Лед и пламень Ивана Папанина

Символом первопроходчества, воли и мужества советского человека Иван Папанин признан наряду с Валерием Чкаловым и Юрием Гагариным. Начальник первой в мире дрейфующей станции, вместе с тремя другими смельчаками он проплыл на льдине девять месяцев по грозным арктическим водам. Возглавив позже Главсевморпуть, стал одним из создателей нашего ледокольного и научного флота, знатным орденоносцем, контр-адмиралом и доктором наук. А еще — топонимом на карте, типом судна, литературным прототипом и даже новым женским именем! Была у него и другая известность — темная слава крымской молодости...

15 марта 1938 года Ленинград встречал триумфаторов-папанинцев, эвакуированных с льдины. Океанолог Петр Ширшов, геофизик Евгений Федоров, радист Эрнст Кренкель вместе с их руководителем купались в море флагов, цветов, приветственных здравиц и восторженных глаз. А 17 марта автомобили, похожие на клумбы, въезжали в Кремль, где у широко накрытых столов новых героев ждала высшая награда: крепкие объятия вождя. В ответ командир экспедиции подарил «командиру страны» пса Веселого, бывшего пятым членом их ледовой команды. Каждый участник легендарного дрейфа стал Героем Советского Союза, был награжден орденом Ленина. На музыку братьев Покрасс и Исаака Дунаевского коллектив авторов написал песню в их честь: «То не призраки чернеют на снегу, / То четверка храбрецов живет на льду. / Им ни сжатья не страшны и ни пурга — / Воспитала их Советская страна!». Фильм о рискованной экспедиции, снятый Марком Трояновским на студии ЦСДФ, побил в кинотеатрах страны рекорды посещаемости, а валютной выручкой покрыл затраты на экспедицию.

Дети во дворах теперь играли в папанинцев, а ономастика пополнилась новым причудливым именем — аббревиатурой Лапанальда (лагерь папанинцев на льдине).

Славить участников станции «Северный полюс» было за что. Помимо личного мужества и стойкости (все могло закончиться трагически в любой момент), они преподнесли миру научные сведения исключительной важности. Ежедневно в течение всего плавания измеряли глубину и скорость дрейфа, брали пробы донного грунта (для этого приходилось часами крутить на ветру и морозе ручную лебедку), определяли координаты, вели магнитные и гравитационные измерения, исследовали атмосферное электричество. На льдине работала самая северная в мире метеостанция. Исписанными оказались 52 килограмма тетрадей!

Впервые была измерена глубина океана в районе полюса. Оказалось, что она больше четырех километров, и это стало неожиданностью для ученых. Также не было известно, что теплый Гольфстрим добивает до самой северной точки, а воды Ледовитого океана полны разнообразной жизни. 

«На ощупь» выяснили, что под проплывавшей льдиной вздымаются подводные хребты. Воочию зафиксировали, что льды кружатся вокруг полюса по замкнутому кольцу. Выявили закономерности циркуляции атмосферы над макушкой планеты и величину магнитного склонения, которые с ходу стали учитывать моряки и летчики. По совокупности результатов Папанину и Кренкелю присвоили степени докторов географических наук, а Федоров вскоре возглавил Гидрометслужбу и был избран членкором АН СССР.

Предпринять подобную экспедицию правительство страны решилось, опираясь на драматический и поучительный опыт команды «Челюскина». В феврале 1934-го тот был раздавлен торосами, и подопечные Отто Шмидта вынужденно эвакуировались на лед, проведя два месяца в борьбе за жизнь и научных изысканиях. Таким образом, идеи Фритьофа Нансена, дрейфовавшего в конце XIX века на специальном яйцеобразном судне «Фрам», вмороженном в лед, было решено воплотить в гораздо более опасном, но и эффективном варианте — создать станцию прямо на льдине, оборудовав там предварительно лагерь. 

Лучшей кандидатуры, чем Иван Папанин, решительный, ответственный, уже руководивший до этого двумя полярными станциями — в Бухте Тихая на Земле Франца-Иосифа и на мысе Челюскин, было не найти. Экспедицию готовили очень тщательно: сверхтеплые спальники, палатка с двумя слоями гагачьего пуха и надувным полом, мощная рация, пищевые концентраты, созданные в Институте инженеров общественного питания, которые достаточно было растворить в кипятке до готовности...

Следовало долететь до полюса и посадить самолет на ледяную глыбу. Впервые в мире 21 мая 1937 года это осуществил легендарный летчик Михаил Водопьянов. Льдину выбрали удачную — треугольной формы 4х2х2 км, трехметровой толщины. Четыре крылатых транспортника завезли полтонны оборудования и отряд подготовки во главе с Отто Шмидтом. Вскоре вырос маленький «городок» зимовщиков: палатки с радиостанцией, прод- и вещскладами, кухней и столовой, мастерскими. Заметим, что когда папанинцев эвакуировали, под ногами у них была ледышка размером с волейбольную площадку, а большая часть их «инфраструктуры» откололась и плыла отдельно на ледовых фрагментах, иногда издевательски приближаясь к полярникам.

