Жизнь Арсеньевых

Русские в Новом Саду

Мы, а вернее, наши ближайшие предки, стали массово обживать этот город после 1920 года. Между собой называем его Новым Садом. Много ли русских здесь сейчас проживает? А это смотря кого считать русскими — тех, кто является таковым по происхождению, или тех, кто осваивает русскую культуру, знает язык исторической родины, живет мыслями о России. Последних в нашем городе, полагаю, считанные единицы, в Белграде — едва ли сотня наберется. И это при том, что в столице Сербии живут около 2000 человек с русскими корнями. В Новом Саду — примерно 250, то есть примерно тысячная часть от всего коренного населения. 

Ваш покорный слуга, 1946 года рождения, — один из последних, как я полагаю, настоящих русских в этом городе. И это ко многому обязывает. Например, заниматься описанием быта и деятельности в Новом Саду наших соплеменников.

Мои родители прибыли сюда в 1949 году, то есть родился я не в Нови-Саде. Однако почти именно его считаю своей малой родиной. Здесь я рос, получил образование, здесь же, в постоянном общении с русскими эмигрантами и их потомками, сформировалось мое национальное самосознание. В конце 1990-х написал об этом книгу «У излучины Дуная», которая вышла в московском издательстве «Русский путь».

Бунинское имя

Нобелевскую премию Иван Алексеевич Бунин получил, как известно, за роман «Жизнь Арсеньева». Не исключаю, что и Алексеем меня нарекли в честь главного героя  бунинского произведения. Более того, роман в известной мере отражает обстоятельства жизни моих предков, представителей старого дворянского рода. В 1903 году в Туле вышла книга «Род дворян Арсеньевых 1389–1901 гг.». Вполне возможно, что где-то она попадалась на глаза нашему выдающемуся писателю.

Реальные Арсеньевы происходят от Аслана Мурзы Челебея, который с тремя сотнями татар прибыл в 1389 году из Золотой орды к Дмитрию Донскому. Затем принял православие и стал служить московскому князю. От этого родоначальника пошли известные российские фамилии — Ртищевы, Юсуповы и Арсеньевы. Я представляю 23-е колено от Аслана Мурзы. В роду много было известных, заслуженных людей. К примеру, очень интересная судьба у моего прапрадеда Александра Ильича Арсеньева. Родился в 1810 году, окончил Горный институт и Горно-кадетский корпус в Петербурге. Будучи молодым инженером, получил направление на Петровские заводы в Забайкалье. Там был дружен с декабристами — братьями Бестужевыми, Лорером... Николай Бестужев даже портрет Александра Ильича нарисовал. А иркутский и енисейский генерал-губернатор Вильгельм Яковлевич Руперт, завоевавший особое расположение Николая I, как раз во время декабристского мятежа выдал за А.И. Арсеньева замуж свою старшую дочь Людмилу, мою прапрабабушку. О том, как проходила их свадьба, и другие факты, связанные с жизнью прапрадеда в Восточной Сибири, можно прочесть в не раз издававшейся переписке знаменитых каторжан, то бишь опять же декабристов. 

Мой дедушка Петр Алексеевич Арсеньев был профессиональным военным и участвовал в боях Первой мировой уже с августа 1914 года — с начала Галицийской битвы. Его полк — 11-й уланский Чугуевский Ее Величества государыни императрицы Марии Федоровны — стоял тогда неподалеку от Дубно, на Волыни. После революции дед, полковник русской армии, пошел в добровольческую армию, воевал на юге России. Из Крыма с врангелевскими войсками эвакуировался на полуостров Галлиполи. В 1921 году оказался в лагере для беженцев в Салониках. А оттуда перебрался с одним из эшелонов в Королевство сербов, хорватов и словенцев, сначала — в словенский город Марибор. 

В то время в Европе царила дикая послевоенная неразбериха — с распавшимися либо вновь образованными государствами. Что уж говорить о сотнях тысяч русских беженцев, которых куда только не забрасывала судьба.

