Трудные споры искусницы Мстёры

22.06.2015

Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

Поселок Мстёра внешне мало чем отличается от соседей по Владимирской области. Деревянные дома с кое-где сохранившимися наличниками. Колокольня на центральной улице. Чуть больше четырех тысяч жителей. Но именно этому месту некогда суждено было обрести мировую известность, и виной тому — мстерская лаковая миниатюра.

Зародилась она на основе иконописи. Как в Палехе и Холуе. «Лакировкой» мстеряне занялись как раз вслед за ними, коллегами из Ивановской области. И настолько в этом преуспели, что завоевали золотую медаль на Всемирной выставке в Париже. Дело было в 1937 году, и с тех пор Мстёра, как теперь говорят, стала мировым брендом.

Поселение на речке Мстёрке именовали так не всегда. Изначально тут находился Богоявленский погост, названный в честь монастырской церкви Богоявления Господня. Жившие рядом крестьяне пытались было заниматься хлебопашеством, самоотверженно боролись с низкой плодородностью земли. Видимо, борьба закончилась не в их пользу, потому как многие мужики стали заниматься ремеслами, а некоторые ушли в торговлю. Знаменитые офени, скажут вам в этих местах, происходили из Мстёры и ее окрестностей.

Что до ремесел, то своим происхождением они обязаны опять же монастырю. В начале XVIII века развилось иконописное дело. Хотя, согласно одной из версий, возникло оно вовсе не благодаря обители — мстеряне попросту заимствовали «идею» у жителей Холуя. Что-что, а перенимать они умели, и последующие события это наглядно подтвердили. В XIX столетии Мстёра, наряду с Палехом и Холуем, была основным поставщиком икон в России. 

Мастерские держали старообрядцы. Да и основные заказчики относили себя к приверженцам древлеправославия. Архангельские староверы требовали письмо под новгородскую школу, сибирские — под московскую. Московские, наоборот, — под строгановскую с ее склонностью к миниатюре. Следуя запросам конъюнктуры, местные богомазы наловчились подражать самым разным школам. Особо преуспели в строгановском, так называемом мелочном письме. Позже, при переходе на лаковый промысел, им не пришлось ничего придумывать — они применили свое мастерство, рисуя на иной поверхности.

Хороши были мстеряне и в другом, когда-то весьма специфичном направлении иконописи. Именно здесь возник феномен «старинщиков», искусно подделывающих древние образы. Некоторые достигли такого мастерства, что распознать фальшивки не могут и современные исследователи. Например, десять лет назад на конференции экспертов в Третьяковской галерее выступили два докладчика: первый утверждал, что одна из икон из собрания ГТГ — мстерская подделка, второй же был уверен в ее подлинности...

Дело «старинщиков» во Мстёре процветало. Причиной тому был немалый спрос среди покупателей-старообрядцев, признававших только дораскольное письмо. К чести художников, они не только подделывали, но и восстанавливали древние произведения. Благодаря этой культуре некоторые иконописцы, после революции оставшиеся не у дел, занялись реставрацией икон.

Остальные, чтобы вжиться в новый мир, решили основать Артель древнерусской народной живописи. Стали расписывать солонки, тарелки и прочую нехитрую утварь. Постепенно сконцентрировались на дешевых настенных «ковриках» — копиях знаменитых картин. Те расходились на ура, особой любовью населения пользовалось «Утро в сосновом лесу»... В общем, жизнь потихоньку налаживалась. К «ковровому» делу приобщили и холуян, которые никак не могли определиться с профессиональной ориентацией.

Так и работали жители Мстёры, пока на выставке в Москве не встретили произведения бывших коллег — палешан. Последние перешли на лаковую миниатюру, перенеся туда все свое иконописное мастерство. Это вам не «коврики» расписывать! Увиденное так повлияло на мстерских художников, что они решили попробовать свои силы на папье-маше.

Первые шкатулки, 1920-х годов, создавались под сильным влиянием новгородской школы: те же статичные фигуры, тяжеловесные горки, ярусная композиция. Последовательность приемов живописи тоже во многом совпадала с иконописью, да и краски использовались аналогичные. В общем, вспомнили славное прошлое. Главными же наставниками считали древнерусских мастеров. Однажды столичный искусствовед Анатолий Бакушинский, покровитель народных промыслов, с восхищением отозвался о шкатулках мстерского миниатюриста Николая Клыкова, сравнив с Брейгелем Бархатным. Старичок обиделся: «Какой такой Брейгель... У нас один великий художник — Андрей Рублев, мы все у него учились».

