Революции закончены — забудьте!

Главная антитеза идеям просвещенного консерватизма звучит во всем известных (по крайней мере, среди людей старшего и среднего поколений) строках коммунистического гимна: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем». Сегодня, оглядываясь на события почти вековой давности и последовавшие за ними процессы, можно смело подводить итоги реализации «программы», воспетой в «Интернационале».  
Разрушили мир насилия и социальной несправедливости — причем средствами все того же тотального, бесчеловечного насилия, ценой многих миллионов жизней? Вовсе нет. Чтобы это понять, достаточно окинуть беглым взором окружающую действительность. А если что-то и разрушили из «проклятого прошлого», так этим «что-то» стали многие старые добрые национальные традиции.  
«Ничто», конечно же, ВСЕМ не стало, да и не могло стать — сие противоречит и законам общественного бытия, и просто здравому смыслу. Поняв эти несложные истины, надо по пути нормального социального развития двигаться дальше, попутно возрождая, восстанавливая то, что за несколько десятков лет успели бездумно, опрометчиво, неправедно уничтожить. 
Продолжаем публиковать фрагменты изданного Никитой Михалковым четыре года назад, но вовсе не потерявшего актуальность «Манифеста просвещенного консерватизма. ПРАВО и ПРАВДА».

Традиция

Личности, нации и государству в России необходимы стабильные условия существования, а стабильность — сестра традиции.

Человек с устойчивой психикой и здравым рассудком, как правило, консервативен. Он хочет жить и умирать так, как жили и умирали его отцы и деды.

Консерватизм стар, как стара человеческая природа. Как и она, он в конечном счете определяется традицией, то есть сохранением и передачей от поколения к поколению навыков и умений, знаний и верований, ценностей и идеалов.

Консервативную традицию от радикальной новации любого толка отличает то, что она не рационалистична, а мистична. Она опирается не на внешнюю систему логических правил и рассудочных представлений, а на внутренний духовный строй личности, психологию нации, обычаи, ритуалы и обряды племен и народов.

Традиция — это волна, текущее духовно-материальное единство бывших, настоящих и будущих поколений.

Российская культура с давних пор впитала в себя и творчески переработала многие этнические традиции. Поэтому она предполагает уважительное и бережное отношение ко всем верованиям, традициям и обычаям нашего многонационального народа. Однако — она не всеядна и не пассивна. В ней есть решимость и воля для того, чтобы дать отпор сектантству и агрессии, противостоять террору и оказать сопротивление злу силой.

Революция как принцип и способ решения политических, экономических, культурных и социальных проблем нами отвергается. Мы отрицаем ее не только в прямой форме — как кровавый бунт и тотальное насилие — но и в скрытом виде — как ползучее государственное разложение, хроническую общественную болезнь и духовное обнищание человека.

Пришло время сказать: революции закончены — забудьте!

История

Консервативное мышление не только традиционно, оно исторично.

Любовь к Отечеству воспитывается не патриотическими выкриками, а глубоким чувством и знанием родной истории. В том числе «близкой истории»: истории области, города, района, улицы, дома, в котором мы живем, в котором до нас жили предки, а после нас будут жить потомки.

Любовь к Отечеству требует от каждого из нас ежедневного ученичества, личного труда познания нашей Родины.

Просвещенный консерватизм — не слепое сохранение отжившего и смертного. Наша цель — борьба с распадом, органический рост, передача смысла через преемственность поколений.

История понимается нами как единство прошлого, настоящего и будущего времени.

Мы не враги прогресса, и мы не против развития человеческого общества «вперед и вверх». Просто при этом мы хотели бы отдавать себе отчет: где находится «верх» и что означает «вперед»?

Мы убеждены, что утверждение нового не должно превращаться в кровавый разрыв со старым. Старость надо уважать. Истребление древних святынь не должно оправдываться строительством новых храмов.

«Созидай, не разрушая!» — наш исторический девиз.

Народы и люди, забывшие свою историю, обречены на исчезновение. И не следует забывать, что мы осознаем себя русскими, а не немцами, французами или англичанами прежде всего благодаря нашему прошлому.

Псевдонаучные ссылки на всеобщие законы истории, «логику прогресса» и «чудеса рынка» представляются нам неубедительными. Мы служим Богу и Отечеству, а не идолам Теории и Истории, которым наши современники, лишенные веры, надежды и любви, вынуждены приносить кровавые жертвы.

Нашему историческому ощущению свойственно уважение к авторитету и силе государственной власти, стремление к общественному порядку и неприятие стихии русского бунта «бессмысленного и беспощадного». И при всей любви к простому русскому народу мы искренне благодарны все же не Емельяну Пугачеву, а подавившему его бунт Александру Васильевичу Суворову.

Преображенские полки Петра Великого, государственные реформы российских императоров, политические, экономические и правовые новации Сперанского и Столыпина близки нам не только сами по себе, но и оттого, что они либерально проводились «сверху» просвещенными государственными бюрократами и консервативно поддерживались «снизу» земскими деятелями и представителями общественности.

Конкретный историзм — важнейший элемент мышления и мировоззрения российского консерватора.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Юрий Кублановский, поэт, публицист, член Патриаршего совета по культуре, член-корреспондент Академии российской словесности

В последние годы фраза «возвращение к традиционным ценностям» в речах наших политиков и общественных деятелей звучит весьма часто. Ничего плохого в этом, разумеется, нет. Разве только может смущать в этой формулировке слово «возвращение». Нам не дано повернуть историю вспять...

Речь тут, конечно, идет не о стилизации какого-то прежнего уклада на новом историческом витке, в XXI веке. Отнюдь нет. Мы говорим о том, что после всех жертв и испытаний прошлого столетия Россия должна подниматься не на имморальных идеологических дрожжах технотронной цивилизации, а на традициях своей национальной культуры, психологии. Это, на мой взгляд, должно быть связано, во-первых, с возрождением приходской жизни, а во-вторых, с осмыслением государственными мужами специфики стоящих перед нами задач. Главная из которых — переход от затратной, потребительской, убийственной для экологии цивилизации к идеологии, предполагающей самоограничение и твердость в отстаивании собственных государственных принципов и интересов.