Особая территория

8 апреля исполнится сорок лет со дня кончины большого русского писателя Олега Куваева. Спустя неделю в широком прокате стартует экранизация знаменитого романа «Территория», законченного им незадолго до смерти — романтического, приключенческого произведения о золотодобытчиках послевоенных лет. Вдова литератора Светлана ГРИНЬ поделилась с нами воспоминаниями. 

Работая, Олег ходил по комнате. Покуривал трубочку, попивал чаек, кофе. И, наверное, не один километр наматывал от машинки к книжному шкафу и обратно. Испытывал проблемы, если рядом кто-нибудь находился. Но мне однажды сказал: «Странное дело, я не могу работать, даже если кошка в доме, а при тебе могу». Это была высшая похвала. Хотя иногда предупреждал: «Не разбалтывай меня с утра! Не разбалтывай!» То есть «не болтай». Когда трудился над романом, время от времени приговаривал: «Надо коммунизм строить!» (то бишь денег на романе не заработаешь, особенно если переписывать его по 6–7 раз, как это было с «Территорией»). В это время обычно слушал серьезную классическую музыку: Моцарта, Бетховена, Баха, Чайковского, Рахманинова, Шопена... Любимая 40-я симфония Моцарта действовала на Олега так, что у него на глазах наворачивались слезы, и он изрекал в восхищении: «Просто непостижимо. Как человек может такое сотворить!» О «Ноктюрнах» Шопена отзывался: «В этой вечной музыке все рассказано о нас с тобой».

Когда же сидел над сценариями для кино, слушая джаз, заявлял: «Надо деньги зарабатывать!» Любил Высоцкого. Часто напевал из Визбора: «Спокойно, дружище, спокойно, у нас еще все впереди...»

Встретились мы не в лучший период моей жизни. Я только что разошлась с мужем, теряла, как принято говорить в таких случаях, все жизненные ориентиры, стремилась защитить душу броней, дабы вновь не обжечься. Несмотря на это, Олег сумел разглядеть мое истинное «я», в то время забитое, запрятанное очень-очень глубоко. Как важно, когда в жизни встречается человек, который тебя воспринимает такой, какая ты есть. Он меня понимал, может быть, даже лучше, чем я сама себя понимала.

С тех пор всегда старалась соответствовать тому образу — «внутренне тоненькой Светки», — который он увидел, раскрыл и снабдил духовной опорой. 

Вот строки из его письма:

«Милостью божьей мне дано «внутреннее зрение». Я знаю, что оно есть, хотя прорезается редко. Так вот, этим «внутренним зрением» я и вижу в тебе Светлану, которую люблю».

«Внутренним зрением» Олег находил в человеке его лучшие свойства, как бы глубоко они ни таились. При общении эти качества как бы освещались его светом. Вокруг создавалась аура из теплых солнечных лучей, чувствовалась такая светлая духовная мощь, что все люди вокруг становились добрее, «значимее», чем до общения с Олегом. И это при том, что он был немногословен, сдержан в чувствах и высказываниях. 

В отношениях с женщиной больше всего ценил преданность и верность. Писал мне об этом: «Если ты любишь, Света, сделай так, чтобы я тебе поверил. Не на словах и не умом, а внутри поверил. Чтобы и мысли о «не верю» не возникало. Тогда тебе будет со мной легче и проще. Ты же любишь меня, когда я улыбаюсь во всю ширину вятской рожи, демонстрируя золотые фиксы, а не тогда, когда горблюсь и в написании своей фамилии сомневаюсь. Тогда все у нас будет светло и нормально».

Вместе мы прожили всего три года и два дня. Однако если отделить время нашего действительно совместного проживания, то получится вполовину меньше. Он жил в Калининграде Московской области (сейчас Королёв), я — в Приэльбрусье, Терсколе. 

Заданный им ритм был настолько интенсивен, что я едва поспевала за Олегом, хотя была моложе его на шесть лет. Мы много путешествовали. Ездили на Белое море, Юму, Вятку, в белорусское Полесье, Душанбе, на Кавказ. В периоды расставаний писали друг другу почти каждый день. У меня сохранились 75 его писем и 30 телеграмм. Как он шутил: «У нас с тобой «телеграфная любовь». Но мы знали, что это чувство навсегда — «до гробика».

Несмотря на столь краткий «миг общения», я на всю жизнь усвоила его заповеди. Основные из них:

Не нравится тебе твой образ жизни — измени. Не можешь изменить — терпи.

