Встань за веру, Русская земля

Праздник Казанской иконы Пресвятой Богородицы, приходящийся на 4 ноября, был учрежден в 1649 году царем Алексеем Михайловичем — в память о победах русского ополчения над интервентами. В последние годы Россия в это время отмечает День народного единства — торжество с глубоким и чрезвычайно важным смыслом. Всенародный патриотический порыв четыре с лишним века назад положил конец Смуте, стал началом возрождения великого государства — таков главный исторический урок.

Вначале был Гермоген

Что есть смута? По Далю — «общее неповиновение, раздор меж народом и властью». Фактически — социальная эпидемия, гибельная атмосфера, в которой царит смущение умов, происходят «шатости и нестроения», как говаривали наши церковные писатели. Русь ослабла, утратила волю и сама себя потеряла. Даже неизвестно, что было страшнее — внутренние распри или нападение иноземных захватчиков. Страна оказалась на грани гибели. И вдруг — стала былью-явью сказка о чудной птице, восставшей из пепла: когда казалось, что все потеряно, у народа нашлись силы для сплочения и отпора врагу. И пришла победа, у которой есть имена — славных героев, возглавивших патриотическое движение против захватчиков, за веру и Отечество.

В годы безвременья и оккупации духовным стержнем народного сопротивления стал не воин, а церковный пастырь. Талантливый богослов и писатель, выдающийся миссионер, он был первым Казанским митрополитом. Про него говорили: «Муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный». В годы распада державы (после гибели Годуновых) Гермогена избрали патриархом. Ему уже было за 70. По меркам того времени — глубокий старик. Но во всем царстве не нашлось более твердого противника польского владычества. В декабре 1610-го интервенты, захватившие Москву, пленили патриарха, заперли в подземелье, держали на хлебе и воде. Его обвиняли в том, что он рассылает по городам и весям письма с призывами бороться за веру, сражаться с оккупантами. Требовали, чтобы он отрекся от ополчения и признал польского королевича Владислава русским государем. Гермоген был непреклонен: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за Православную веру».

И непокоренная Русь услышала его голос. Пастырь, не покидая каземата, стал народным вождем. Тем, кто колебался, впадал в панику или апатию, Святейший напоминал о ценностях, за которые следует сражаться: за веру и родную землю. Он не дожил до победы, умер от голода в феврале 1612-го. В это время Пожарский и Минин накапливали силы, тщательно готовились к освобождению Москвы, отрезая поляков от тылов, продовольствия.

На решающий бой русских ополченцев благословил единомышленник покойного патриарха, архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий — еще один пламенный патриот, умевший подчинять своему слову души сограждан, неустанно призывавший всех ратных людей бороться с врагом, а всех имущих — помогать ополчению лептой. Будущая Лавра в те дни превратилась в огромный лазарет.

Лидерская психология

Письма Гермогена и Дионисия читал и всем ныне известный Кузьма Минин. Его называли русским Демосфеном, и по праву. Нижегородский купец среднего достатка, он был отменным оратором. Речи Минина, изменили ход истории, придали Второму ополчению нужную тональность, а точнее, сделали его непобедимым. Кузьма Минин неплохо разбирался в массовой психологии, говорил о поруганных святынях, об угрозе порабощения. Призывал действовать всем миром. При этом не заискивал перед аудиторией, не обещал легких побед. Предъявлял жесткие требования к каждому. Предприниматель-трибун сделал ставку на ответственный, деятельный патриотизм, и это нашло отклик в сердцах соотечественников. Рядом с Мининым разобщенные люди превращались в национальное движение, в народ, готовый действовать. Ершистые, степенные сподвижники признали в Кузьме предводителя, быстро научились подчиняться ему. Он распоряжался казной, вел трудное хозяйство ратников, а заодно налаживал связи с местным населением во всех городах и селах. Пресекал крамолу. Выжигал смуту.