В июне 1931 года во Мстёре была создана артель «Пролетарское искусство». Приобщились «пролетарии» в основном к лаковому делу, в котором уже не уступали старшему брату — Палеху. Правда, после войны наметился кризис: спроса не было. Мстеряне ездили в Президиум Верховного Совета, просили разрешения копировать картины русских и советских художников — по примеру федоскинцев, у которых дела шли в гору. Добро было получено, и мстерские умельцы от иконописной условности с головой ушли в реализм. «Выхолостили миниатюру, получилась «картинка», — вспоминает Лев Фомичев, народный художник России. В 1960-е одумались и стали возвращаться к традиции. После этого и настигла Мстёру мировая слава.


Изделия шли на экспорт, а в самом СССР их разве что в «Березке» можно было купить. Организованная на базе артели фабрика «Пролетарское искусство» выдавала шкатулки на-гора и не знала печали. Во времена перестройки для предприятия возвели новое здание — огромное, четырехэтажное, рассчитанное на тысячу художников. Поначалу вообще планировали девять этажей, но против этого выступили сами миниатюристы: такая махина, вроде бы призванная создавать прекрасное, изуродовала бы вид поселка. В итоге строение «разложили» вширь. Однако вскоре такое пространство фабрике стало не нужно. Сейчас новое здание и вовсе не используется. Центр традиционной мстерской миниатюры, наследник «Пролетарского искусства», отапливать эту площадь не в состоянии.

Сегодня здесь работают не тысяча художников, как первоначально планировалось, и не триста, как то было в советское время, а... сорок. Да и те в основном предпенсионного возраста. «Как-то позвонили из Ассоциации народных художественных промыслов, — вспоминает руководитель Центра миниатюры Ирина Брюханова, — во Владимире проводили конкурс «Молодые дарования». Просили поучаствовать. А я им говорю: «Моему самому молодому дарованию уже под 50».

Молодежь сюда идти не спешит, а если и идет, то не на фабрику, а к «частникам» — те платят больше. «Не вкладываются в искусство, используют наши образцы. А знаете, сколько художнику нужно времени, чтобы заново создать нечто подобное? — говорит Брюханова. — И технологический процесс у них упрощенный, а у нас дорогостоящий, с соблюдением всех традиций. Только мы производим папье-маше, остальные делают шкатулки из оргалита. И лаки вредные применяют. Я считаю, что это контрафакт. Наводнили им магазины — продукция дешевле нашей. Мы еще и налоги платим. Вот и получается, что зарплаты у нас намного ниже». 

На предприятии осталось по преимуществу старшее поколение — заботятся о пенсии. Выпускников местного художественного училища здесь не видят. «Чтобы завлечь молодых, их надо стимулировать деньгами, — говорит директор училища Полина Гусева. — У нас студенты-отличники стипендию получают одиннадцать тысяч. Конечно, после этого они не пойдут работать за пять. Сейчас в училище создаются художественно-творческие мастерские, где выпускники, будем надеяться, смогут работать и получать нормальную зарплату. Это, в принципе, возможно — если выделят государственные гранты, если в двух столицах создадут салоны, где станут продавать работы высокого уровня, а не сувенирную продукцию. Но ждать, пока нам что-то дадут, нельзя. Надо самим костьми ложиться, всего добиваться».

Костьми тут уже ложились — в результате в училище и общежитии сделали ремонт. Добились и того, чтобы во Мстёре можно было получить не только среднее, но и высшее образование. Раньше за ним ехали в Петербург, в головной вуз — Высшую школу народных искусств. И оставались там — не в школе, а в Питере. «Если детей отправлять туда учиться, обратно уже никак не выманишь. Узнают вкус города и не хотят возвращаться», — констатирует Гусева.

Вот уже два года молодые мстеряне доучиваются в поселке, а работать идут не на «Пролетарскую», как до сих пор называют Центр лаковой миниатюры, а к «частникам» — если выпускники вообще остаются в промысле. Чаще всего отправляются в мастерскую «Русское искусство Мстёры». Ее директор Сергей Сухов с определением «контрафактная продукция» по отношению к своим изделиям категорически не согласен. «Роспись мстерская? Да. Художники мстерские? Конечно. Традиционная роспись? Традиционная. Так почему же у нас «подделки»? — спрашивает Сухов. — А насчет папье-маше... Мы работаем по желанию заказчика. Если он говорит: ему бы изделия подешевле, честно предупреждаем, — значит, будет оргалит или другой материал. Когда просят традиционное папье-маше, расписываем шкатулки именно из этого материала, покупаем его в Холуе».

«Что до высокого искусства, — продолжает Сухов, — то никакому предприятию не выжить, если заниматься им одним. Для этого есть мстерский филиал Союза художников. Но ведь должно существовать и ремесло?»

Оставить свой комментарий
Вы действительно хотите удалить комментарий? Ваш комментарий удален Ошибка, попробуйте позже
Закрыть