«Рука Москвы» в письме турецкому султану

С детства каждому из нас знакома хрестоматийная репинская картина с изображением казаков, пишущих письмо турецкому султану. Правда, достоверность этого исторического сюжета до сих пор вызывает сомнения. И мало кто знает, что фактически происходило в то время, когда запорожцы то ли сочиняли, то ли не сочиняли свое легендарное послание. Главным событием тех лет для нашей страны (а точнее — для всей Европы) стал Бахчисарайский мирный договор.

Политика России на Украине знает немало ярких страниц, не попавших в учебники и при этом представляющих собой замечательные примеры государственной работы. Так, в XVII веке российская дипломатия остановила вооруженное противоборство, приносившее неисчислимые потери и бедствия всем его участникам.

Молодой царь Федор Алексеевич, можно сказать, унаследовал войну за Украину, начавшуюся еще при его отце Алексее Михайловиче. В этом грандиозном противостоянии основным предметом раздора стало Днепровское Правобережье, а также все казачьи области, оказавшиеся южнее и западнее его. Прежде всего Чигирин — сильная крепость, исторически связанная с возникновением самостоятельной гетманской власти. Малороссия в ту пору разделилась надвое. Часть казаков во главе с гетманом Иваном Самойловичем встали под знамена Московского государства. Другие — под руководством гетмана Петра Дорошенко — отдались под защиту турок и татар, ставшую чудовищно разорительной. Битая, обескровленная турками Речь Посполитая вышла из войны.

Борьба за Правобережную Украину легла на Московское государство тяжким бременем. Ситуация для русских войск развивалась относительно благоприятно, но чего это стоило... Историк А.П. Богданов пишет: «К воцарению Федора Алексеевича Россия пришла с повышенными налогами и постоянными экстренными поборами, с ограниченными мобилизационными ресурсами и распыленными на огромном фронте регулярными войсками». 

В 1676 году русскому полководцу Григорию Косагову открыл свои ворота Чигирин. Под контроль государевых воевод попала ключевая позиция всего Правобережья. Старый, упорный враг России Дорошенко сложил с себя гетманские полномочия и сдал собственный артиллерийский парк. Бывшего гетмана отправили в Москву.

Из Москвы в Чигирин двинулись 2400 стрельцов. Они составили ядро гарнизона. Вместе с ними отстаивать город должны были казаки Самойловича и российский солдатский полк, приученный к новой, европейской тактике. Во главе защитников города встали русский полковник Матвей Кровков, а также иноземец на русской службе генерал-майор Афанасий Трауэрнихт. Последний велел отремонтировать стены, усилить крепостные сооружения и привести в порядок неисправные пушки. В итоге неприятеля встретила современная мощная твердыня.

Турки, выйдя к Чигирину при поддержке войск Молдавии, Валахии, Крымского ханства, имели, по разным данным, от 65 до 82 тысяч бойцов при 36 орудиях. С ними шли молдавские полки и казачьи отряды, подчинявшиеся марионеточному псевдогетману, большому недоброжелателю России Юрию Хмельницкому.

Противодействие туркам велось в полном союзе и взаимопонимании между малороссийскими казаками и русскими стрельцами.

В 1677–1678 годах Чигирин выдержал две большие осады.

Возможно, будь несколько больше решительности со стороны наших воевод — и город удалось бы отстоять. Однако защищавший его гарнизон был до крайности измучен, среди бойцов росли панические настроения, а биться за развалины уже не имело смысла. Защитников Чигирина отозвали, город и остатки крепостных сооружений предали огню, пороховые погреба подняли на воздух взрывами. Фактически чигиринская позиция была не столько сдана, сколько уничтожена. Неприятель, боровшийся за нее с таким упорством, не мог ею воспользоваться, поскольку получил в свое распоряжение одно лишь пепелище. В дальнейшем русско-украинская и молдавско-турецко-татарская армии вели тяжелую позиционную борьбу, нанося друг другу весьма ощутимый урон. Измотанным до предела туркам не оставалось ничего иного, как только отступить. По дороге они совершили опустошительный набег на Канев и другие городки.