Но это — к концу их одиссеи. А сначала зимовщикам и Большой земле все казалось не таким уж и опасным. Дрейф шел неспешно, со средней скоростью шесть километров в сутки, быт и труды были тяжелы, но налажены, льдина крошилась и вновь нарастала, в сети ловились рачки, собака отгоняла медведей и веселила. Папанин в радиограммах сожалел, что не остается времени, чтобы заняться с «экипажем» изучением истории партии. Всю полярную четверку избрали депутатами Верховного Совета СССР. Были и забавные моменты: в отсутствие спирта, необходимого для научного сохранения выловленной морской живности, пришлось из подручных средств соорудить самогонный аппарат и перегонять в нем марочный коньяк. 

Главные испытания начались, когда наступила полярная ночь, а «ледовое судно» понесло на юго-запад со скоростью 20 километров в сутки. В Гренландском море в январе 38-го их встретили пронзительный ветер, пурга, мороз, доходивший до 47 градусов. Каждый шторм мог оказаться последним. Иван Дмитриевич писал в своем дневнике: «Эрнст сказал, что слышен сильный грохот: началось сжатие льдов. Я вышел из палатки: кругом вой, стон, треск... Толчки льдины настолько увеличились, что осыпается снег с боков палатки. Такое впечатление, будто мы живем в каком-то мешке, который чья-то сильная и невидимая рука основательно встряхивает. Спим по очереди: надо быть все время начеку!» Позже он опишет все это в книге «Жизнь на льдине».

В феврале положение стало аховым. «Судно» расползалось на глазах, передвигаться по нему приходилось уже частично на байдарках. Трещина прошла и под жилой палаткой. В Москве было принято решение срочно эвакуировать папанинцев. На спасение вышли ледокольные пароходы, подлодки, вылетел дирижабль. С огромными трудностями, после нескольких драматических неудач, 19 февраля 1938-го участников экспедиции сняли с осколка льдины ледоколы «Мурман» и «Таймыр». За 274 дня члены «СП-1» преодолели в ледовом дрейфе более 2500 км. Академик Сергей Вавилов писал: «В истории исследования земного шара научный подвиг папанинцев должен быть поставлен наряду с путешествием Колумба». А легендарный американский летчик и полярный исследователь Ричард Бэрд сформулировал: «В анналах человеческого героизма это достижение навсегда останется как одно из величайших для всех времен и народов». 

У Папанина было много и других заслуг перед Отечеством. В 1939 году его назначили начальником Главсевморпути. На этом посту Иван Дмитриевич сделал немало для создания мощного ледокольного флота СССР и развития арктического мореплавания. В 1940-м руководил операцией по спасению из ледового плена парохода «Георгий Седов». За отличную организацию и личный героизм вновь получил Героя. 

Во время войны координировал прохождение караванов союзников и переправку грузов ленд-лиза; приложил немало сил для реконструкции портов Архангельска и Петропавловска-Камчатского. В ноябре 1942 года на передовую ушла танковая колонна «Советский полярник». Входивший в нее именной танк КВ-1С «И.Д. Папанин» с успехом прошел всю войну. В послевоенные годы прикомандированный к АН СССР и назначенный замдиректора Института океанологии Иван Дмитриевич фактически стал инициатором создания научного флота страны.

Что это был за человек? О многом говорит впечатление, произведенное Папаниным на знаменитого дирижаблестроителя, известного итальянского полярного исследователя генерала Умберто Нобиле, с которым они познакомились на борту ледокола «Малыгин» в 1931 году: «Всегда веселый, с открытым, пышущим здоровьем лицом, на котором светились живые глаза, он был для всех добрым товарищем... Папанин так и остался в моей памяти самой живописной фигурой на «Малыгине», даже больше — одним из самых симпатичных людей на ледоколе».

Но портрет великого полярника будет неполным, если мы не отмотаем время назад — в детство и молодость, которые он сам описал в автобиографической книге «Лед и пламень».

Родившись 26 (14) ноября 1894 года в Севастополе в многодетной, бедной семье портового матроса с греческими корнями, Ваня узнал все прелести портовой нищеты. Семейным жилищем служила арка акведука. Четыре класса земской начальной школы, работа учеником токаря мехмастерских, где изготовляли лоции, затем должность токаря в военном порту, перевод в штат судостроительного завода в Ревеле — будущий полярник был очень способным юношей. Успел послужить в императорском флоте, в 17-м примкнул к большевикам, вступил в РКП(б) в 1919-м. Говорят, именно он стал прообразом матроса Шванди в пьесе Константина Тренева «Любовь Яровая». 

