Хотели как лучше?

70 лет назад произошло знаменательное событие, оказавшее чрезвычайно серьезное влияние на ход истории. После Второй мировой войны борьба за установление «нового порядка» на планете отнюдь не прекратилась, поменялись лишь претенденты на глобальное лидерство. Страны Запада во главе с США стремительно наращивали военные мускулы, а вместе с тем подняли на щит якобы обязательный для всех наций и государств свод «ценностей». В декабре 1948 года на сессии Генассамблеи ООН была принята «Всеобщая декларация прав человека».

Отношение к данному тексту — как было тогда, так остается и сейчас — во всем мире двоякое: не то важный для всех жителей Земли документ, не то пустая, велеречивая, далекая от правды жизни декларация; то ли набор необходимых человечеству правил и принципов, то ли слегка прикрытое громкими фразами средство агрессивной пропаганды, чтобы западным державам было проще вмешиваться во внутренние дела других государств.

Первым председателем ооновского комитета, готовившего пакт, была Элеонора Рузвельт, вдова американского президента. Предложенный ею проект не удовлетворил наших представителей, и на Генассамблее прозвучало грозное выступление замминистра иностранных дел СССР Андрея Вышинского.

Опытный политик и правовед до мозга костей, он был фигурой сложной, неоднозначной (кто-то скажет «зловещей», а кто-то с этим определением решительно не согласится). Формулировать тем не менее умел четко и обстоятельно. Его речь и сегодня воспринимается как актуальная, нисколько не устаревшая публицистика. Ооновских «доброхотов» Андрей Януарьевич критиковал за декларативность: ворох красивых слов, маниловские мечтания, благие намерения.

О том, кто будет контролировать выполнение пакта и как рассказанную в нем сказку сделать былью, в итоговом тексте не было ни слова. А ведь Советский Союз предлагал выработать механизмы реализации провозглашенных прав. Сталин полагал: смысл имеют лишь те из них, которые гарантированы государством. В противном случае они остаются не более чем красивыми пожеланиями, которыми политики морочат головы легковерной публике.

Взять свободу слова. Можно ли говорить о ней всерьез, если газеты и радиостанции принадлежат олигархам, сверхбогатым, которые по определению не заинтересованы в том, чтобы кем-то ставились под сомнение их взгляды, ценности, приоритеты. (Особенно в таких важных для глобальных ростовщиков делах, как избирательные кампании президентов, развязывание по всему земному шару войн и революций.)

Москва рекомендовала включить следующий пункт: «С целью обеспечения права на свободное выражение мнений значительных слоев населения, а также для их организации, государство оказывает им содействие и помощь материальными средствами (помещением, печатными машинами, бумагой и так далее), необходимыми для издания демократических органов печати».

Логично? Вполне. Но авторы документа воротили нос от подобных предложений.

Обращая всеобщее внимание на статью о праве «на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность», Вышинский отметил ее «отвлеченный характер», заявил, что в ней не предусмотрены «элементарно необходимые меры», и особо подчеркнул: делегация Советского Союза пыталась внести поправки, в которых сказано, что «государству необходимо обеспечить каждому человеку защиту от преступных на него посягательств, обеспечить условия, предотвращающие угрозу смерти от голода и от истощения... К сожалению, эта поправка, несмотря на то, что она так серьезно и значительно улучшала дело, была отклонена».

Бывший прокурор СССР выступил как реалист-прагматик и как коммунист. Он считал, что без решения вопросов о собственности и власти вести речь о подлинном равенстве людей перед законом не приходится, что хозяева больших денег действуют исключительно в своих интересах, извлекают прибыль отовсюду, в том числе и из «прав человека». Ни к чему не обязывающие декларации не изменят жизнь простого народа, — примерно так рассуждали Сталин и его полпреды в ООН.

А еще советскую сторону не устраивала ничем не ограниченная «свобода убеждений», какими бы антигуманными те ни были. Вышинский резонно вопрошал: а как же фашизм? Вот вы недооценивали опасность гитлеровской идеологии — и поплатились. Любопытно, что в XXI веке власти западных стран нередко пытаются ограничить или вовсе запретить деятельность экстремистских организаций, препятствовать распространению их идей. В 1948 году эта проблема волновала, судя по всему, только советских политиков.

И все же СССР не стал голосовать против «пустой» декларации. В то время, по-видимому, она представлялась хоть и бесполезной, однако вполне безобидной. Уже шла холодная война. Запад все агрессивнее навязывал миру собственное видение «прав человека», но в Кремле едва ли могли предвидеть, что в будущем геополитический противник станет размахивать этими самыми «правами» направо и налево, как увесистой дубиной.

