, зеленые, как молодой лук, новобранцы выстроились на площади. Дул сильный ветер, столбы пыли кружили над городом. Нигде я не видел такой пыли. Мы не могли без смеха смотреть друг на друга: на серых от пыли лицах видны были только глаза и зубы... Стоя на помосте рядом с Колчаком, Матковский, улыбаясь, что-то шептал ему на ухо... Колчак тоже был в английской форме, на адмиральских погонах сияли двуглавые орлы. Он стоял, вытянувшись в струну, твердый рот крепко сжат, большой мясистый нос навис над расколотым на две половины подбородком...»

Этот образ полвека спустя Кондратий Петрович воспроизводил на своих картинах по памяти... 

Однажды дежурный по роте Белов взялся рисовать Колчака с портрета, висевшего на стене, чтобы не уснуть и не прозевать начальника караула. Увлекся, не заметил дежурного, получил два наряда. И даже не догадывался, что этот эпизод потом фактически решит его судьбу. 

В октябре 1919-го их 43-й полк отправили в поход против алтайских партизан. Хозяин хаты в Новичихе, к которому Белова с товарищами определили на постой, узнал, что они из Омска, и стал интересоваться, каков из себя адмирал. 

«А вот у нас художник сидит, он его с карточки рисовал, — показал на меня пальцем мой товарищ... Принесли бумагу, и по просьбе хозяина я сделал по памяти рисунок.

— Вот он какой, — удивился хозяин. — А я думал, он с бородой, как Макаров — адмиралы все с бородами были, только Нахимова Бог обидел...

Тут меня окружили ребятишки: для них особенно было в диковинку видеть, как рисует карандаш на бумаге. Самый младший начал давать заказы: то зайчика нарисуй, то волка, то шарика с конем. Я рисую, а хозяин смотрит и вздыхает: «Эх вы, армия!»... 

Тот вечер стал судьбоносным. Хозяин, сочувствовавший красным, проникся симпатией к молодому художнику и буквально в последний момент вытащил его из готовившейся мясорубки — полк как раз готовился выступать против партизан, а затем был полностью разгромлен.

Историки отмечают, что работы Белова отличает особая степень достоверности. Он обладал феноменальной памятью на детали. Его изображениям зданий, одежды, формы военных можно доверять, как фотографии. 

«Мои картины — это личная охрана памятников старины», — говорил Кондратий Петрович. На них Омск выглядит островом посреди бушующего моря неба и земли. И кажется, что главные герои здесь даже не люди, а храмы и дома с резьбой и башенками, которые потом ничтоже сумняшеся пустили под снос. Все персонажи прописаны тщательно. Наверное, где-то среди них есть и командир взвода по прозвищу Козья Папаха, который в Иркутске в 1920 году, когда Белов служил уже в Красной Армии, «накрыл» его за рисованием женской фигуры на стене казармы, пообещал посадить на губу, но неожиданно привел... к двери с вывеской «Художественная студия». 

«Можете представить, что со мной было! Хочу шагнуть, а ноги не идут. Яркий электрический свет ослепил меня. Нет, не ослепил, а озарил светом грядущего, которое ждало меня за порогом этой комнаты...» — так перед ним внезапно раскрылась дверь в большое искусство. Потом, по ходатайству руководителя студии Георгия Мануйлова, Белов, единственный из его выпускников, был откомандирован в другую студию — годичную художественную, при политуправлении 5-й армии. Кстати, просуществовавшую лишь год и подготовившую единственный выпуск.

В общем, события Гражданской войны определили в судьбе Кондратия Белова очень многое. «Нам нельзя не помнить истории нашей... Если ты неравнодушен к прошлому, значит, неравнодушен к настоящему и будущему», — говорил Кондратий Петрович.