Когда Крым — после Брестского мира — оккупировали немцы, Папанин выступил одним из организаторов партизанского движения на полуострове. Участвовал в подпольной работе и в боях, перебирался по морю в Харьков к Фрунзе за подмогой... Далее следует деталь биографии, которая, возможно, смутит многих.

С ноября 1920 года, когда Красная Армия разбила остатки войск Врангеля, и до лета 1921-го Иван Папанин был комендантом Крымской ЧК — под чутким руководством печально известных Белы Куна и Розалии Землячки. Шел массовый террор: десятки тысяч офицеров, солдат, казаков Белой армии и прочих «буржуев» были расстреляны, утоплены, закопаны заживо. Землячка, которую Папанин именовал тогда своим «ангелом-хранителем», сформулировала задачу: «Жалко на них тратить патроны, топите их в море». «Служба комендантом Крымской ЧК, — вспоминал Иван Дмитриевич,— оставила след в моей душе на долгие годы. Дело не в том, что сутками приходилось быть на ногах, вести ночные допросы... К нам часто попадали звери, по недоразумению называвшиеся людьми... Разговор с ними был короткий: следствие, суд и — к стенке». 

Такая «работа» оказалась не по силам даже стойкому коммунисту Папанину и закончилась для него клиникой. «Приговор врачей был: полное истощение нервной системы... — признавался он много позже. — Отлежал я в больнице положенный срок и пошел к Реденсу, уезжавшему в Харьков: — Не считайте меня дезертиром, но я больше не могу работать комендантом ЧК. Переведите меня куда угодно».

Папанина отпустили подобру-поздорову. И хотя впоследствии он тепло отзывался о кровавой начальнице, замечал в автобиографии мимоходом, что «связи с ЧК никогда не прерывал», судьбу свою направил в иное русло и другие широты. Специальные курсы Осоавиахима, Высшие курсы связи Наркомата почт и телеграфов — он неплохо освоил профессию радиста. После чего отправился в свою первую северную экспедицию — руководить строительством радиостанции на золотых приисках Алдана. А дальше пошли уже одна за другой полярные станции, дрейф на льдине, Севморпуть... 

«Север — совершенно особая страна, забирает человека без остатка», — написал он, объясняя, может быть, самому себе подспудное желание заслонить ледяной суровостью Арктики слишком «горячие» крымские воспоминания. 

Будучи заядлым охотником, в 1951-м «наткнулся» в своих любимых угодьях на биостанцию «Борок» в Ярославской области, которую ему в Академии наук предложили проверить на состоятельность, а потом и поручили возглавить в качестве временного директора. Человек ответственный и увлекающийся, он отдал станции три десятка последних лет жизни. В Борке появился даже свой флот, состоявший из списанных речных судов, переоборудованных для научных исследований. А небольшая научная станция стала Институтом биологии водохранилищ (ныне — Институт биологии внутренних вод им. И.Д. Папанина). Также Иван Дмитриевич основал научный центр на Волге, биологическую станцию на Куйбышевском водохранилище, превратившуюся в Институт экологии Волжского бассейна РАН. 

Работал директором на «общественных началах», то есть без зарплаты, жил в доме из 14 комнат с прислугой. При этом в быту был крайне неприхотлив. Часто приглашаемый в школы на патриотические утренники «полярный» доктор наук вгонял в краску учительниц, ибо с трудом обходился в речи без матерных связующих междометий. Жителям Борка знатный сосед создал настоящий островок материального изобилия, за колбасой и одеждой туда ездили со всей области.

Почетный гражданин Мурманска, Архангельска, Севастополя, Липецка и Ярославской области, чье имя уже носили мыс на Таймыре, остров в Азовском море, горы в Антарктиде и Тихом океане, множество городских улиц, Иван Папанин полюбил в старости сидеть подолгу с удочкой на волжских протоках. Что виделось ему в величаво текущей воде, кроме поплавка: крошево арктических льдов, лица беляков, стоящих с камнями на ногах на дне севастопольской бухты? Бог весть.

Также не дано нам узнать, что думал он, пользуясь в арктической работе лоциями и указаниями, составленными другим великим полярником — адмиралом Александром Колчаком. Последний, если разобраться, тоже пролил немало русской крови. Но закончил свою жизнь на краю стылой проруби в 45 лет. Иван Дмитриевич Папанин прожил почти вдвое дольше, скончавшись на девяносто втором году жизни в 1986-м, и был торжественно похоронен на Новодевичьем кладбище. Такие разные судьбы! Однако, если по совести, их памятникам надо бы стоять рядом. Как мемориалам в честь великих героев, проложивших нашему Отечеству дорогу к полюсу.