Рожденный в СССР
30.08.2019
1 сентября у нас, как известно, День знаний. Но таковым он был провозглашен сравнительно недавно, 35 лет назад, а до 1984 года знаменовал собой официально-торжественное начало учебного процесса, событие в меру яркое и праздничное.
В первый осенний день по традиции, установившейся в советские времена, вновь оживают школы, бывшие техникумы — нынешние колледжи, вузы.
Единого для всех времени начала занятий до XIX века в учебных заведениях России не существовало. Обучение велось с сентября, октября и даже с начала зимы. В 1803 году вышли «Предварительные правила народного просвещения», содержавшие в себе основы тогдашней образовательной реформы. В частности, указывалось: учебный год должен начинаться 1 августа и завершаться 1 июля. Далее следовали каникулы, именовавшиеся «вакациями» или «роздыхом».
Школяров и студентов не баловали — «бездельничали» они всего-навсего месяц. Впрочем, в некоторых гимназиях начало учебы на две недели отодвигали. Знаниями по методически разработанным программам дети и юноши обогащались ежедневно, кроме воскресений и больших праздников, за их вычетом учебный год включал в себя 240–241 календарный день.
В первые годы советской власти всюду царила неразбериха, которая не могла не затронуть сферу народного просвещения. Возникшие вместо упраздненных гимназий школы либо открывали учебный сезон 14 августа, как при старом режиме, либо жили по своему, кем-то установленному графику. Подобное продолжалось до сентября 1935-го, пока не вышло совместное постановление Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) «Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе». Согласно данному документу, учебный год начинался отныне 1 сентября.
Занятия в трех первых классах завершались 1 июня, в классах с четвертого по седьмой — 10 июня, с восьмого по десятый — 20 июня. Определялись конкретные время и продолжительность каникул. Зимний отдых длился с 30 декабря до 10 января. На весенний отводилось шесть дней. Об осенних «вакациях» ничего не говорилось, они были введены позже.
Почему именно 1 сентября? На сей счет есть разные версии. Но объясняется, вероятно, все довольно просто. В дореволюционной России, как уже было сказано, многие гимназии распахивали свои двери в середине августа. То есть по новому стилю, принятому в России в 1918-м, 27–28 августа. Но зачем открывать учебный год в последнюю летнюю неделю, если сам календарь подсказывает: начинать столь важный процесс нужно в первый день осени. В общем, советское руководство проявило стремление к упорядочиванию, и это касалось не только сроков обучения, но и многого другого. Партийно-правительственный документ обязывал «директоров (заведующих) школ обеспечить внимательное и чуткое отношение к родителю и ребенку», наркомпросы и их органы на местах — «привлекать к материальной ответственности родителей или лиц, отвечающих за воспитание детей, за несвоевременное и запоздалое определение детей в школу», «в основу правил поведения учащихся положить строгое и сознательное соблюдение дисциплины, вежливое отношение к преподавателям, товарищам и старшим, привитие культурных навыков, бережное отношение к школьному и общественному имуществу», «установить единую форму одежды» и общую для всех систему оценки успеваемости.
В соответствии с вышедшим в 1931 году постановлением ЦК ВКП(б) создавалась сеть образцовых школ. Их посещали наиболее способные дети рабочих, крестьян, служащих, а вместе с ними — отпрыски партийных деятелей, членов правительства, высокопоставленных военных и других именитых персон. Скажем, в московской образцовой школе № 25 (сейчас — № 175) учились Светлана и Василий Сталины, дочь Молотова, внучки Горького, сыновья Берии, Булганина, Микояна, Туполева.
Несмотря на «кастовые» различия, там царила демократия — с детьми советской элиты ребята из простых семей неплохо уживались. Разумеется, учителя держали в голове статус родителей и старались не обижать чад всеми уважаемых людей. Но находились и такие смельчаки, которые ставили оценки по справедливости, невзирая на лица.
Заслуживает внимания история, произошедшая во 2-й столичной спецшколе — с военным уклоном (по сути, одной из предшественниц суворовских училищ). Переведенный туда Василий Сталин слыл лентяем, и однажды у него возник конфликт с учителем истории Владимиром Мартышиным. Преподаватель считал юношу способным, но слишком избалованным. Сын генсека не учил уроки, плохо знал предмет, который вел Владимир Васильевич, и получил за неуспеваемость «неуд» в четверти.
Директор уговаривал преподавателя исправить «двойку» хотя бы на «тройку» — безуспешно. Тогда строптивцу было указано на дверь. Отчаявшийся Мартышин в поисках справедливости написал письмо Сталину.
Через несколько дней во двор дома, где жил учитель, въехал черный автомобиль. Два суровых, немногословных человека привезли письмо из Кремля. Дрожащими руками адресат распечатал конверт и увидел вырванный из блокнота, исписанный размашистым почерком листок.
