Как генерал «Вперед» Софию освобождал

Как бы ни относился к России правящий класс современной Болгарии, имя Иосифа Гурко знают в этой стране практически все. 140 лет назад он как триумфатор въехал на белом коне в освобожденную Софию. «Братушки», понимавшие русских солдат без переводчика, получили долгожданное избавление от турецкого ига.

Победа далась дорогой ценой. За десять месяцев сражений Россия потеряла убитыми и ранеными 80 000 человек. В той войне отличились многие военачальники. Но, пожалуй, больше других — он, Гурко, которого штабные мудрецы прозвали «Колючкой» за ершистый характер, а солдаты называли генерал «Вперед».

Иосиф, сын Владимира

Будущий освободитель болгарской столицы родился в Новгороде. Там служил его отец, тоже боевой генерал, начинавший тянуть офицерскую лямку в 1812-м. Владимир Гурко сражался при Бородино, Малоярославце, Тарутино, Бауцене, командовал на Кавказе, участвовал в походах — от Эривани до Варшавы — под началом Ивана Паскевича. Последний стал позднее главнокомандующим и для Гурко-младшего.

В 1849-м тот в чине поручика направлялся к западным границам Российской империи, чтобы принять участие в умиротворении мадьяр. Не успел: кампания завершилась.

Во время кровопролитных битв с интервентами в Крыму его девизом были слова: «Жить с кавалерией, а умирать с пехотой». По личному прошению он получил перевод в пехотные войска. Уже майором попал в Черниговский полк, защищавший Бельбекские позиции. После войны вернулся в кавалерию, в гусары. На очередном смотре боевая выучка его эскадрона произвела сильное впечатление на императора Александра II. Гурко стал флигель-адъютантом и одним из царских советников по военной части. У него появились придворные обязанности, но и связей с армией он не прерывал. Высший свет не превратил его в сноба. Даже вечный оппозиционер Герцен тогда обмолвился: «Аксельбанты флигель-адъютанта Гурко — символ доблести и чести».

Снова идут на войну Петербург и Стамбул...

Пятьсот лет Болгария находилась под властью османов. Восстание, вспыхнувшее в апреле 1876 года, янычары утопили в крови, не пощадив ни стариков, ни детей. В России формировались специальные славянские комитеты, собиравшие пожертвования для повстанцев, сколачивались добровольческие отряды. Даже непримиримые оппоненты —западники и славянофилы, Тургенев и Достоевский — сходились на той мысли, что болгар нужно спасать.

По инициативе нашей страны в Константинополе в 1876–1877-м прошла конференция европейских дипломатов. К ощутимым результатам переговоры не привели, но Петербургу удалось получить от представителей великих государств тайные гарантии невмешательства в русско-турецкую драку.

После неудачной Крымской войны Россия потеряла статус главной континентальной державы. Сильно ударило по престижу империи и польское восстание 1863 года. Только большие ратные успехи могли вернуть утраченный победный ореол. К тому же при удачном стечении обстоятельств мы могли получить контроль над Босфором, превратить Черное море в Русское. То есть чаяния балканских народов совпали с нашими государственными интересами.

В апреле 1877-го была объявлена война Турции. Гурко принял под командование передовой отряд армии, ее авангард. Особо ретивые офицеры посматривали на него косо: любимец государя, придворный генерал, не пробовал, небось, каши-то солдатской. Подобные пересуды прекратились быстро, после первых же переходов, в которых Иосиф Владимирович по-суворовски делил с бойцами все тяготы. И даже его суровость вызывала общую симпатию. «Стройный и худощавый, с огромными бакенбардами и острыми, серыми, глубокими глазами. Он говорил мало, не спорил никогда и казался в своих чувствах, намерениях и мыслях непроницаемым. От всей его фигуры веяло внутренней силой, грозной и авторитетной. Его любили не все, однако все уважали и практически все боялись», — свидетельствовал очевидец.

Прониклись уважением и османы, окрестившие Гяурко-пашой. Вроде бы не что иное, как насмешливый каламбур, гяурами мусульмане называли иноверцев. Но тут важно другое. Турки присваивали прозвища только тем русским генералам, к кому относились почтительно. Это своеобразная награда.

Начало войны оказалось ошеломительным для неприятеля. И героем первых ее недель стал именно Гурко. Под натиском русского авангарда турки отступали. В июле наши заняли Шипкинский перевал. Первые, сравнительно легкие, успехи не ослепили полководца. Османская империя все еще обладала огромным мобилизационным ресурсом.

