Мишки на промысле

Богородская резьба среди традиционных русских промыслов выделяется некой наивной чистотой-детскостью, парадоксальным слиянием изобретательности, озорства и благородной лаконичности, мудрости и доброты. Являет миру игрушку-наблюдение, игрушку-басню, игрушку-притчу. Единственная оставшаяся в стране школа художественной резьбы по дереву переживает непростые времена. Этому старинному ремеслу, как и многим другим подобным, грозят деградация и исчезновение. Остается надежда на государство, призванное беречь-сохранять самобытные основы национальной культуры, ее древнюю, некогда могучую корневую систему.

Игрушечное царство

От Сергиева Посада до Богородского — полчаса на автобусе. О том, что здесь некогда было отдельное село, напоминают лишь две улочки с деревянными домами. Теперь с ними соседствуют типовые многоэтажки, красивый Успенский храм, оригинальный обелиск воинам с ангелом на вершине, солидный отель с рестораном «Фабрикант», деревянные скульптуры в благоустроенных парках и совсем не деревенская иллюминация. И везде своеобразным рефреном — от кирпичных узоров на стенах до изображений герба городского поселения — повторяется композиция: мужик и медведь ударяют молотами по наковальне. Богородская игрушка «Кузнецы» давно стала веселым символом и брендом местного промысла.

Ремонт на фабрике художественной резьбы сделали совсем недавно. Сегодня это уже в большей степени музей, где экспонируются более полутора тысяч игрушек и четыреста скульптур — посмотреть есть на что. Одни забавны, другие познавательны, третьи претендуют на то, чтобы считаться художественными шедеврами. Экскурсантам показывают не только витрины, но и весь производственный цикл: комнату сушки липовых чурбаков, участок их раскола на заготовки, мастерскую резчиков, зал раскраски и лакировки.

Богородская игрушка по-своему уникальна. В ней отсутствуют очень мелкие детали, а в традиционных изделиях («белье» на профессиональном языке) нет краски. Они — как ожившие сказы вперемешку с народными бытописаниями: сапожник, тачающий сапоги, пряха с веретеном, лесорубы в лесу, гарцующие на конях гусары, барышни с галантными кавалерами, запряженные тройки в лихом разбеге. Или — объемные лубки: «Царь Додон и звездочка», «Как мыши кота хоронили», «Медведь на воеводстве».

Особая прелесть — в вещицах с остроумными, простыми и долговечными механизмами. Это мастеровые, кующие или пилящие что-то совместно с медведями, пляшущий мужичок с пружиной внутри, курочки, клюющие (при раскачивании баланса) зерна на кругу. А еще «разводы», игрушки на параллельных планках, соединенные шипами-осями; «дергуны», подвижные части которых скреплены нитками; «ронялки-вставалки» на тумбочке с кнопкой внизу.

На зависть Родену

Большинство историков полагают, что богородской деревянной игрушке порядка трех с половиной веков. По одной из легенд, в конце XV — начале XVI века молодая крестьянка забавы ради вырезала для детей простую куколку в виде спеленутого младенца и назвала «аукой». Проезжий купец, увидев ее, заказал несколько штук. Все купил, с наваром продал и приехал вновь. Так дело и пошло, постепенно усложняясь. Согласно другому преданию, первые забавные фигурки создавал еще преподобный Сергий Радонежский, с него, мол, все и началось.

Как бы то ни было, местная игрушка, а шире — богородская резьба, уже в XIX столетии славилась на всю Россию. Знали ее и за границей. Есть сведения о том, что знаменитый скульптор Роден восторженно отозвался о «Кузнецах», увидев их на Всемирной выставке в Париже.

Благодаря Московскому губернскому земству промысел получил широкую государственную поддержку. В 1891-м в Сергиевом Посаде создали учебно-показательную мастерскую, объединявшую своего рода художественно-конструкторские отделы, профтехникум, маркетинговый и торговый центры. А еще раньше в Белокаменной при поддержке Саввы Морозова открылся Торгово-промышленный музей кустарных изделий.

Вехой в развитии ремесла стала деятельность художника-искусствоведа Николая Бартрама, земского деятеля Владимира Боруцкого, скульптора и педагога Ивана Овешкова.

