Оружейник пролетариата

28.01.2017

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

130 лет назад, 11 февраля, родился Иван Шадр, создатель хрестоматийной скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата», один из неординарных творцов, причудливо смешавших модерн с академизмом. В наши дни он оказался практически забыт. Его причислили к идеологизированным авторам, при том что этот уроженец уральских земель стремился держаться подальше от высоких чинов и политических интриг.

Необычной фамилией он обязан собственному воображению. Появившись на свет в семье потомственного плотника Дмитрия Иванова, тягой ко всему сказочному, необычному будущий мастер сильно напоминал отца. Исконная русская фамилия показалась юному таланту мало подходящей для искусства: «Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну я и взял себе псевдоним «Шадр» — от названия родного города (Шадринск. — «Свой»), чтобы прославить его».

Детство Вани было полно лишений. Жили бедно. В 12 лет мальчика привезли в Екатеринбург и отдали в услужение купцам Панфиловым. Здесь он подружился с одним из владельцев Александром Яковлевичем, не чуждым искусства. Благодаря ему познакомился с репродукцией «Сикстинской Мадонны», произведшей на отрока огромное впечатление. В 1901 году Иван решился поступать в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу. И неожиданно был принят, хотя не имел соответствующей подготовки.

В 1907-м вместе с сокурсником и другом Петром Дербышевым они отправились в пешее путешествие по России. Конечной целью являлся Петербург, точнее, Академия художеств. Шли вдоль Камы и Волги, заглянули на Кавказ, исследовали Украину. В Киеве на вокзале потеряли друг друга. Волею случая вновь встретились в Москве, в Третьяковской галерее. Но Дербышев уже раздумал ехать в Северную столицу, Иван отбыл туда в одиночестве. Экзамены провалил: не хватило навыков рисунка. Не сдался и на Урал не вернулся. Остался в Петербурге, познакомился с шарманщиком, «ходил с обезьянкой на плече, полумертвой от холода и голода носительницей чужого счастья». Неизвестно, чем бы кончилось бродяжничество, если бы упрямцу снова не свезло: его пение под шарманку услышал режиссер Александринского театра Михаил Дарский. По рекомендации мэтра парня допустили до приемных экзаменов на Высших драматических курсах Санкт-Петербургского театрального училища. Шадр блестяще выдержал испытание и попал в класс премьера Александринки Владимира Давыдова.

Казалось, артистичному юноше можно было не беспокоиться о будущем. Однако он буквально разрывался между двумя стремлениями: «Я мечтал, чтобы у меня пропал голос. Или, если мне уж суждено стать актером, отсохла рука, и я не мог держать карандаша». 

Как ни странно, к выбору в пользу изобразительного искусства его подтолкнул именно Давыдов, сведший Ивана с Николаем Рерихом. Последний согласился принять молодого человека в школу Общества поощрения художеств без экзаменов. В итоге в 1908-м Шадр оставил драматические курсы.

Вскоре познакомился с Ильей Репиным. Перед этой встречей в Куоккале ожидал, что она будет напоминать разговор Пушкина с Державиным. Но классик живописи, отличавшийся сдержанностью, молча посмотрел рисунки и сухо сказал: «Через пятнадцать минут отправляется последний поезд в Петербург. Вам надо тотчас идти. Иначе вы опоздаете». 

Начинающий художник был ошарашен, однако, придя через несколько дней к Давыдову, устроившему это знакомство, узнал, что от Репина получено хвалебное письмо.