В рапорте главнокомандующему он сообщил: «Если бы турки не были деморализованы и были бы снабжены в достаточном количестве продовольствием и запасами, то взять эту позицию было бы до крайности трудно».

И действительно, через несколько недель османы пришли в себя, подтянули резервы, и началась череда упорных сражений с переменным успехом. Штурм Горного Дубняка выдался кровопролитным, и все-таки 24 октября над крепостью взметнулся русский флаг. Развязкой первого акта войны стало взятие Плевны после долгой осады, 10 декабря 1877 года. Враг лишился своей ударной 45-тысячной армии. И тут перед нашим командованием встала дилемма. Воевать зимой было не принято, впереди — заснеженные горы, непреодолимое препятствие. Значит, следует расположиться на зимних квартирах и подтягивать силы для весеннего наступления, то есть оставить Плевну, отступить с Шипкинского перевала. Исполненный благоразумия план сводил на нет все предыдущие победы.

«Я поставлен перед вами волею государя...»

Иосиф Владимирович предложил действовать иначе: не считаясь с погодными условиями, наступать через Балканы и завершить войну под стенами Константинополя. Однако сначала следовало прорваться к Софии. Этот болгарский город был удобной базой для турецкой армии, без него османы оставались как без рук. Генералы старой школы назвали план Гурко безумным. Но он, презрев субординацию, обратился напрямую к императору: «Честолюбивые замыслы далеки от меня, однако мне вовсе не все равно, что будет говорить обо мне потомство, а потому сообщаю — нужно немедленно наступать. Если Ваше Величество не согласны со мной, прошу назначить на мою должность другого начальника, готового лучше меня выполнить пассивный план, предложенный Ставкой». «Придворный генерал» требовал привилегию — первым идти и в гибельный холод, и в раскаленное пекло сражений.

Царь распорядился совершить рейд через Балканы на Софию. Офицеры роптали: слишком рискованным казался этот путь. Да и местные жители провожали в поход наших воинов, будто смертников. Пройти в метель по скользким и узким горным тропам, да еще и с артиллерией — в былинах и приключенческой литературе такое бывает, но в жизни — вряд ли. Гурко жестко пресекал колебания. В ту зиму он был требователен, как никогда, и к себе, и к подчиненным: «Я поставлен над вами волею государя императора и только ему, Отечеству и истории обязан отчетом в моих действиях. От вас я требую беспрекословного повиновения и сумею заставить всех и каждого в точности исполнять, а не критиковать мои распоряжения. Прошу всех это накрепко запомнить... Если большим людям трудно, я их уберу в резерв, а вперед пойду с маленькими». Своей яростной верой в успех он заряжал соратников.

Впереди шли разведчики и проводники из местных крестьян, умевшие обходить черкесские засады. За ними тянулась армия. Один из участников похода вспоминал: «Вперед двинулась огромная масса людей, коней и орудий. Русские и болгары поднимали с помощью веревок огромные пушки. На замерзших горных тропах саперы вырубали ступени... Откуда-то издалека доносились слова «Дубинушки»: «Эй, дубинушка, ухнем...» К вечеру ветер усилился, превратившись во вьюгу». Когда на одном из перевалов доложили, что артиллерию поднять нельзя, генерал ответил непреклонно: «Втащить зубами!»

Переход его армии через Балканы сравнивали с альпийскими подвигами чудо-богатырей Суворова. Да и сам Гурко каждый Божий день вспоминал то об Александре Васильевиче, то о Багратионе — о тех, кто воплощал формулу Петра Великого «Небываемое бывает».

Здравствуйте, братушки

По окрестным селам распространялись листовки: «Болгары! Нам предстоит нанести последний удар врагу и преодолеть Балканы, где он не сможет задержаться. Вы должны помочь нам перебросить через горы орудия, снаряды и сухари. Главной вашей наградой будет избавление от турок. Вам сейчас трудно, но русским еще труднее, они терпят лишения ради вас, а вы — ради себя. Пройдет время, и вы будете нас благодарить». Призывы находили мгновенный отклик.

Патриот Георгий Антонов Цариградски привел 720 соплеменников, вооруженных лопатами и кирками. Двенадцать пар волов тянули сани с пушками, сорок лошадей тащили повозки.