В 1913 году Андрей Чушкин и Федор Балаев организовали артель, покончив с зависимостью от сергиево-посадских скупщиков. А через год на ее базе открылась земская школа, где мальчики обучались на полном пансионе. В 1923-м, после хаоса революции и Гражданской, восстановленная артель получила название «Богородский резчик». Появились «игрушка-скульптура», новые, советские сюжеты, в том числе агитационного свойства. С другой стороны, получила развитие сказочная тематика. Художественный уровень при этом оставался высоким.

В 1960-м артель заменила фабрика, но существенные перемены в жизнь резчиков и всех жителей Богородского пришли несколько позже. В 1980-м на реке Кунье началось строительство гидроаккумулирующей станции, и село стало на глазах превращаться в городок. Из традиционных изб пришлось перебираться в каменные многоквартирники, где нет дровяных сараев и места для стружки. Узнав от приезжих гидроэнергетиков и строителей про их зарплаты и прочие материальные блага, многие молодые мастера распростились со своим скудно оплачиваемым ремеслом. Остались самые преданные, но и они ушли из профессии в девяностые-нулевые.

Искусство выживания

—  Существуем сейчас в основном за счет аренды помещений, — рассказывает исполнительный директор ЗАО «Богородская фабрика художественной резьбы по дереву» Ирина Воливецкая. — Сдаем площади  энергетикам и некоторым другим организациям. Другая половина доходов поступает благодаря экскурсиям. Турпоток, слава Богу, не иссякает. Давно построенная, но хорошо отремонтированная гостиница с рестораном тоже дает небольшой прибыток. Селятся в нее в основном командированные инженеры и гидротехники. Ну и какие-то средства приносит продажа сувениров через ассортиментный кабинет (лавка при музее. — «Свой»). Хотя небольшие, ведь изделия фабрики можно купить через интернет-магазин. В сувенирных центрах столицы их продают с такой накруткой, что стоят они там как украшения, а нынешние богачи в массе своей предпочитают совсем другие сувениры. У простых же людей покупательная способность крайне низка. С другой стороны, мы не можем снижать цены, поскольку и так торгуем на грани рентабельности. Мастер получает 35 процентов от продажной стоимости, еще 30 процентов уходит на налоги. Остальное — за вычетом «коммуналки», трат на закупку липы, красок, других расходников — остается фабрике...

Всего здесь трудятся, включая экскурсоводов и дирекцию, 38 человек. В 1980-е было на порядок больше — одних резчиков более двухсот. После ремонта фабрика выглядит образцово ухоженной. Действует она в основном для музейного шоу, это самая доступная форма автономного выживания в нынешних условиях.

Число резчиков, работающих непосредственно на предприятии, не фиксированное: вчера — трое, сегодня — пятеро. При этом общаться с туристами, выступая этаким одушевленным элементом экспозиции, готов далеко не каждый. Кто-то предпочитает резать на втором этаже, подальше от досужих глаз. Надомников  гораздо больше, причем на фабрику сдает свою продукцию меньшинство. Как правило, покупателей находят самостоятельно или продают через оптовиков. Некоторые, пока была волна заказов, занимались по всей стране резьбой церковных иконостасов, но сейчас с этим туго. Опытные умельцы возвращаются иногда на старое место, хотя прежних условий ритмично работающего и развивающегося промысла давно нет. Домашние этюды — когда ты сам себе худсовет, нет ни критики, ни профессиональной среды общения — ведут сперва к коммерческому упрощению, а потом и к угасанию вековых традиций.

Бывший техникум резьбы (художественно-промышленный колледж) уже более семи лет — филиал Санкт-Петербургской высшей школы народных искусств. Студентов мало, да и те, став дипломированными выпускниками, устраиваться на фабрику не спешат. Обучаются в основном приезжие, а жильем фабрика обеспечить не может. Да и ремеслу художественного резания учат весьма условно.

По щучкину велению

Привычный к глазеющим туристам резчик-скульптор Андрей Чернов доделывает в фабричной мастерской очередную фигурку «Деда Мороза на олене», эту свою авторскую работу воспроизводит уже лет десять — есть спрос.

