Портрет Государя

Большие выставки, посвященные 175-летию Ильи Репина, проходившие в этом году в главных галереях страны, привлекали внимание не только к произведениям великого живописца, но и к его личности. Социально активные граждане вели споры о том, какие взгляды разделял художник, как относился к самодержавию и самодержцам, к революционной демократии и другим политическим движениям в России.

Личное знакомство пенсионера Академии художеств Ильи Репина и будущего императора, великого князя Александра Александровича состоялось в 1874 году в Париже. Они были практически ровесниками, молодыми людьми тридцати лет от роду. Во французской столице наследник престола и его супруга дважды посетили выставку Марка Антокольского, побывали в мастерских Василия Поленова и Репина. Об этих визитах Илья Ефимович впоследствии вспоминал: «Наследник очень любил живопись, был человеком далеко не суровым. Простой в обращении, с удивительно мягким, располагающим тембром голоса. Наследник сам занимался живописью. В Париже, в сопровождении Боголюбова... запросто, на простом извозчике приехал ко мне в мастерскую. Расспрашивая о работах... остановил мое внимание на эскизах «Садко» и заказал мне написать картину».

Ивану Крамскому из Парижа Репин писал: «А наследник, вчера посетивший, в числе других, и мою мастерскую, показался мне чудесным, добрым, простым без аффектации, семейным человеком. Настоящий позитивист, подумалось мне, не выражает энергии понапрасну».

Спустя десятилетие (в 1884 году) Александр Александрович, уже император, заказал Илье Ефимовичу через своего друга, художника Алексея Боголюбова, масштабное полотно, которое известно нам под названием «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве». В переписке с меценатом Павлом Третьяковым живописец отметил: «Эта новая тема довольно богата, и мне она нравится, особенно с пластической стороны».

Через полтора года картина будет показана на XIV выставке передвижников, которых поклонник и покровитель искусств Александр III провозгласил ни много ни мало «олицетворением современной национальной культуры».

Илья Репин, в свою очередь, подчеркивал: «В отношении изобразительного искусства император придерживался демократических воззрений». Государь и его супруга Мария Федоровна, регулярно посещавшие передвижные выставки, приобретали от 5 до 20 картин с каждой из них. При этом, по свидетельствам очевидцев, российский самодержец обычно говорил: «Это для будущего музея». Визитов монарших особ художники ждали у себя с особым нетерпением.

В 1885-м, во время XIII выставки Товарищества передвижников, Илья Ефимович в письме Павлу Третьякову сообщал: «Сегодня в 2 часа будет Государь. Кажется, будет и Государыня и наследник. Государя мы будем встречать все товарищи».

Эта выставка, проходившая в доме Юсуповых на Невском, знаменита прежде всего тем, что на ней экспонировалось скандально известное репинское произведение «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». У столичной общественности оно вызвало самые разные отклики. С одним из них, резко отрицательным, император ознакомился накануне своего посещения юсуповского особняка — Константин Победоносцев государю докладывал: «Стали присылать мне с разных сторон письма с указанием на то, что на передвижной выставке выставлена картина, оскорбляющая у многих нравственное чувство: «Иоанн Грозный с убитым сыном». Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Слышно, что Ваше величество намерены посетить выставку на днях, и, конечно, сами увидите эту картину. Удивительное ныне художество, без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны. А эта картина просто отвратительна».

Трудно сказать, насколько мнение обер-прокурора Священного синода, учителя Александра Александровича, повлияло на то, как самодержец отреагировал на полотно, когда увидел его собственными глазами. Известно, что картина императору не понравилась: слишком вольные трактовки национально-исторических тем и религиозных сюжетов он отнюдь не приветствовал.

В марте 1885-го основатель и лидер Товарищества передвижников Иван Крамской Алексею Суворину писал: «Перед картиной Репина Государь ничего не говорил, только долго и внимательно смотрел, был необыкновенно серьезен, даже (я бы сказал) очень грустен и тронут. Думаю, что картина сделала серьезное впечатление... Затем, повернувшись, продолжал обзор. Когда было кончено, Государь Император при выходе, на площадке, где продают билеты, остановился, обращаясь к нам, изволил сказать следующее: «Я очень рад, что мне удалось увидеть картину Репина «Иван Грозный»... наконец, побывать у Вас на выставке и видеть Вас в сборе... Надеюсь, что и на будущий год я буду у Вас на выставке... Государь, обратившись к Даниловичу, весьма громко изволил сказать следующее: «Благодарю Вас, что Вы свозили моего сына на передвижную выставку, мне на этой выставке очень понравилось».

По рассказу Крамского, на ту выставку Александра III пригласило руководство Академии, а свою просьбу мотивировало примерно так: пусть, мол, император соблаговолит указать, не нужно ли что-нибудь исключить из экспозиции. Каков запрос — таков и ответ: в апреле 1885-го власть запретила показывать «Ивана Грозного» в российских городах. Впрочем, уже через три месяца, по ходатайству Алексея Боголюбова, запрет был снят.