Отец

Из-за этого хаоса дед в эмиграции не мог найти своего единственного сына, моего отца, Бориса Петровича, много-много лет. Дело в том, что папа, родившийся в 1908 году, покидал Родину не из Крыма, а из Новороссийска. Десяти лет от роду он был определен в Донской казачий кадетский корпус в Новочеркасске, а когда исход Гражданской войны был уже ясен, эвакуировался из России вместе с англичанами. Попал сначала на греческий остров Лемнос, затем — в Египет, в военный лагерь, сохранившийся после Первой мировой. Будучи 12–13-летним юнцом, получал паек английского солдата, вместе с другими кадетами пил джин и курил папиросы. Англичане вскоре прекратили всякую помощь Белому делу, перестали финансировать и Донской кадетский корпус. И тогда его части были приняты в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Мой отец и его товарищи оказались на этой земле в начале 1922 года: сначала в маленьком, заброшенном боснийском городке Билече, а через несколько лет — в Горажде, тоже в Боснии. Там и состоялся последний выпуск Донского императора Александра III казачьего кадетского корпуса. Впрочем, последним он стал в том его, первоначальном, виде и качестве. В начале 1990-х в Новочеркасске этот корпус возродился, чему я очень рад.

Дед и отец встретились после многолетней разлуки только в 1930-е. Папа по окончании кадетского корпуса поступал на агрономический факультет Белградского университета, а дед в то время находился в Белой Церкви (Бела Црква. — «Свой»), где служил секретарем в Доме русских инвалидов войны. Дедушка, сам получивший сильную контузию в военные годы, прежде чем туда попасть, успел поработать в Белграде административным служащим и даже держал табачный ларек. Это обстоятельство и позволило им наконец найти друг друга, в Белграде отец узнал о местонахождении дедушки, о его переезде в югославскую Белую Церковь.

Университет отец окончить не смог, видимо, не позволило материальное положение. Учась, какое-то время подрабатывал музыкой. Очень хорошо пел, играл на балалайке, гитаре, духовых инструментах. Перед Второй мировой войной выступал с русскими национальными ансамблями в курортных местечках Адриатики. С началом войны уехал из оккупированного немцами Белграда в Кикинду, находящуюся примерно в 130 км от сербской столицы. Звал туда же дедушку, но тот отказался покинуть друзей, престарелых воинов, однополчан и просто русских братьев по оружию.

Во время войны папа сотрудничал с партизанами. Являясь специалистом-агрономом, пусть и без университетского диплома, работая в Кикинде на заводе по обработке конопли (она была стратегическим товаром для немцев, те использовали ее для пошива военной формы и некоторых других нужных им вещей), участвовал в подготовке и осуществлении партизанских диверсий, например, поджогов производственных складов. Там же и в то же, военное, время женился на моей маме Тамаре Александровне, урожденной Борисевич.

Мама

Мама родилась в 1910-м в Риге. Ее младший брат Владимир появился на свет в 1914-м. Незадолго до революционных событий семья переехала в Петербург, где проживала на Шпалерной улице. Глава семьи Александр Людвигович служил секретарем военной тюрьмы в «Крестах». Часто пересказывал домашним, прежде всего своей жене, моей бабушке Зинаиде Ивановне, слухи, связанные со столичными событиями, жизнью царского двора и аристократии вообще. Бабушка была для своего мужа хорошей собеседницей, сама неплохо разбиралась в политике, недолюбливала царскую чету и в то же время считала монархию единственно возможной формой правления для России. Когда произошел Октябрьский переворот, некие красногвардейцы помогли дедушке сбежать в Финляндию, дабы тот не угодил под репрессии. Видимо, он, несмотря на службу в «специфическом» ведомстве, придерживался умеренных левых взглядов. Возможно, как-то помогал революционерам или просто слыл среди них честным, порядочным человеком. 

Как бы то ни было, долго за границей он не пробыл, вернулся в Петроград к семье, пережившей страшное, голодное время. Бабушка впоследствии рассказывала, как она, увидев однажды в окно павшую лошадь, бежала к ней с ножом, чтобы отрезать кусок мяса, и какую нешуточную борьбу ей пришлось вести за этот кусок с другими оголодавшими питерцами. Была очень холодная зима, и чтобы хоть немного согреться, печку топили домашней мебелью. И вот в один из вечеров в квартиру вошел дед, который велел всем срочно собираться в дорогу: через полчаса должна была выехать из Петербурга какая-то подвода, и нужно было во что бы то ни стало успеть на нее погрузиться. Бабушка во время бегства забыла на своем шкафу личные драгоценности — немного золота и камней. Зато прихватила с собой большой кусок белого полотна. Некогда освоив швейное ремесло, она использовала это умение и запасенную материю для пошива мужских рубашек, на которые в Бердянске был какой-никакой спрос. Именно туда сбежали Борисевичи из голодного и холодного Петрограда. Александр Людвигович столярничал, делал нехитрую мебель, дети Тамара и Володя бегали по набережной Азовского моря с нанизанными на веревку бычками и продавали их горожанам.