— В здешний техникум пришел в 1988-м, еще перед армией, — делится он воспоминаниями. — Увидел как-то по ТВ документальный фильм про богородскую фабрику и загорелся. Сейчас мне сорок восемь, а с моего курса в ремесле остались всего пара человек... Чем богородская резьба отличается от любой другой? — продолжает Чернов. — Она требует специальной техники, делается «махом», без «копания» стамесками и ножиками в углублениях. Особый нож со скосом, «щучка», с заточкой, как у бритвы, срезает дерево ровно, без зазубрин. Наждачку вообще не используем — фаски снимаем тем же инструментом... Не сказать, что заниматься этим невыгодно, хотя резные фигурки нужны не всем, это не хлеб, который покупают ежедневно... Традиционная игрушка — дело коллективное. Стоит она относительно дешево, производить ее по полному циклу резчикам-индивидуалам невыгодно, — говорит мастер и грустно добавляет: — У нас трудятся две бабушки, которые пока еще умеют и хотят собирать эти вещицы. Но кто потом такую работу будет делать?

Михаил Дворников — человек в здешнем промысле известный, бывший главный художник фабрики, парторг, лауреат премии Ленинского комсомола, член Союза художников с 26 лет. В Богородское приехал когда-то из Егорьевского района. Ни о какой «урбанистике» здесь еще не было речи. Выйдя из автобуса и не найдя дороги, молодой человек рискнул в ноябре перейти речку вброд. Не рассчитал, плыть пришлось — так хотелось богородскую резьбу освоить. Выучился, стал большим мастером, разработал множество оригинальных, утвержденных фабричным худсоветом сюжетов. Сейчас ему — уже шестьдесят шесть.

С улыбкой вспоминает о том, как он, отслуживший в РВСН, в конце 1970-х предложил в качестве своей первой композиции подвижную игрушку с необычным сюжетом: медведь нажимает на кнопку пульта, и из подставки поднимается ракета на боевое дежурство:

— Идею зарубили, сказали: да ты что, мы за мир боремся, а ты милитаризм разводишь. А премию дали за мишек, работающих на БАМе, а также за игрушки с тематикой Олимпиады-80.

С женой Марией познакомился здесь же, на фабрике. Она тоже мастер художественной резьбы. Трое взрослых детей — Елена, Роман и Виктория — умеют и резать, и художественно расписывать игрушки.

Беседуем в большом двухэтажном доме, который Михаил Яковлевич построил вдвоем с сыном. Земля под здание была куплена после продажи всего лишь одной из резных «Троек». На них Дворников большой спец, сработал таких штук сто, а многие из них — теперь в дальних, южных странах. Да и сам он с богородскими изделиями объехал выставки доброй половины мира. Показывает чудесную коллекционную вещь на «разводе»: древнерусская и ордынская конница, а впереди — Пересвет и Челубей с копьями наперевес. Сдвигаешь подставку, и два витязя сшибаются в смертельном поединке.

— Делал к очередному юбилею Куликовской битвы, — объясняет Дворников, — но не успел пристроить, а теперь вроде как никому и не нужно...

Дома у него почти нет собственных работ, все разошлось по коллекционерам.

— Были фотоальбомы, каталоги, да увез их один московский профессор. Так и не вернул...

В начале 1990-х Дворникову пришлось уйти с официальной должности: зарплаты стали маленькими, а хлопоты — огромными. Хотелось творить, но тяжелая жизнь заставила резать на продажу то, что производилось быстрее и расхватывалось столичными перекупщиками охотнее. Главной коммерческой фигурой надолго стал Дед Мороз, которого ныне стругают практически все богородские умельцы. Дети, потом внуки, дом — все это требовало постоянных «инвестиций».

— Скоро я все-таки с этими дедами морозами закончу, — убежден Михаил Яковлевич. — Не для этого на свет божий родился и сюда приехал....

Их, старых мастеров, в Богородском и Сергиевом Посаде осталось еще порядка сотни. Средний возраст — 50. Еще десятилетие-полтора, и промысел может окончательно зачахнуть, исчезнуть — связь времен прервется.

Хотя, как знать, может, и поймем наконец, что народное искусство с его многовековыми, уникальными технологиями — ценнейшая часть национальной культуры, надежный мостик между будущим России и ее великим прошлым. Да и просто выгодное дело, если подойти к нему с любовью и по-хозяйски.

Фото на анонсе: Владимир Золин