Выплывали расписные

Прославление Степана Разина началось в XIX веке. В советский период у нас даже выработался стереотип, связанный с изображением его восстания как классовой, крестьянской войны. Однако факты показывают иное: события, начавшиеся три с половиной столетия назад, всецело соответствовали знаменитому пушкинскому изречению «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!». Причем совершенно точны тут оба эпитета: не просто беспощадный — жестокий, кровавый, — но и явно бессмысленный.

Трудясь над «Капитанской дочкой», Пушкин, конечно же, следовал собственному правилу — уважать «историю наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». Прямой продолжатель «дела Разина» Емельян Пугачев показан в романе не как законченный злодей, а как спорная личность, способная при всей своей кровожадности на гуманные поступки. С образом Разина, если вдуматься, все обстоит точно так же: нужно лишь взвесить на весах добра и зла, чего в его действиях было больше. Вторая чаша очень сильно перетянет. 

К тому же необходимо учесть: разинские походы пришлись на время одного из самых страшных явлений отечественной истории, Раскола, подкинув в пламень новой русской смуты прорву горючего материала. Но... перейдем от рассуждений к фактам.

Царь Алексей Михайлович право казаков на самоуправление признавал, с неписаным законом «С Дона выдачи нет» мирился. Потому-то и стекались туда разношерстные беглые. Казачьими привилегиями пользовались лишь те, кто проявил себя в деле и был поверстан на кругу. Прочие, «бурлаки», зарабатывали на жизнь кто чем сможет. Казаки воевали с Польшей, отвлекали на себя силы союзника поляков, Крымского ханства. Возвращались из тех, обычно морских, походов с богатой добычей. 

В 1667-м был подписан мир, и царь запретил подобные рейды. На весеннем войсковом круге, помимо прежнего атамана Корнилия Яковлева, выдвинул свою кандидатуру Степан Разин. Предлагал плюнуть на запрет, идти «за зипунами». Большинство казаков отказались нарушать государеву волю и переизбрали Яковлева. Разин не подчинился, созвал к себе недовольных и поверстал в казаки бурлаков. Его крикнули альтернативным атаманом и начали строить лодки. Подсуетились воронежские купцы Гордеев и Хрипунов, ссудили порох и свинец под будущую поживу. Яковлев же, прознав об этом, перекрыл в низовьях Дона дорогу флотилии.

Тогда Разин отправился назад и перемахнул на Волгу. Здесь разграбили караван судов с хлебом и прочими товарами. Гребцами и холопами пополнили свой отряд, а с купцами и охраной расправились зверски. Степан лично сломал руку одному монаху, затем приказал его утопить. Когда из волжских городов стали стягиваться воинские контингенты, воры проскользнули протоками мимо Астрахани, на Каспий. Разорили рыбные ловы, повернули на Яик (Урал). Счесть их борцами за свободу тогда было, прямо скажем, проблематично. К примеру, напав на ногайцев, они отбили партию пленных, угнанных с Руси. Мужчин взяли в войско, а женщин и детей... перепродали калмыкам.

Яицкий городок закрыл перед Разиным ворота. Однако атаман упросил принять несколько человек, дабы те помолились в церкви. Их впустили, и через некоторое время туда ворвалась вся банда. Учинила бойню. Городской стрелец Чикмаз, согласившийся быть палачом своих товарищей, обезглавил 170 человек. Остальным стрельцам гарнизона Стенька предоставил выбор — присоединиться к нему или уйти в Астрахань. Почти все предпочли второе. Их, безоружных, в пути догнали и перерезали. Разбойники зимовали в Яицком городке, обчищали местных казаков. Даже спустя полтора века, когда Пушкин собирал на Урале материалы о Пугачеве, Разина там вспоминали с проклятиями и чуть ли не омерзением.

Власти по весне приступили к подготовке военной экспедиции из Астрахани, но воры на 24 стругах ушли на Каспий. К ним добавилась ватага Сережки Кривого. Промышляли до следующего лета. Внезапно налетали с моря на кавказские и персидские города, грабили, а когда против них собирались войска, уплывали прочь. Персы выслали флотилию Мамед-хана. Разинцы их суда подожгли, а после, набрав сказочную добычу, надумали возвращаться домой. 