Итог: чигиринская кампания завершилась без славы, но и неприятель не приобрел ничего. Канев — и тот пришлось впоследствии вернуть.

А это неплохая основа для переговоров. И в дипломатической борьбе карта Чигирина сыграла немаловажную роль.

Летом 1678-го до Москвы добралось польское посольство. Поляки требовали отдать им Киев, Смоленск, несколько малых городков, выставляли иные обширные требования. Расчет прост: пока русские связаны великой войной с турками и татарами, угроза с западного фланга для первых гибельна. Но вот с юга доходят известия: Чигирин пал, однако туркам не достался; визирь Мустафа, возглавивший турецкую армию, уходит с войсками. У бояр Федора Алексеевича возникает шанс отвергнуть самые жесткие условия, а польский посол Чарторыйский лишается серьезного козыря в игре. Что теперь? Опасность польского вторжения крайне неприятна для Москвы. Но это уже не та Польша, которая дерзко вторгалась на русские земли в начале века при самозванцах, а уже разгромленная и ослабленная страна; велик ли страх перед нею?

Патриарх Иоаким вмешался, призывая уступить: страшно устраивать новое кровопролитие между христианами! Особенно в то время, когда басурманская угроза далеко не исчезла. Учитывая позицию Иоакима, а также, по словам историка К.А. Кочегарова, нежелание «обострять отношения с польско-литовским государством», Москва пошла на некоторые уступки. Скрепя сердце, бояре во главе с царем отдали малые городки: Себеж, Велиж, Невель, да приплатили 200 тысяч рублей серебром. Но Киев, возвращения которого так жаждали поляки, удалось отстоять. 

Перемирие с Речью Посполитой продлили до 1693 года. Впрочем, за семь лет до его окончания две величайшие державы Восточной Европы заключили между собой «вечный мир». 

Малороссия того времени, страшно разоренная, фактически руинированная, стала огромной дырой, куда безвозвратно утекали деньги и войска трех громадных государств: Турецкой империи, Речи Посполитой и России. Рыбку несомненных выгод в темной водице войны за Украину вылавливало одно лишь Крымское ханство, устраивавшее набеги для пополнения работорговых рынков. Поэтому для русского царя на повестку дня встал вопрос о скорейшем заключении мира.

В 1679 году начались русско-турецко-татарские переговоры. Царь проявлял к ним первостепенный интерес. Еще бы: огромная армия стояла под ружьем, выворачивая государственную казну наизнанку. По данным 1681 года, страна содержала 164 тысячи «ратных людей», не считая гетманских казаков; из них на юге, в Северском и Белгородском разрядах, концентрировалась самая мощная группировка — 58 тысяч бойцов. Там ждали нового вторжения турок. Татары пошаливали, то и дело врываясь на наши земли ради наживы. Между тем дела с Константинополем шли медленно. Там тоже не хотели нового раунда масштабных военных усилий. Чигиринская бойня столь же разорительно подействовала на султанскую казну, сколь и на царскую. Но с договором турки не торопились. Султан не меньше поляков жаждал заполучить Киев со всей Правобережной Украиной. А в России вообще какое-либо присутствие турок на Украине считали необоснованным. Усталая Малороссия во главе с Самойловичем также хотела мира, но не искала подчинения туркам. Тут позиции гетманского руководства и российского правительства совпадали.

Место для ведения переговорного процесса оказалось самым неудачным: Бахчисарай, резиденция крымского хана. Татары меньше всех были заинтересованы в мирном соглашении… Отсюда — острейшие территориальные споры. Опытному русскому дипломату Василию Тяпкину, который вел переговоры с осени 1680 года по февраль 1681-го, приходилось работать в крайне тяжелых условиях.