Не посягая на свободу творчества, монарх, с одной стороны, покупал картины русских живописцев, снимая тем самым всякую угрозу цензурных ограничений, а с другой — привносил в вольнолюбивую среду художников необходимые (прежде всего им самим) элементы организованности и порядка.

Вот что поведал об этом в своих дневниках близкий друг Ильи Ефимовича литератор Александр Жиркевич: «Репин рассказал мне подробности представления государю конференц-секретаря Академии художеств графа И.И. Толстого вчера на Академической выставке. Согласно рассказу Репина, государь на этой встрече начал разговор так: «Вам предстоит трудная задача поднять Академию. Ваш предшественник был мошенник, в Академии все было основано на мошенничестве, почему я и не любил посещать выставки в Академии, где приходилось сталкиваться с этой личностью, которую я давно бы выгнал... если бы не великий князь Владимир. (Речь идет о бывшем конференц-секретаре Академии художеств П.Ф. Исаеве, сосланном в Сибирь за хищения.)».

По свидетельству Ильи Репина, Александр III долго беседовал с Иваном Толстым об устройстве главного образовательного учреждения наших художников и рекомендовал ему немедля прекратить рознь между подвизавшимися там академистами и передвижниками. «Я не могу выносить этого раскола и прошу вас уничтожить его. Да и какой раскол может быть в сфере искусства», — заявил царь. Отныне он взялся лично утверждать профессоров и руководителей мастерских, в числе которых помимо Репина оказались Архип Куинджи, Владимир Маковский, Иван Шишкин и другие признанные мэтры. Согласно утвержденному императором (1891) новому уставу Академии художеств, она преобразовывалась в высший государственный орган — «для поддержки, развития и распространения искусства в России». Ассигнования со стороны государства на художественную деятельность увеличились вдвое (с 30 тысяч рублей до 60 тыс.).

В 1891 году царская чета посетила выставку Ильи Ефимовича, посвященную 25-летию его творческой деятельности. О визите царя художник писал дочери Льва Толстого Татьяне: «Даже «Арест нигилиста» («Арест пропагандиста». — «Свой») вытащили ему, рассматривал и хвалил исполнение, хотя ему показалось странным, почему я писал это так тонко и старательно». В письме к своей ученице, художнице Марианне Веревкиной, живописец выражал восторг: «Как милостив и внимателен к нашим работам был Государь!! Мне показалась моя выставка при нем вдесятеро интересней, и я без умолку объяснял разные подробности о своих работах... Как он восхищался «Запорожцами»!! и потом портретом Кюи!.. больше всего. Все, все рассмотрел до мелочей».

В начале 1892-го Илья Ефимович признавался Татьяне Толстой: «А я очень рад, что Государь приобрел моих «Запорожцев». Третьяков не выражал желания приобрести ее. Терещенко, интересовавшийся ранее и даже, когда я был в Киеве, показывавший стену в своем великолепном доме, на которой он повесит эту мою картину, ни одним словом не дал знать о своем существовании с тех пор, как открылась моя выставка. О Государе я и не помышлял; я знал, что он не должен был ею (картиною) интересоваться уж по принципу. А, кроме того, люди, чающие придворных благ, я был уверен, давно уже поставили здесь на вид какую-нибудь «сепаратскую» идейку, и я не ждал государя на нашу с Шишкиным выставку. И вдруг...»

На полученные от Александра III за картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» деньги (35 тыс. рублей) Репин приобрел имение близ Витебска. О благожелательном отношении российских правителей к творчеству художников он высказывался в письме известному критику Владимиру Стасову (1894): «Во всяком случае правительство наше очень терпеливо относится ко всем почти явлениям в нашем искусстве. «Бурлаков» моих по эскизу моему заказал мне великий князь Владимир Александрович. «Запорожцев» купил Государь. Вообще, правду сказать, они беспристрастнее Вас и совсем уже не деспотичны в своих требованиях».

С середины 1880-х российский император являлся главным коллекционером и меценатом страны, составлял серьезную конкуренцию Третьякову. Последний, знавший, что некоторые живописцы продавали свои произведения царю по завышенным ценам, передвижнику Николаю Ярошенко после XV выставки дружески советовал: «Расположение Государя цените и поддерживайте, не разочаровывайте императора, тем более что не требуется какой-либо «услужливости» в содержании картин, напротив, предоставляется «полная свобода»... Как бы не показались Государю цены высокими, не заподозрил бы он, что эксплуатируется его расположение? Государь цену не спрашивает, потому нужно как можно назначать осторожнее».

О времени правления Александра III еще сравнительно недавно у нас говорили как о периоде «реакции», «обскурантизма», зажима всех и всяческих свобод. Илья Репин, как видим, считал совершенно иначе.

Иллюстрация на анонсе: И. Карась, С. Солодовник, Г. Томенко.
«Передвижники в мастерской у И.Е. Репина». 1954