В Астрахани поджидали воеводы, сил было немало — 4,5 тыс. стрельцов, 500 орудий. Но в это время произошел мятеж казаков на Украине. Глава Посольского приказа Афанасий Ордин-Нащокин опасался, как бы не возмутился и Дон. Приказал решить проблему миром, если злодеи покаются и пообещают впредь не безобразничать.

Воевода Семен Львов вышел навстречу Стеньке на 36 стругах. Банда пустилась наутек. За ней гнались 30 верст и к великому удивлению воров объявили им о милости. Разумеется, те охотно покаялись. Явились в Астрахань триумфаторами, в шелках и бархате, отдали властям половину трофейных пушек и часть пленных, устроили грандиозную гульбу, соря деньгами и драгоценностями. Их сумели выпроводить только через месяц, запретив заходить в другие города. Но они проигнорировали требование. Принялись кутить в Царицыне, «учиняли дурости и воровство». Там гарнизон был маленький, сладить с охальниками не мог. Разбуянившийся Разин таскал за бороду воеводу, грозил смертью. Часть воинства Стеньки разбрелась кто куда. Атаман и полторы тысячи человек вернулись на Дон, построили себе городок на реке Кагальник.

Разин спускал награбленное всю зиму. Огромную выручку получили воронежские купцы-спонсоры, да и местным казакам сперва виделась сплошная выгода. За вино, продукты Стенька платил щедро. О нем разошлась молва, на его кутежи собрались 4–5 тысяч душ всякой вольницы, начали терроризировать казаков. Последние забеспокоились, на круге в 1670-м жаловались на смутьяна царскому послу. Стенька явился туда со всей ордой, посла Евдокимова утопил, атамана Яковлева обратил в бегство. Однако и положение Разина стало щекотливым: добычу-то уже пропили, собравшееся «войско» могло разойтись. Атаман понимал, что донцы при всяком благоприятном случае припомнят ему бесчинства. Выход оставался единственный — раздувать большую смуту. Разин объявил, что намерен идти на Москву, воевать «изменников бояр и думных людей и в городах воевод и приказных людей» и дать свободу черни.

К нему присоединился еще один самостийный атаман, Васька Ус, армия достигла 7000 человек. Начали рассылать по Руси «прелестные письма». На Волге не забыли прошлогодние попойки Степана, его швыряние деньгами, и это оказалось заразным, царские ратники завидовали разбойникам. Стрельцы переходили на их сторону, открывали ворота городов. В Астрахани мятежники отметились крайней жестокостью. Вакханалия длилась три недели. Пили, насиловали, а любого, кто не нравился, подвергали пыткам и предавали смерти лютой. Людей резали, топили, вешали, рубили им руки и ноги, а потом отпускали ползать, истекая кровью. 

С Усом Разин рассорился, и они разделились. Васька остался «воеводой» в Астрахани, Стенька повел 10 тысяч мятежников вверх по Волге. Оригинальных лозунгов не выдумал, пытался взбунтовать народ с помощью самозванства. Лжедмитриев не нашлось, тем не менее по Волге с войском шла барка, обитая красным бархатом, на которой будто бы везли царевича Алексея Алексеевича (сравнительно недавно умершего). 

Иногда всплывает версия о том, что восстание было связано с Расколом, с антиправительственной деятельностью старообрядцев. Это ошибка. За красной двигалась вторая барка, обитая черным бархатом, и на ней якобы везли патриарха Никона, ранее сосланного. То есть ни о какой войне за веру, за каноны древлего благочестия не могло идти и речи. 

Утверждалось, что царевич и церковный иерарх выступали против властей: мол, первый не умер, а сбежал от отца, второй же сумел освободиться из заключения...

Саратов и Самара встретили Разина хлебом-солью, но это не спасло их жителей от грабежей и кровавых оргий. Всех дворян, чиновников, богатых горожан истребляли. Из состоятельных семей в живых оставляли только девушек и молодых женщин, атаман «венчал» их со своими громилами, обводя вокруг дерева. 

Все документы и архивы сжигались: Стенька не терпел никакого письма. Крестьян и городскую чернь скопом верстал в казаки, делил на десятки и сотни, а органом управления провозглашал круг. Двигались быстро, земли по Средней Волге лежали еще пустынными. Лишь севернее вступили в густонаселенные районы. Здесь-то полыхнуло в полную силу. Поднимались крепостные, возникали отряды мордвинов и чувашей, разохотившихся пограбить. Повсюду формировались сборища под водительством самостоятельных вожаков — Осипова, Харитонова, «старицы» Алены, Федорова, Пономарева. Они захватили Корсун, Саранск, Темников, Алатырь, Курмыш, Макарьев монастырь, Нижний и Верхний Ломов.