Хождение по мукам

Примерно год они прожили в Бердянске, пока не были вынуждены окончательно покинуть Россию. Эвакуационный пароход с ними на борту отчалил из Феодосии. Во время этого плавания дед заболел тифом, метался в бреду, однако смог при прощании с бабушкой условиться — на случай, если потеряются — о будущей встрече в родной для обоих Риге. Больного высадили в Константинополе, где он был отправлен в лазарет, а остальные члены семьи на пароходе «Владимир» проследовали в район Адриатического побережья. Судно с двумя тысячами беженцев причалило в Бакарской бухте. После двухнедельного карантина всех высадили — с тем, чтобы из Бакара длинный железнодорожный состав (из 20 с лишним вагонов) развез этих людей по всему Королевству сербов, хорватов и словенцев. Пассажиров оставляли по пути следования согласно правилу: одна станция — один вагон. Один из последних вагонов, в котором ехали мои бабушка, мама и дядя, подлежал «разгрузке» в северной Хорватии, на границе с Венгрией, в местечке Доньи-Михольяц. Население там составляли хорваты, венгры и немцы. Когда туда прибыл эшелон, на площади села собрались местные жители и стали решать между собой судьбы беженцев. Писарь и нотариус составляли список с подробными указаниями: кто и кого принимает на временное проживание. Кого-то охотно брали к себе как рабочую силу, помощников по хозяйству. Моей бабушке с ее далеко не совершеннолетними детьми могло повезти в этом плане разве только в самую последнюю очередь. Но выручил счастливый случай.

Когда Зинаида Ивановна уже было отчаялась, стала лихорадочно раздумывать о том, как ей с детьми дальше мыкаться в чужом краю, без постоянной крыши над головой, к площади подкатила бричка с двумя женщинами. Это были экономка и повариха из большого графского имения, находившегося неподалеку. Женщины между собой разговаривали по-немецки и довольно громко обсуждали незавидную судьбу новоприбывших. Госпожа Майер, в частности, заметила, что было бы, дескать, некрасиво, если бы их имение не приняло к себе кого-то из беженцев. И тут бабушку выручило ее хорошее знание немецкого. Она обратилась к дамам и обрисовала свое положение. Так мои близкие родственники по материнской линии обрели первое пристанище вдали от Родины.

Чудо в Будапеште

Дедушка тем временем кое-как оправился от болезни и начал поиски. В Константинополе ему сказали, что пароход увез его родных в Марсель, поэтому Александр Людвигович поспешил во Францию. Никого там, понятное дело, не нашел, устроился на работу на автозавод «Рено» и при этом не прекращал поиски, постоянно давая объявления в газеты. Изъездил с той же целью Германию и Чехословакию. И наконец, в один прекрасный день приехал в Будапешт. Купил там билет на поезд в Ригу и в тот же вечер должен был туда отправиться. Но вдруг почувствовал себя неважно и зашел за лекарством в первую попавшуюся аптеку. Сел за столик и стал рассказывать аптекарю о своей беде, как потерял семью. Дальше случилось то, что не выглядит вполне правдоподобно даже в романах и кинофильмах. Аптекарь спросил: «А не зовут ли вашу жену Зинаидой?» — «Да, именно так ее и зовут» — ответил дед. — «И у нее двое детей?» — снова задал вопрос аптекарь. — «Двое — мальчик и девочка...» — «Мои дальние родственники, живущие на границе Королевства сербов, хорватов и словенцев, приютили в графском имении одну русскую женщину. При ней как раз были дети, которые по описанию очень похожи на ваших».

Дед тут же бросился на железнодорожный вокзал и поменял билет. Вместо поезда до Риги сел на тот, который следовал по маршруту Будапешт — Сараево. И вот таким, абсолютно чудесным, образом семья воссоединилась.

В том же счастливом для них году в газете «Новое время» было опубликовано объявление о том, что новой русской гимназии в Кикинде требуется секретарь. Александр Людвигович предложил себя на эту должность и был на нее принят. Так семья оказалась в городе, в котором моя мама спустя много лет познакомилась с моим отцом...