Минин стал влиятельнейшей фигурой в «Совете всея Земли», который до установления законной власти фактически являлся правительством страны. В вольном ополчении, да еще и в Смутное время, невозможно быстро и надежно наладить армейскую дисциплину. Строгий, суровый вожак из купцов делал в этом смысле максимум возможного. По его биографии впору изучать психологию лидерства. Это он жестко потребовал от каждого отдавать на ополчение «третью деньгу» (в редких случаях — пятую; несогласных превращали в холопов, а то и вовсе лишали имущества). Во время московских сражений бывший торговец показал себя истинным храбрецом, не жалел живота своего. Был верен присяге — «умереть за христианскую веру», — которую принес вместе с воинством. В кульминационный момент битвы, когда в ополчении началось дезертирство и инициативу перехватили поляки, Минин с тремя сотнями бойцов переправился через Москву-реку к лагерю Яна Ходкевича. Лихое наступление вынудило иноземцев отступить.

Любопытный факт: незадолго до смерти Дмитрий Пожарский принял монашескую схиму под именем... Косма. Нелегко отказаться от версии, что в тот момент он вспомнил своего соратника, человека, который, собственно говоря, и рекомендовал князя на должность начальника ополчения.

«Ты спас от расхищенья царство»

Он был любимым героем Гавриила Державина, восхищавшегося не только его ратными подвигами, но и великодушием, христианским смирением, столь редким для воеводы и царедворца. Пожарские — потомки Всеволода Большое Гнездо, самого могущественного из властителей Владимиро-Суздальского княжества, — исправно служили с оружием в руках трону и Отечеству. Дед полководца погиб в бою под Казанью в 1552-м. Отец отличился в сражениях долгой Ливонской войны. Боевая доблесть не принесла им состояния: древний род обеднел. Дмитрий Пожарский начал службу при царе Борисе, стал стольником.

После присягнул Василию Шуйскому и не предавал его, хотя времена и обстоятельства были как никогда полны искушений. При царе Василии он — воевода, заметный полководец. Сражался с поляками, и неудивительно, что иноземные власти постарались лишить князя вотчин. Но Дмитрий Михайлович воспринимал их указания с презрением. При первой попытке освободить Москву от незваных гостей Пожарский получил тяжелые увечья.

В начале осени 1611-го он, израненный, отдыхал от битв в деревне Юрино, что под Нижним Новгородом. А в самом городе уже собиралось ополчение, на сходах Минин обращался к народу, вопрошал: кто возглавит войско? Патриоты сошлись на кандидатуре князя. Делегация нижегородцев во главе с архимандритом Феодосием обратилась к Дмитрию Пожарскому, и он ответил: «Рад за православную веру страдать до смерти».

В августе 1612-го гетман Ходкевич со своим отрядом и продовольствием пробивался к русской столице. Пожарский преградил ему путь у Новодевичьего монастыря. После нескольких сражений польский командир был вынужден оставить подступы к Москве.

Оголодавшие оккупанты все еще занимали Кремль и Китай-город. Из последнего поляков выбили 1 ноября. Кремль взяли в осаду. Чужакам было предложено без боя покинуть крепость, оставить награбленные сокровища, обещано сохранить жизни. 5 ноября захватчики сдались на милость победителя. Пожарский исполнил обещание, массовой расправы не произошло. Правда, отряд полковника Струся попал к казакам Дмитрия Трубецкого, и те изрубили почти всех оккупантов... Но в целом нашему полководцу удалось умерить ожесточение.

6 ноября архимандрит Дионисий совершил молебен на Красной площади, и под звон колоколов войско во главе с Пожарским вошло в Кремль. Князю удалось организовать выборы законного государя. После воцарения Михаила Романова главного военачальника наградили не особенно щедро: возвели в бояре, пожаловали кое-какие вотчины, но не самые завидные. Дмитрий Пожарский на свои средства построил храм на Красной площади — в честь Казанской иконы Божией Матери, главной святыни ополчения. Перед нею он молился в дни московских сражений.