Во всех своих бедах, несчастьях виноват ты сам. Ищи причину в себе.

За все в жизни надо платить. А за некоторые ошибки приходится расплачиваться всю жизнь.

А вот слова еще одной заповеди — пожалуй, самой главной для него — из письма ко мне: «Предавая других, ты прежде всего предаешь сам себя (Олег Куваев 1934–197...)» 

Почему-то он указал на «197...». Как будто знал, что это точно будет не «198...», не «199...», «200...» или «201...». В то время, когда ему только-только исполнилось сорок лет. 

Его «Территорию», конечно же, очень люблю. Читаю, перечитываю и каждый раз нахожу что-то новое. Хотя этот роман мудрено не любить, он впечатлил очень многих. И все же более всего мне дороги «Правила бегства». Первые главы были написаны в Переславле-Залесском в августе 1974-го, о чем Олег сообщил своей сестре: «Сделал самое трудное — написал начало и теперь знаю, о чем речь». Законченный первый вариант этого романа остался лежать на рабочем столе в тот роковой день, 8 апреля 1975 года. Олег собирался продолжить труд над ним, заняться самым любимым делом: шлифовкой, переделкой, правкой.

«По полученным сведениям, вода в Амгуэме прет со страшной скоростью. На море стоит лед, и... плавать на вельботах вряд ли будет возможно. Значит, на 200 километров реки — пятнадцать суток времени...

Хочу сделать остановку в нижнем течении и сходить на озеро Якитики. Оно стоит в пустынных горах, в семидесяти километрах от русла. Уж очень хорошо название — Якитики. В Южной Америке есть озеро Титикака, я как-то еще в школе начитался о нем всякой чепухи. Ну, заменим пока Титикаку озером Якитики. Романтика, леший бы ее побрал! Хорошо все-таки жить на этом свете, когда существуют река Амгуэма, озеро Якитики и лагуна Ионивеемкуэм, куда мы попадем через месячишко... В общем, жизнь прекрасна и удивительна».

(Из письма О. Куваева Е.П. Негребецкой)

Впоследствии я перепечатала это произведение на машинке Олега. И в процессе работы постепенно возвращалась к жизни. Иными словами, роман спас меня. 

На известном «Последнем портрете», снятом Анатолием Чайко, Олег Куваев — на балконе дома, в котором мы жили в Переславле, как раз во время сочинения «Правил бегства».

Чем именно дорог мне этот роман? Ответ на вопрос в какой-то мере содержится в словах письма Олега к Б. Ильинскому:

«Одна моя ночная и вечная подсознательная мечта: успеть. Два романа: «Правила бегства» и «Последний охотник»... Чувствую силу я в себе. «Территория» — это ведь так, разминка. И Островского 70-х из меня не будет. Ибо, помимо стальных нервов и челюстей, помимо простых, как инстинкт, знаний Чести, Долга, помимо этого, о чем я писал в «Территории», валяются по магаданским подвалам, в Сеймчанском аэропорту, в общественных туалетах сотни бичей. А они — люди. И на 99% — талантливые и высокоорганизованные натуры, поэтому они в бичах. Доктор их не излечит. Дубинка по голове — также. Что их излечит? Моя книга их не излечит, ибо они ее не прочтут. Но я хочу напомнить о том, что они есть, что они люди, и может, иной интеллигент возьмет и пригреет около себя иного забулдыгу. Но смысл, конечно, шире. Смысл в том: опомнитесь, граждане, и усвойте истину, что человек в рванине и с флаконом одеколона в кармане столь же человек, как и квадратная морда в ратиновом пальто, брезгливо его обходящая. Этому учил Христос».

«Божественная комедия» — одна из книг, которую он перечитывал многократно. Вообще же в библиотеке Олега Куваева не было случайных томов. Все они «раздобывались» в то, советское время и подбирались тщательно, с учетом его интересов. Он делал необходимые выписки, заполняя свои записные книжки.

В 1974–1975 годах Олег купил в Москве иконы и Библию, несмотря на всевозможные запреты и трудности «доставания» таких вещей в те времена. Библию читал до последнего своего дня. Иконы хотел отдать на реставрацию, но не успел. Будучи истинно русским человеком, внутренне (не напоказ) веровал в Бога. А когда ему бывало плохо, часто говорил: «О, Господи! Господи! Если Ты есть, а я знаю, что Ты — есть, прости меня, грешного!» 