Итог долгих препирательств вышел сомнительным. Граница российских земель проводилась по Днепру, но за Россией оставалась и Киевщина с местечками Васильков, Стайки, Триполье. Запорожье не получило твердого статуса: запорожскую область султан с ханом официально не признали царским владением. Между Московским государством и турецко-татарской территорией образовывалась своего рода «буферная зона», где не запрещались ни татарские кочевья, ни казачьи промыслы. Турки не могли строить на Днепре крепости, однако громадная область оказывалась формально ничьей. Да и в целом при переносе русских условий, вроде бы уже обговоренных в Бахчисарае, на турецкие грамоты появилось много произвольного, неясного, сокращенного. Из Москвы для окончательного утверждения исковерканного договора в Константинополь отправился дьяк Прокопий Возницын. Ему не удалось внести в договор статьи о Запорожье.

Москва должна была принять принципиальное решение. Либо она согласится с этим шатким миром, никому из участников войны не дающим перевеса, либо продолжит боевые действия. А они могут затянуться на годы и даже десятилетия. Соседнее польско-литовское государство всегда проявляло на Украине тягу к радикальным методам: давить, нажимать, бросать новые и новые войска. Итог — плачевный. Оно лишилось там всех своих владений… России в этот трудный момент тоже есть что бросить в топку большой войны, но с каждым полком, ушедшим на юг, с каждой грудой серебра, истраченной на великое противостояние, все тяжелее живется русскому народу, тянущему на своем хребте крест военных потерь и расходов. А когда терпение народа лопается, на теле державы расцветают огненные цветы бунта. Так уже не раз случалось при Алексее Михайловиче. 

С одной стороны, прояви Москва больше твердости в переговорах, будь она готова к продолжению войны, возможно, турки уступили бы. Им эта борьба также не несла особых прибылей. С другой стороны, продолжение конфликта вело к новому разорению, новым людским потерям и — самое главное — к опасности новых бунтов.

Патриарх Иоаким и царь Федор Алексеевич всегда и неизменно стремились следовать идеалу православного человека во власти. Для них обоих противно было пролитие крови, а ее и без того уже пролилось немало. Христианский идеал подсказывает им (и это видно по источникам XVII века): «Пора заканчивать бойню! Пусть и малым будет прибыток от прежних боев и походов, но мир — великое благо перед лицом Бога».

Долго решали: как поступить? В конечном итоге грамоту, утвержденную султаном, в Москве все же приняли. Опустошенное, обезлюдевшее Запорожье представляло собой проблему, а не приобретение. Малороссийский люд спешно уходил со своих мест и переселялся на русские земли, под защиту царских полков. 

Это трудное решение, как показало время, оказалось правильным. Западные соседи еще долго не могли определиться: кто они в отношении России — союзники в борьбе против турецкой экспансии или давние непримиримые враги? Лишь через пять лет, в отчаянно тяжелой ситуации, поляки согласились: Киев теперь российский город, они больше на него не претендуют, они готовы честно драться бок о бок с русскими воинами против турок. Но не будь Бахчисарайского договора, никогда бы они не пошли на уступки. Русская казна резко сократила расходы на армию. Тысячи ратников отправились по домам. На протяжении нескольких лет огромная страна могла отдыхать, переводя дух после тягот военного времени. 

Итоги титанической борьбы оказались довольно скромными, но не провальными. Россия удержала «синицу в руках», когда и ее пытались вырвать. Монарх и правительство получили долгожданный шанс снизить внутреннюю напряженность, отказаться от экстраординарных поборов, от непрерывных мобилизационных усилий, а следовательно, начать постепенный вывод общества из состояния пороховой бочки. 

Бахчисарайский договор 1681 года подвел итог чудовищно кровопролитной войне. Для России он был скорее успехом. Его нельзя назвать блистательным, но он уж точно являлся жизненно необходимым. Россия выступила в тяжелой, но выигрышной роли миротворца. Именно ее усилиями и по ее инициативе одна из самых масштабных войн в истории Восточной Европы была прекращена. И это в исторической перспективе стало поводом для гордости за разумную и конструктивную позицию российской дипломатии.