Правительство уже принимало меры, перебрасывало в Поволжье воинские части под командованием боярина Юрия Долгорукова. Под Симбирском Разин впервые встретил организованное сопротивление и не смог взять город. На помощь осажденным выступил корпус князя Юрия Барятинского. Атаман двинулся навстречу, но в октябре 1670-го под Свияжском Барятинский разинцев разгромил. Степан был дважды ранен, что подорвало славу характерника, которую он же и распускал: будто бы мог заговаривать вражеское оружие, и его не брали ни пули, ни ядра. После этого повстанческий предводитель повел себя совсем не героически. Бросил толпы соблазненного им люда и сбежал. Барятинский гнал мятежников до Симбирска, где и добил их. Некоторых казнили, большинство пойманных вразумляли кнутом, ссылали в Сибирь, на Урал. 

Разин удирал на юг. Теперь его не впустили ни Самара, ни Саратов. Один раз обожглись, поумнели. Стенька собирал вокруг себя бродячие шайки, свирепствовал, приказывал сжигать пленных. Отношения в воровском стане были отнюдь не братскими. В Астрахань к своему врагу Усу Степан идти побоялся. Вернулся на Дон, соединился с отрядом младшего брата, Фрола. Еще раз попробовал подбить на восстание казаков. Однако те не желали его больше знать, Черкасск встретил запертыми воротами и изготовленными пушками. Разин снова засел на Кагальнике. Совершал вылазки, мстил за то, что не поддержали его, «прямых старых казаков донских, которые за церковь и крестное целование и за Московское государство стояли... побил и пограбил и позорил».

Атаман Яковлев обратился к царю за помощью. В присутствии казачьих послов патриарх предал Стеньку анафеме. На Дон послали полковника Григория Косагова с тысячей солдат. В апреле 1671-го казаки вместе с этим отрядом осадили Разина. Он собирался обороняться, но все орудия на валах оказались заклепанными — его банда решила откупиться, выдав атамана. Братьев Разиных доставили в Черкасск. Подручных казнили по войсковому праву, а Степана и Фрола повезли в Москву на колеснице позора. 

Старший брат ехал на телеге, прикованный к виселице, младший бежал следом с петлей на шее. Их приговорили к четвертованию. Степана казнили. Фрол в тот момент оробел, крикнул «слово и дело», что по закону давало отсрочку. Объявил — готов указать клады, спрятанные братом. Но сделать этого не смог и позднее тоже был предан казни. 

В Астрахани еще держались Василий Ус и его товарищ Федька Шелудяк. Зверствовали не меньше Разина, убивали даже тех, кого он прежде пощадил — митрополита Иосифа, женщин, детей. Узнав, что Стеньку поймали, Ус возомнил себя вождем, намеревался заново разжечь восстание. Однако отряды его были разбиты, а сам новоявленный атаман умер от какой-то «червивой болезни». Осенью 1671-го подошли царские войска. Воевода Иван Милославский склонял восставших к капитуляции, суля амнистию. Шелудяк удерживал их в повиновении террором, расправлялся с любым колебавшимся. Сам же завел тайные переговоры, убеждая служилых кабардинцев изменить царю, но был ими схвачен. Без него Астрахань сразу сдалась. Милославский обещание выполнил, наказывать бунтовщиков не стал. Вошел в город с иконой Пресвятой Богородицы, присланной в знак прощения от Алексея Михайловича. Хотя на самые тяжкие преступления — убийство митрополита, воевод — амнистию не распространили. После расследования Шелудяка и нескольких других главарей повесили.

В заключение отметим, что вдохновенную песню о Разине «Есть на Волге утес» сочинил дворянин, военный юрист, генерал Александр Навроцкий, державшийся передовых взглядов. Среди простого народа память во множестве мест сохранялась совсем иная. Владимир Гиляровский записал легенду, рассказанную ему на Волге: Разин «за великое душегубство» навечно заключен внутри этого самого утеса, обречен есть щи из кипящей смолы и грызть каменные пироги.

Иллюстрация на анонсе: К. Петров-Водкин. «Степан Разин». 1918