Сражения на подступах к Софии начались 31 декабря 1877 года неподалеку от села Горни-Богров. Армия Османа Нури-паши попыталась преградить путь к городу. Несколько дней янычары оказывали яростное сопротивление. На софийских улицах слышались артиллерийские залпы. Плечом к плечу с русскими сражались местные добровольцы. Под напором штыковых атак, градом пуль и снарядов враг дрогнул. Участь будущей столицы Болгарии была решена, когда части Гурко отрезали для противника дорогу в сторону Пловдива. Осман Нури-паша панически боялся оказаться в окружении и спешно отошел на запад, оставив 6000 раненых, боеприпасы и запасы продовольствия. А на прощание отдал приказ сжечь Софию. Только вмешательство итальянских дипломатов спасло ее от уничтожения.

Утром 4 января 1878-го (по н. ст.) к нашему генералу прискакал изможденный вестовой с важным донесением: турки бегут. Первыми ворвались в город кубанские казаки есаула Петра Барши-Тищенко. Они сбросили с дворца паши османское знамя. Русская армия вошла гордо и степенно — под барабанную дробь, с развернутыми стягами. Турецкому игу был положен конец. В тот год весна в Болгарии, можно сказать, началась в январе.

В Петербурге — тоже. Газеты ликовали: «Наши войска с музыкой, песнями и развевающимися знаменами вступили в Софию при всеобщем ликовании народа». Болгары чрезвычайно восторженно встречали русских, а Иосифа Владимировича увенчали лаврами триумфатора. Известный писатель Всеволод Крестовский — он был военным корреспондентом — свидетельствовал: «У ворот Софии в ожидании генерала Гурко стояли толпы людей. Народ кричал и рукоплескал. Все направились к центру города, к церкви Св. Стефана, где один болгарин произнес приветственную речь. В ответ на эту речь Гурко сказал: «Я вступаю сегодня во второй болгарский город. Первым была ваша древняя столица Тырново, вторым — София. Дай Бог силой оружия освободить и остальную часть Болгарии».

Еще красноречивее он высказался в приказе по армии: «Взятием Софии завершился блестящий период нынешней войны — переход через Балканы, в котором не знаешь, чему больше удивляться: храбрости ли, геройству ли вашему в сражениях с неприятелем, или выдержке и терпению, с которым вы переносили тяжкие невзгоды в борьбе с горами, стужей и глубоким снегом... Пройдут годы, и наши потомки, которые посетят эти суровые горы, торжественно и с гордостью скажут: здесь прошло русское войско, воскресившее славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей».

Иван Вазов писал об этих днях так:

«Мама, мама! Вон, взгляни...»
«Что там?» — «Ружья, сабли вижу...»
«Русские!..» — «Да, то они,
Встретить их пойдем поближе.

Это их послал сам Бог,
Чтобы нам помочь, сынок».

Мальчик, позабыв игрушки,
Побежал встречать солдат.
Словно солнцу рад:
«Здравствуйте, братушки!»

Что же дальше? И в армии, и в патриотически настроенных кругах взятие Константинополя восприняли бы с восторгом. Про «щит на вратах Цареграда» вспоминали тогда все. Однако Англия с Францией не могли допустить подобного торжества русского оружия. Тут они намерены были идти ва-банк. Взятие Стамбула стало бы началом большой войны России против всех европейских держав, кроме, пожалуй, Германии. Британский флот был готов двинуться к Балтике и в Черное море. У нас же (после Крымской) сильного Черноморского флота катастрофически недоставало. Да и не готовилась империя к длительному кровопролитию. Недаром военный министр Дмитрий Милютин наставлял дипломатов: «Вы знаете положение. Мы не можем больше сражаться. Мы не можем этого ни по финансовым, ни по военным соображениям. Вы взяли на себя выполнение патриотической задачи, поэтому защищайте нас как можно лучше». И все же главное было сделано: «братушки» получили свободу.

С 1878 года и по сей день во время литургии в храмах Болгарии поминают Александра II и всех русских воинов, павших в освободительной войне. Россия не граничит с этой страной, однако никогда и ни один народ не шел с такой же отвагой на выручку другому. И никакая нация не хранит столь же долго и трепетно благодарность другой державе. На Балканах — сотни памятников нашим воинам-освободителям. На одном из них начертано: «Поклон тебе, русское воинство, которое избавило нас от турецкого рабства. Поклонись, Болгария, могилам, которыми ты усеяна».

Иллюстрация на анонсе: Н. Дмитриев-Оренбургский. «Въезд Великого князя Николая Николаевича в Тырново 30 июня 1877 года»