Гиперболоид доктора Басова
22.11.2017
Зловещий аппарат инженера Гарина в романе Алексея Толстого испускает тепловой луч огромной мощности, полученный от горящего угольного источника с помощью гиперболических зеркал. Созданный тридцатилетием позже лазер устроен принципиально иначе. Рушить им что-либо на больших расстояниях возможно, но не очень эффективно. Зато других, мирных амплуа у изобретения оказалось столько, сколько целой армии фантастов не приснилось бы.
Нобелевскую премию за это, без преувеличения великое, открытие получали три человека: двое русских и американец. Среди них — медик по первоначальному образованию, фронтовой врач Николай Басов, родившийся 95 лет назад, 14 декабря 1922 года. Точную дату появления на свет их совместного с Александром Прохоровым научно-технологического детища назвать сложнее.
Печатающие принтеры и музыкальные диски, целеуказатели и дальномеры, считыватели штрих-кодов и прецизионные фрезы, медицинские скальпели и приборы навигации, системы передачи информации на расстояние и сварочные аппараты, промышленные резаки и инструменты светового шоу — всех устройств и компонентов, в которых применяется это чудо XX века, не перечислить.
Путь к универсальному и до сих пор сулящему огромные перспективы изобретению был долог и тернист. На разных стадиях по нему двигались несколько поколений выдающихся ученых: начиная с Макса Планка, определившего на заре столетия минимальную порцию энергии — квант, и Альберта Эйнштейна, обнаружившего наименьшую элементарную частицу света — фотон. Последний к тому же сформулировал теорию «вынужденного излучения».
Крупнейший вклад в будущий научно-технологический прорыв внесли в 1951-м наши соотечественники — Валентин Фабрикант и его коллеги. Они обнаружили, что интенсифицировать испускание фотонов можно посредством электромагнитного излучения, проходящего через определенную среду. Их заявка на патент оформлялась, увы, почти восемь лет. Но с того самого пятьдесят первого года научное и техническое приближение к современному лазеру бешено ускорилось сразу на двух континентах.
Можно спорить о том, кто раньше сформулировал принципы первого мазера (квантового генератора, предшественника лазера ) — Александр Прохоров и Николай Басов или профессор Колумбийского университета Чарльз Таунс. Весьма схожие исследования вели Джозеф Вебер из Мэрилендского университета, профессор Принстона Роберт Дике, голландский физик Николас Бломберген, работавший в Гарварде, и некоторые другие. С научной публикацией по мазеру опередил других Таунс. Зато Прохоров и Басов разработали и впервые опубликовали так называемую трехуровневую схему накачки, послужившую основой для создания современных твердотельных лазеров.
Заметим, что советский тандем руководствовался отнюдь не пошлым утилитарным мотивом. Александр Михайлович и Николай Геннадиевич были фронтовиками, адептами храма науки и безусловными патриотами, хотя и имелись меж ними различия в особенностях «наследственного багажа»: первый — из рабочих, профессиональных революционеров, сбежавших в свое время из ссылки в Австралию; второй — потомок священника, сын профессора, инженера-гидростроителя.
Трудовая жизнь Басова начиналась с Военно-медицинской академии и службы военфельдшером на 1-м Украинском фронте.
Как-то раз, во время наступления в Польше, он и его боевые товарищи наткнулись в лесной чаще на немецкий химзавод, который надо было немедля уничтожить. Защитный костюм и действия по инструкции не уберегли от тяжелейшего отравления, едва не стоившего Николаю Геннадиевичу жизни. Каким-то чудом ему удалось не только спастись, но и сохранить прежнюю работоспособность и острый ум для предстоящего великого поприща.
Любопытен и другой эпизод, характеризующий будущего создателя лазера. Сюжет — почти как в фильме «Летят журавли»: один из раненых пациентов Басова в госпитале узнал из письма об измене жены и заявил, что больше не хочет жить. Увидев, что никакие уговоры на больного не действуют, врач решился на ложь во спасение — от лица солдатской жены написал бедолаге письмо с мольбами о прощении и заверениями в любви. Боец пошел на поправку и вскоре вернулся в строй.
После войны Басов вступил, наконец, на стезю, о которой мечтал с детства, стал студентом Московского механического института боеприпасов (ныне МИФИ). А в 1948 году попал в лабораторию колебаний Физического института им. П. Н. Лебедева. Ее руководителю Прохорову так приглянулся сообразительный аспирант в качестве дополнительной штатной единицы, что он то ли в шутку, то ли всерьез утверждал: дескать, выменял его у коллег за собственноручно сконструированный синхротрон. Ассистирование вскоре переросло в полноправное и сверхпродуктивное сотрудничество.
Интересно, что накануне вручения Нобелевки соавторы грандиозного открытия бросили жребий, кому из них произносить речь. «Повезло» Басову, из-за чего его старший товарищ ничуть не расстроился: Прохоров решительно не жаловал говорильню. Из Стокгольма оба вернулись героями советской науки, равно известными и уважаемыми. В дальнейшем пути сотворцов лазера разошлись. Они не только трудились в разных институтах и по различным направлениям науки, но и много лет не общались. Одной из видимых причин стала жесткая конкуренция за госзаказ, о менее очевидных история умалчивает. Вслед за этим разрывом и все физики-лазерщики негласно разделились на прохоровцев и басовцев, что, впрочем, не мешало обеим группам успешно работать на единый суперпроект, имевший для страны такое же стратегическое значение, как ядерная и космическая отрасли. И нет вины его отцов-основателей в том, что на каком-то этапе мы сильно отстали от Запада в области информационных и бытовых лазерных технологий.
В последние годы жизни Прохоров преуспел в разработке целого спектра медицинских установок и инструментов. Басов же с головой ушел в исследования по нелинейной оптике, устремленные далеко в будущее. О силе научного предвидения Николая Геннадиевича ярко свидетельствует, например, то, что он еще в 1961 году предсказал охват всего мира сверхъемкими каналами связи в оптическом диапазоне, перекачку информации по лазерному лучу. Тогда это воспринималось как ненаучная фантастика. Так же, как до сих пор кажется нереалистичной другая, более поздняя басовская идея — лазерного сброса избытка земной энергии в космос для компенсации урона от глобального потепления.
Его предвидения нашли яркое отражение в многолетнем руководстве журналами «Квантовая электроника», «Природа», а также Всесоюзным обществом «Знание».
На закате дней бывшие соратники вновь подружились. Делить им было нечего, а состояние науки в постсоветский период одинаково угнетало и возмущало обоих. Басов ушел из жизни в 2001-м — на полгода раньше своего бывшего наставника, коллеги, соперника и друга. Александр Прохоров искренне скорбел об этой утрате, но вскоре упокоился бок о бок с товарищем на Новодевичьем кладбище.
Имя Прохорова посмертно было увековечено в большом количестве топонимов, научных и учебных заведений. Басов еще при жизни «стал» малой планетой, внесенной в каталог астероидов. Что же касается финала истории их общего «гиперболоида», то такового нет и не предвидится. Лазерная эпоха по большому счету еще только начинается. Хочется верить, что в ней будет мало похожего на мрачные фантазии Алексея Толстого и Джорджа Лукаса и много такого, о чем мечтали и к чему стремились два гениальных советских физика-фронтовика.
Фото на анонсе: PHOTOXPRESS