Миссия любви

В беседе с писателем Захаром Прилепиным на одном из православных телеканалов мы затронули тему империи. Не империи вообще, а именно русской — той, которой присущи традиционные национальные черты. Вспомнили, как водится, императора Александра III с его хрестоматийной фразой: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать», Достоевского с размышлениями о русской душе, «всечеловечной и воссоединяющей», призванной «изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову Евангельскому закону».

Империя в нашем понимании — это не только и не столько гигантские территории, населяемые множеством разных народов, сколько особая миссия. Как раз о ней писал Федор Михайлович, на нее остроумно и в то же время философски намекал Александр Александрович, просивший суетных европейцев не докучать ему во время рыбалки...

Пока мы с Захаром говорили, вспомнился некогда поразивший меня случай — крохотный вроде бы эпизод Великой Отечественной. Однажды лютой зимой пришел на побывку — по ранению, дней, может быть, на десять — в родную деревню на Вологодчине солдат: поезд, грузовик-попутка, сани-розвальни, семь километров по сугробам пешком. Глухая ночь, мороз за тридцать. Вся деревня спит, в том числе жена Настя и двое ребятишек. Солдат наконец добирается до своего дома, стучит в окно. Настёна просыпается, подходит к окошку, дышит на стекло, покуда на нем не образуется оттаявший «пятачок», и заспанно глядит на улицу. А там — Толик! Она думает, что это ей всего лишь снится. И бредет обратно в постель — досмотреть чудесный, счастливый сон. А солдат стоит до утра на жгучем морозе, не смея еще хотя бы раз ее, ненаглядную, потревожить!..

Когда я рассказываю эту историю о любви нашим соотечественникам, где бы мы ни встречались — в Сибири, на Дальнем Востоке, в Краснодарском крае или в Москве, — кто-то начинает тихо покашливать — першит в горле, у кого-то замечаю увлажнившиеся глаза. 

Абсолютно другая реакция на этот рассказ будет у жителей Запада. Те сочтут, что русский Толик повел себя крайне нерационально, даже глупо. Вместо того, чтобы разбудить домашних и провести драгоценные часы в тепле и уюте, зачем-то околевал от стужи...

Европа давно разменяла свое «право первородства», а попросту говоря, предала и Христа, и свою традиционную культуру. За что жесточайшим образом расплачивается сегодня, не только вызывая у нас понятное сострадание, но и давая крайне поучительный урок.

Наш народ, как мне кажется, отчасти растерял, но не утратил безнадежно тех качеств, которые описаны и Достоевским, и Шолоховым, и многими-многими другими русскими писателями, мыслителями. Он все еще способен «изречь окончательное слово великой, общей гармонии», великой любви. А если так, то империи — огромной духовно и душевно соединенной общности — быть.