Ценз для воеводы

От рождения своего Московская держава была принуждена воевать неустанно. Границы ее то и дело пылали, да и сама жизнь не раз висела на волоске. Мирное десятилетие когда-то воспринималось русским обществом как утопия: такого быть не может, потому что не может быть никогда. Наши предки неустанно дрались насмерть с кочевыми народами, поляками, литовцами, немцами, шведами, турками... Держава устояла. Но чего это ей стоило!

В XVI веке Московское государство должно было каждый год собирать и в полной боевой готовности отправлять «в поле» одну, две, а то и три армии. Если ни на одной из русских границ не велось боевых действий, год можно было называть счастливым, но войска все равно приходилось выводить — во избежание скверных неожиданностей. 

Соответственно очень многое зависело от того, кому доверяли командование действующей армией.

При первых монархах Московского государства сложился порядок, согласно которому высшие посты в военной иерархии (первые воеводы действующих полевых соединений, отдельных полков, а также первые воеводы в крупнейших крепостях) занимали выходцы из нескольких десятков высших аристократических родов. Среди них были представители княжеской знати и старинного московского боярства. Рядовых дворян — ни провинциальных, ни московских к подобным постам не допускали. 

При Иване Грозном небольшому количеству дворян, отличавшихся полководческим талантом, доверили командование полками и кое-какими крепостями. Таковы Михаил Безнин-Нащокин, Игнатий Блудов, Константин Поливанов. Однако в царствование сына, Федора Ивановича, дворян опять отстранили от власти — как военной, так и административной. Только знать! Только сливки боярско-княжеских семейств! А Василий IV сознательно восстановил абсолютное господство в воеводском корпусе той группы аристократии, к которой принадлежал он сам — наиболее знатных князей из числа Рюриковичей и Гедиминовичей. 

Этот принцип — незнатный человек не может командовать войском — свято соблюдался до второй половины XVII века.

Чистокровная русскость от аристократа не требовалась. Принципа этнической чистоты не существовало. Так, при Иване Грозном на высокие воеводские посты ставились  представители «выезжей» знати. Например, «воеводичи» молдавские. Но чаще — выходцы из татарской, ногайской, северокавказской знати (князья Черкасские, Шейдяковы, Тюменские и т.п.). На Марии Черкасской сам царь был женат вторым браком. 

Подобным военачальникам, не имевшим порой ни капли русской крови, давали полки и даже целые армии. Подчиняться им не считалось зазорным, ибо знатность их рода не вызывала сомнений ни у кого.

Вот только при всем при этом от каждого, кто хотел продвигаться в верхний эшелон русской военно-политической элиты, требовали креститься в православие. 

Те же Черкасские (северокавказский род) перешли в православие, а с течением времени совершенно обрусели. Они вообще занимали в России исключительно высокое место. Более полустолетия — со времен опричнины до падения Годуновых — постоянно получали посты на самом пике воинской иерархии. При Василии Шуйском их значение снижается: как уже говорилось, Черкасские были сильны тем, что являлись родней второй жены Ивана IV. Но Шуйские принадлежат к Суздальско-Нижегородскому дому Рюриковичей, а не к Московскому, для них это родство не столь уж значимо. Впрочем, и при Василии Шуйском князей Черкасских не изгнали из военной элиты. Лишь понизили их статус: им теперь доверяли командовать не армиями, а отдельными полками.  Черкасские даже всерьез претендовали на русский трон во время Земского собора 1613 года, и это никого не удивляло. Давно свои, никаких вопросов...

Таков был фундамент всего государственного строя России от времен Ивана III Великого до эпохи Алексея Михайловича. Верность православию всегда, неизменно ставилась выше, нежели принадлежность к тому или иному народу.

А как же с теми выезжими аристократами, которые не желали перекрещиваться? Их ожидала куда менее завидная судьба.

Татарские «цари» и «царевичи», иными словами, чингизиды на службе у русских государей, возглавляли небольшие контингенты своих единоверцев — служилых татар. Кроме того, их время от времени номинально ставили командующими в действующей армии, но реальной власти не давали. Фактически «командующие»-чингизиды служили своего рода «украшением» русского войска. На Востоке, да и в Восточной Европе, династия Чингисхана пользовалась высоким авторитетом. Эту кровь считали «высокой», «царской». Россия не стала исключением. Чингисов род почитали и у нас. Один из служилых «царей»-чингизидов, Симеон Бекбулатович, даже всерьез рассматривался как претендент на русский престол, когда род Московских Рюриковичей пресекся.

Русское командование использовало «карманных» чингизидов в качестве своего рода «выставки достижений народного хозяйства». Участие подобной персоны в каком-нибудь походе призвано было нагнать страха на соседей и лишний раз показать могущество русского государя: раз уж ему сами чингизиды служат, то он могуч.

Но при всем при том некрещеных представителей выезжей знати, будь она хоть сто раз Чингисова рода, не допускали на заседания Боярской думы. Да и руководили русскими армиями не номинальные командующие, а вполне реальные царские воеводы, формально числившиеся в том же войске «честию ниже» чингизидов. 

Можно сказать со всей определенностью: нерусским московское правительство могло довериться, неправославным — никогда! Тот же Симеон Бекбулатович получил полное признание Ивана IV, только крестившись (в уже изрядном возрасте). Эта политика проводилась с крайней жесткостью. Отступления не допускались.

Когда сей принцип начал ломаться? Довольно поздно. А именно в тот момент, когда московское правительство решило сделать ставку на формирование «полков нового строя». Иными словами, армии европейского образца.

И прежде Москве служили офицеры-наемники: шотландцы, голландцы, французы. Любили у нас нанимать на службу итальянских военных инженеров, немецких лекарей, датских мореплавателей... Представление о том, что до Петра I Россия отгораживалась от Европы, неверно. У нас с честью принимали западных специалистов, торговали с половиной европейских стран, наладили постоянное дипломатическое общение с англичанами, немцами, датчанами и т.п. Не существовало в ту пору никакого «железного занавеса». Но как в XVI, так и в первой половине XVII века присутствие иноземцев в русской армии было ничтожным. Десятки, в лучшем случае — сотни бойцов. Ничего значительного.

А вот в середине XVII столетия положение стало меняться. Царь Михаил Федорович начал, а его сын, царь Алексей Михайлович, поставил на массовую основу устроение пехоты и конницы, вооруженных по-европейски, использующих европейскую тактику и проходящих европейское обучение. Тогда, именно тогда России понадобились в изрядном количестве западные офицеры высокого ранга. Притом не на временную службу, а навсегда. Чтобы могли учить русские «полки нового строя», руководить ими в бою, передавать опыт русским военачальникам. 

Так появились в русской армии полковники и генералы, взятые на службу из Западной Европы. Им позволялось сохранить их веру. Притом католиков старались не брать, чаще имели дело с представителями разных деноминаций протестантизма. Любопытно: задолго до Петра I в Немецкой слободе, на окраине Москвы, появились три протестантские церкви, но католический храм позволил возвести только Петр Алексеевич, да и то далеко не сразу. Католиков недолюбливали, поскольку опасались, что те станут помогать старому злому врагу России — Польше. И на то имелись серьезные основания... 

Но при всех конфессиональных «льготах» неправославный военачальник еще не мог входить в состав армейской элиты России. Во всяком случае ни при Алексее Михайловиче, ни при Федоре Алексеевиче, ни при царевне Софье ему не доверили бы командовать армией. 

Этот запрет уничтожил лишь Петр I.

А вот оправданно ли... Большой вопрос.