Большое влияние на юношу оказали путешествия за границу и приобщение к европейской скульптуре — от античности до современности. Ивану Дмитриевичу дважды удалось убедить Шадринскую городскую думу выделить средства на учебные поездки. Вначале он отправился в Париж, где, как впоследствии вспоминал, многому научился у Родена. Хотелось увидеть и классиков ваяния. В итоге Шадр перебрался в Италию. Те события позднее описывал со свойственным ему живым юмором: «В Рим я уехал из дома в холода, в отцовских валенках. Пишу оттуда письмо: «Тятя, какие в Риме дворцы, пальмы!» А он отвечает: «Пальмы-то пальмы, а ты пошто пимы-то мои увез?» Здесь ему пришел в голову образ, предвосхитивший другие грандиозные творения. Шадр спроектировал архитектурно-скульптурный ансамбль «Памятник мировому страданию» (Италия тогда воевала с Турцией; в воздухе носилось предчувствие Первой мировой). Центром замысла стала ступенчатая пирамида — гробница жертв войны. Увы, эти планы так и остались на бумаге.

В 1912-м он вернулся в Россию, и с тех пор его творческая судьба была неразрывно связана с Родиной. Во время Гражданской войны жил в Омске, в 1921-м вернулся в Москву. Через год от Гознака поступило предложение создать образы красноармейца, рабочего, сеятеля и крестьянина — новую эмблематику для советских ассигнаций, выпущенных в рамках реформы. Ивану Дмитриевичу удалось убедить представителей Гознака, что сначала надо вылепить круглые скульптуры, чтобы проще было выбрать нужный ракурс для гравюры. В дальнейшем портреты украсили не только банкноты и почтовые марки, но и облигации займов и даже коробки папирос «Смычка».

Карьера пошла в гору. Ему поручили сделать натурный посмертный портрет Ленина. Как писал сам Шадр, тогда, на официальном прощании в Колонном зале Дома союзов, он впервые увидел вождя мирового пролетариата. Вскоре скульптор создал и свою самую знаменитую работу — «Булыжник — оружие пролетариата». Копиями экспрессивной композиции много лет снабжались советские музеи, а теперь они практически исчезли из поля зрения публики. Полюбоваться на них можно в Парке Декабрьского восстания в Москве, а также в Музее современной истории России.

Далеко не все знают, что Шадр — автор «Девушки с веслом», установленной в 1935 году в Парке имени Горького. Обнаженная красавица простояла недолго: ее посчитали слишком вызывающей и передали в луганский Парк культуры и отдыха. Там она впоследствии исчезла. Для столицы Шадр изваял новый вариант, в послевоенное время также канувший в Лету. 

К художнику в его зрелые годы фортуна явно повернулась спиной: при всем обилии заказов многие вещи не были воплощены либо пропадали неведомо куда. Сохранились, правда, надгробия на могилы Надежды Аллилуевой, дрессировщика Владимира Дурова — на Новодевичьем кладбище. Кроме того, доступна для обозрения скульптура «Сезонник» в сквере недалеко от станции метро «Красные Ворота». Искусствоведы полагают, что этого задумчивого старика Иван Дмитриевич лепил со своего отца. Наконец, трудно забыть о знаменитом памятнике Горькому, ранее стоявшем у Белорусского вокзала, а теперь сосланном в парк искусств «Музеон». Монумент значительно отличается от скульптурного портрета писателя (1939), хранящегося в Третьяковской галерее. В последнем случае Шадр, вдохновлявшийся образом «Буревестника», создал произведение в духе модерна, отсылающее к творениям Родена или Конёнкова. 

К сожалению, установка привокзального памятника велась уже после смерти мастера: скульптуру поручили доработать Вере Мухиной, прекрасно относившейся к Ивану Дмитриевичу, но исповедовавшей другой, более рациональный подход. В итоге Горький получился не писателем-романтиком на стыке Серебряного века и новой советской литературы, а готовым классиком.

Художник ушел из жизни 3 апреля 1941 года. Одной из последних его работ стал «Портрет жены» (1940): красивая печальная головка с огромной слезой на щеке; Татьяна Владимировна, верная спутница, словно чувствовала не только скорый уход мужа, но и печальную участь его творений. Однако хочется верить, что история еще не все расставила по своим местам.

Оставить свой комментарий
Вы действительно хотите удалить комментарий? Ваш комментарий удален Ошибка, попробуйте позже
Закрыть