В его добровольном отказе от притязаний на верховную власть проявился истинно русский характер. Спас Отечество — и отошел в сторону. Державин о князе-триумфаторе писал так:

Царя творец и раб послушный,
Не ты ль, герой великодушный,
Пожарской, муж великий мой?
Ты спас от расхищенья царство,
Ты власть монарху утвердил,
Ты сверг любоначальств коварство,
Ты честь свою в себе сокрыл...

В народной памяти он навсегда остался рыцарем без страха и упрека, не запятнавшим себя интригами, распрями и мародерством, но прославившим свой род победами.

Подвиг крестьянина

«Ни один царский дом не начинался так необыкновенно, как начался дом Романовых. Его начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно государя с подданным», — это слова Николая Гоголя об Иване Сусанине. Свой героизм он проявил тогда, когда ополчение Минина и Пожарского уже освободило Москву от интервентов, но поляки еще искали счастья в России. Их привлекала не только пожива. Непрошеные гости надеялись на продолжение Смуты и безвластия в нашей стране, стремились не допустить всенародных выборов царя.

В феврале 1613-го польский отряд рыскал по костромской земле в поисках 16-летнего Михаила Романова и его матери, инокини Марфы. Иноверцы намеревались пленить или уничтожить реального русского претендента на престол. А может быть, хотели захватить его, чтобы требовать выкупа. По легенде, которая передавалась из поколения в поколение, будущий царь, узнав о приближении поляков, бежал из села Домнино, оказался на выселках, в доме Сусанина. Крестьянин потчевал юношу хлебом и квасом, укрывал в овинной яме, забросав ее головешками и горелой ветошью. Налетевшие поляки принялись пытать старика. Однако Михаила он не выдал. Найти Романова интервентам не удалось, не помогли даже вышколенные собаки: головешки перебивали человечий запах. Озверевшие враги зарубили Сусанина и ускакали, а боярин выбрался из укрытия и направился в Ипатьевский монастырь.

Более известна другая трактовка событий. Поляки встретили сельского старосту Ивана Сусанина и потребовали указать путь до села. Тот успел послать в Домнино своего зятя с предписанием снарядить Мишу Романова в дорогу. Сам же повел врагов в противоположную сторону, на болота. Его пытали и казнили, но именно подвиг Сусанина позволил молодому боярину добраться до обители невредимым. Его, не отягощенного грехами Смуты, избрали царем. А вместе с тем — великую династию, на века вперед.

Крестьянин-спаситель стал символом народной опоры, на которой держится государственная власть. Ярче всех выразил эту идею Михаил Глинка. Его опера первоначально называлась по имени главного героя — «Иван Сусанин». Сюжет являлся системообразующим: человек, отдавший жизнь за царя, символизировал один из краеугольных камней будущей знаменитой (уваровской) триады. Самодержавие и православие в произведении Глинки также замечательно отражены. Премьера состоялась в декабре 1836 года, опера «Жизнь за царя» получилась истинно народной, в финальном хоре прозвучало:

Славься, славься из рода в род,
Славься, великий наш русский народ!
Врагов, посягнувших на край родной,
Рази беспощадно могучей рукой!

Сочиненное Егором Розеном либретто отчасти переделал в 1939-м Сергей Городецкий. Вместо царя Михаила в апофеозе появились Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский. С этой музыкальной драмы традиционно начинался театральный сезон в Большом театре. Она сама стала не только классикой, но и историей. Мелодии Глинки раскрыли душу русского героя, преодолевшего Смуту и ставшего еще сильнее после грозных испытаний, выразили трагическое величие народа, который невозможно победить, когда он расправляет плечи.

На главной площади Москвы, у стен Кремля, стоит памятник Минину и Пожарскому. Неподалеку, в Александровском саду, несколько лет назад соорудили монумент патриарху Гермогену. В Костроме воздвигнут высокий каменный Сусанин. Как несменяемые часовые «всея Земли», они поставлены на все времена.