Показательны цитаты из двух его последних записных книжек (№ 25 1974 года и № 26 — с 28 января по 4 февраля 1975 года):

«С миром ли? И сказал Ииуй: что тебе до мира? Поезжай за мной.

Ветхий Завет, книга 4-я Царств 18, гл. 9

Кто не с нами, тот против нас. Кто не против нас, тот с нами.

Новый Завет, Матф., гл.12, Марк, гл. 9

Мы принимаем добро из рук Господа, почему же не хотим принять и зло?

Ветхий Завет, книга Иова, гл. 2».

6 апреля 1975 года Олег Михайлович приехал в Переславль-Залесский, чтобы продолжить работу над романом «Правила бегства».

Через два дня, в полдень его сердце внезапно остановилось. Врачи «скорой» спасти не смогли. Гражданская панихида проходила в Центральном доме литераторов в Москве. Вместо траурной музыки звучала 40-я симфония Моцарта.

Олег Куваев

Из записной книжки №8.
Январь, февраль и март 1962 г.

ВСЕ О СТИЛЕ 

(публикуется впервые)

В чем же должен по идее заключаться «мой» стиль на 21 янваpя 1962 года.

Коpоткие пpедложения. Они должны изpедка дополняться длинными, так, чтобы само постpоение текста давало впечатление pитма. Вpоде белых стихов.

Пpимеpы: Бабель. Ранний Паустовский.

Максимальная обpазность и метафоpичность описаний. За две тысячи лет человечество накопило и затаскало эшелоны сpавнений и обpазов. Обpаз должен слепить, pеветь, ласкать. Он должен быть необычен.

Маяковский, Есенин, Ремаpк.

Особенно Есенин. Видение миpа.

Иногда напpяженная ситуация может быть подчеpкнута pезким изменением стиля. Дpама хоpоша в «вывихнутой» манеpе.

Хемингуэй, Фолкнеp.

Общая окpаска. Помни об отце Гpине! Миp скучен. Надо выдумывать его и абстpагиpовать. Но вовсе не значит, что это — лезть в Лиссы и Зуpбаганы. Наводи, бpатуха, цветной пpожектоp на сеpую улицу жизни.

В живописи это называется условной манеpой.

Гоpький! Вот загадка.

Окна смотpели дpуг на дpуга взглядами тpусливых жуликов.

 (Гоpький)

Животные, вpеменно исполняющие обязанности человека.

(обpаз у Гоpького)

Гоpький очень вкусно пишет о босяках. Сам был босяк.

Бунин.

Говоpил, что, начиная писать о чем бы то ни было, пpежде всего он должен «найти звук».

Как скоpо я его нашел, все остальное делается само собой.

Алексей Толстой.

Его высказывания о стиле, о постpоении сюжета, констpукции фpаз и т.д. весьма многочисленны...

1. Русский подлинно наpодный язык пpост по констpукции. Гибкость его обуславливается в пеpвую очеpедь богатством слов и словосочетаний, а не pазнообpазием в стpоении пpедложений. Так называемый «литеpатуpный» язык с пpичастными, деепpичастными обоpотами и пpидаточными пpедложениями возник искусственно. Особенно постаpался тут Туpгенев. Это лишнее. Пpименение такого сложного языка не ведет к увеличению впечатляющей силы пpозы.

2. Главное жест. Не надо говоpить за геpоя, не надо давать ему длинные монологи и pеплики. Надо видеть действия и жесты геpоев в этих действиях:

Познание психики и индивидуальности геpоев идет чеpез жест.

3. Глагол. Глагол дает движение фpазе. Помнить, что пpавильно найденный глагол оживляет фpазу и дает ей веpный, индивидуальный смысл.

4. Не соpить эпитетами. Эпитет должен быть пpост. Он должен быть пpост, чтобы сpазу вызвать зpительную ассоциацию, не утомляя внимание читателя.

P.S. Я бы добавил еще от себя, что эпитет должен быть все же бpоским, чтобы он зацепился во внимании читателя, а не пpоскочил мимо, как кpуглая хоpошо пpитеpтая жестянка.

Писатель-глыба

Есть писатели-блестки. Ремаpк.

Есть писатели из папье-маше.

Пpимеp: ненавистный Гладков.

Нам нужен писатель-глыба. Тот, кто дал бы концепцию миpа. Такой, как Гоpький. Гоpький дал концепцию человека.