«...Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо. Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения... Я рад, что в Вашем лице нашелся хотя бы один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе».
Своего сына «отец народов» назвал «избалованным юношей средних способностей», сетовал, что его портят «кумы» и «кумушки», постоянно упоминающие о том, кем является родитель.
Вождь советовал «требовать построже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет «самоубийства»...» В конце письма генсек гарантировал Мартышину поддержку и обещал время от времени брать баловня «за шиворот».
В итоге бедолагу-учителя восстановили на прежнем месте работы, а боязливого директора, напротив, уволили. Сталинское письмо датировано 8 июня 1938-го, так что, судя по всему, 1 сентября того же года уже было отчаявшийся, потерявший надежду найти достойную работу Владимир Васильевич встречал своих учеников в стенах 2-й спецшколы.
В следующем, 1939-м, аккурат в первый день нового учебного года, началась Вторая мировая — Германия напала на Польшу. Много позже Иосиф Бродский писал об этом так: «День назывался «первым сентября». / Детишки шли, поскольку — осень, в школу».
Осенью 1939-го граждане СССР в большинстве своем полагали, что разразившаяся в Европе буржуазная война нас совершенно не касается, убеждали себя, что на нашей земле восторжествовали мир и покой...
Через два года день 1 сентября почти утратил свое безусловное значение, к примеру, студенты трех московских педагогических вузов ввиду особых обстоятельств приступили к занятиям 1 августа. А в последних числах того месяца в «Учительской газете» была опубликована беседа с наркомом просвещения РСФСР Владимиром Потемкиным. Он рассказал, что школы получат учебники, тетради и другие необходимые принадлежности, но главное внимание будет уделено военно-физкультурной подготовке: «Учащиеся должны будут научиться преодолевать препятствия, владеть оружием, метать гранаты, переплывать реку, вести рукопашный бой... Задача каждого педагога — прививать учащимся такие качества советского человека, как героизм, самоотверженность, презрение к смерти, готовность до последней капли крови бороться с врагами Родины».
О наступлении 1 сентября 1941-го нового учебного года в Москве тогда «забыли»: большинство детей были эвакуированы из столицы, к тому же москвичи опасались, что как сами школы, так и их ученики с учителями могут пострадать от бомбежек. Открывались «консультативные пункты», куда школьники приходили три раза в неделю — слушали педагогов, получали домашние задания.
Федору Кондратьеву в сорок первом было восемь лет. Во дворе его дома в Уланском переулке, неподалеку от Сретенки, из большой ватаги ребят осталось лишь трое, остальные уехали. В школе № 281, где Федя окончил первый класс, разместился госпиталь. Учиться можно было только в бомбоубежище, что в Даевом переулке, а это совсем не близко. Однако и в такой «аудитории» уроки велись только несколько недель. Ребят продолжали отправлять в эвакуацию, и когда их осталось совсем мало, обучение прекратили. Уже был слышен грохот канонады, гитлеровцы подходили к Москве.
В блокадном Ленинграде учебный год в 1941-м открылся в конце октября — для 60 тысяч учеников 1–6-х классов. 3 ноября началось обучение старшеклассников. Услышав вой тревожной сирены, школьники и преподаватели спускались в бомбоубежище, где занятия продолжались. Каждый учитель имел два плана урока: один — для работы в «нормальных условиях», другой — на случай артобстрела или бомбежки.
«К урокам готовлюсь по-новому, — записала в своем дневнике осенью 1941-го учительница истории 239-й ленинградской школы Ксения Ползикова-Рубец. — Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит, нужно помочь выучить их в классе. Не ведем никаких записей в тетрадях: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжелого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь они не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя»...
День знаний был учрежден в 1984 году указом Президиума Верховного Совета СССР. Одним из инициаторов праздника считается директор краснодарской школы № 12, заслуженный учитель РСФСР Федор Брюховецкий. Он же в свое время придумал церемониал под названием «Последний звонок» — трогательно-грустное торжество для выпускников и их наставников. Юноши и девушки прощаются со школой под звон колокольчика и передают эстафету первоклассникам.
С 2017 года занятия во всех классах начинаются 1 сентября с открытого урока «Россия, устремленная в будущее».
P.S.: В 2004 году День знаний в нашей стране вылился в общенациональную трагедию. Во время торжественной линейки в бесланскую школу № 1 ворвались террористы, захватившие порядка тысячи заложников. Через два дня более трехсот человек — дети, учителя, родители, гражданские спасатели, работники МВД и МЧС — погибли.
Чудовищное происшествие заставило содрогнуться не только Россию, но и весь мир. 1 сентября этого года мы будем вспоминать жертв кровавых событий, со дня которых минуло полтора десятка лет.
Иллюстрация на анонсе: Плакат В. Талашенко. 1962