Наша дипломатия выстраивала собственную систему международного сотрудничества — и порой небезуспешно. Привлечь под свои знамена удавалось не только ортодоксальных коммунистов, но и властителей дум из капиталистического мира — тех, кто по отношению к власти денежных мешков, а главное, вспыхивающим из-за непомерной алчности хозяев жизни кровопролитным войнам был настроен резко критически. К примеру, знаменитое в ту пору Стокгольмское воззвание «О запрете применения ядерного оружия», опубликованное в «Правде» в марте 1950 года, подписали Томас Манн, Пабло Пикассо, Марк Шагал, Луи Арагон и многие другие мировые знаменитости. В США за поддержку этого воззвания подвергали унизительным слежкам и допросам. Тогда же в этой «самой свободной в мире» стране развернулась поощряемая властями охота на ведьм. Те, кого маккартисты определяли в категорию «антиамерикански настроенных» граждан, подвергались бешеной травле, политическим преследованиям, лишались работы и каких бы то ни было карьерных перспектив. Спрашивается, а как же свобода убеждений? А никак. На подобные вещи американский истеблишмент обращает внимание лишь тогда, когда ему это выгодно.

Представители двух глобальных политических систем ожесточенно спорили на тему прав человека, настоящих и мнимых, несколько десятилетий. Мы им — про их интервенции и нашу борьбу за мир во всем мире, они нам — про свободу печати. Мы — о колониальной системе, расовой сегрегации, безработице (то бишь нарушении права на труд), всевластии олигархии, они — об отсутствии у нас политической оппозиции и «свободы передвижения».

В 1975 году СССР стал инициатором подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе — Хельсинкских соглашений. В проект документа по взаимному согласию включили так называемую «третью корзину». В ней имелся особый «правозащитный» пункт: «Уважение к правам человека и к его фундаментальным свободам: свободе обмена мыслями, свободе совести и религии, свободе передвижения». Впоследствии за эту «корзину» мертвой хваткой вцепились наши доморощенные диссиденты. С тех пор они при всяком удобном случае доставали из «лукошка» то или иное требование и вплоть до развала Советского Союза боролись с государством «за права и свободы». Может быть, и не стоит относиться к этим людям как к внедренной в страну пятой колонне, однако и патриотичной их деятельность при всем желании не назовешь.

«Буржуазным» ценностям в СССР пытались противопоставить иные приоритеты. «Человек всегда имеет право на ученье, отдых и на труд», — провозглашалось в знаменитой тогда песне Исаака Дунаевского и Василия Лебедева-Кумача. А еще в Советском Союзе в противовес западному индивидуализму действовал коллективистский принцип, выраженный пословицей «Семеро одного не ждут» — общее, государственное считалось важнее личного, сугубо частного. И эту идею впервые продекларировали не «комиссары в пыльных шлемах» — еще классики европейского Просвещения видели в ней высшую справедливость. Ведь если ты наносишь ущерб государству, то страдают тысячи, а быть может, и миллионы людей.

А вот со свободой совести у нас тогда вышло, право же, нехорошо. На бумаге было гладко, но в действительности ходить в церковь, мечеть или синагогу в СССР было так же невыгодно, как в США исповедовать социалистические идеалы.

Кто же был ближе к современной «толерантности» в конце 1940-х и в 1950-е — Соединенные Штаты на пару с Британией или Советский Союз? К колониализму и сословным привилегиям в Туманном Альбионе, параноидальному маккартизму в Америке «органично» примешивались расовые предрассудки. Респектабельные профессора, ничуть не стесняясь, вслух рассуждали об избранности белой расы, о неспособности «цветных» к культурному развитию. В то же время в СССР во всех детских театрах показывали «Хижину дяди Тома», а персонаж всем известного кинофильма «Цирк» с экранов провозглашал: «В нашей стране любят всех ребятишек. Рожайте себе на здоровье сколько хотите. Черненьких, беленьких, красненьких, хоть голубых, хоть розовеньких в полосочку, хоть серых в яблочко!»

Декларация прав человека не разрешила острых социальных и политических противоречий, которые раздирали мир после Второй мировой. Вскоре после того декабрьского подписания холодная война обернулась ожесточенным противостоянием в Корее.

Человечество готовилось к Третьей мировой, и снять это напряжение удалось не с помощью красивых манифестов, а благодаря появлению у Советского Союза ядерного оружия и межконтинентальных ракет.

Неизменным девизом американских президентов по отношению к диктаторам разной степени кровожадности служила тогда, как служит и сейчас, хрестоматийная фраза: «Это сукин сын, но это наш сукин сын». Политика двойных стандартов, в том числе (а может, и в первую очередь) в области прав человека, уже давно никого не удивляет.

Что же касается некогда хваленой свободы слова, то ныне даже Дональд Трамп характеризует западные СМИ презрительной идиомой fake news, излишне уточнять, как к этому информационному оружию массового поражения относятся жители стран, против которых оно было направлено.

Стал ли мир за 70 лет добрее и безопаснее? И да, и нет. Во всяком случае за эти годы мы окончательно убедились: правовой панацеи от глобальных социальных болезней не существует. Необходим разумный баланс между разными политическими системами, идеологиями и центрами силы. И это — главная задача ХХI века.