Плаха Российской империи

29.09.2014

Валерий ШАМБАРОВ

В лихолетье Гражданской войны Крыму суждено было сыграть совершенно особую роль. Символ морской и воинской славы превратился в российскую голгофу, эпицентр невероятных страданий и скорби. Хотя поначалу именно здесь обстановка казалась благополучной. 

После Февральской революции Черноморский флот сохранил дисциплину, продолжал боевые действия. В Крым уезжали офицеры и простые граждане, которых допек революционный хаос в других регионах страны. А черноморцы отправляли делегатов по разным фронтам — агитировали солдат сплотиться для победы над внешним врагом.   

Но разрушителей России подобное положение не устраивало. На русское побережье Черного моря хлынули агитаторы, увлекая матросов в буйство и митинговщину. Накануне Октябрьского переворота Свердлов послал в Крым собственных эмиссаров во главе с комиссаршей Соловьевой, поставил задачу: «Севастополь должен стать Кронштадтом юга». Советскую власть на флоте признали без всяких эксцессов. Однако революционерам этого показалось мало. Посланцы Свердлова разогревали злобу, сколачивали отряды из отпетого хулиганья. В декабре 1917-го эти банды возбудились, вознамерились истреблять «контру». По Севастополю хватали офицеров, тащили на Малахов курган, убивали, трупы топили. Доходило до того, что команды кораблей прятали своих офицеров. Всего были умерщвлены 3 адмирала, 1 генерал, около 800 офицеров и гражданских лиц. 

А матросские отряды, войдя во вкус, ринулись «устанавливать советскую власть» по всему Крыму. В Ялте убили 80 человек, в Феодосии — 60. В Евпатории арестовали более 300. Их казнили на кораблях «Трувор» и «Румыния» под руководством комиссарши Антонины Немич. Жертвам отрезали носы и уши, отрубали руки и ноги и лишь после этого кидали их в море. В Симферополе истребили 160 человек, офицеров заталкивали в паровозные топки. Эта первая волна террора была беспорядочной. Уничтожали тех, кто под руку попадался. Уцелели многие высокопоставленные персоны, очутившиеся в Крыму — даже великий князь Николай Николаевич, вдовствующая императрица Мария Федоровна и другие лица императорского дома. 

Выловить и искоренить всех неугодных советская власть не успела. События закрутились, как в калейдоскопе. В апреле 1918 года в Крыму высадились немцы. Красные бежали. Несколько черноморских кораблей ушли в Новороссийск и по приказу Ленина были потоплены. Другие моряки поднимали украинские флаги — чтобы не топить корабли. Возникло татарское правительство Сулькевича и начало переговоры о переходе Крыма под власть Турции. Но в Первой мировой войне Германия надорвалась и всего через несколько месяцев капитулировала. 

В ноябре 1918-го вместо немцев в Севастополь пожаловала англо-французская эскадра. В Симферополе собралось другое правительство, Соломона Крыма. Оно обратилось за помощью к главнокомандующему вооруженными силами юга России Антону Деникину. Тот прислал подразделения белогвардейцев, намечалось создать большую Крымско-Азовскую армию. Но декорации опять поменялись! По Украине уже наступали красные, заключили союз с Махно. В апреле 1919 года они выплеснулись в район Перекопа. Противостояла им реденькая цепочка так и не сформированных «полков» по 50–100 штыков. А батька Махно подсказал советскому командующему Дыбенко хитрый маневр — обойти оборону по мелководному болоту Сиваша. Красные ворвались в Крым. 

Французские интервенты повели себя нечестно и трусливо. Обещали выделить крупные силы, но обманули. Вместо этого ограбили местное казначейство и банки — забрали все ценности в виде компенсации «расходов по Севастополю». Иностранные гарнизоны без боя погрузились на суда, и могучие линкоры с крейсерами отчалили. Некоторым беженцам удалось уехать вместе с союзниками. Большинство оказалось брошено на произвол судьбы. 

Дыбенко повел себя как средневековый завоеватель. Пленных офицеров или людей, чем-либо не понравившихся новой власти, связывали проволокой по несколько человек и «букетами» топили в море.

Но разбитые белогвардейцы, около 4000 человек, сумели зацепиться на Акманайской позиции, на перешейке Керченского полуострова. Отбили все атаки, и восточный уголок Крыма большевики захватить не смогли. А через пару месяцев Деникин прорвал фронт на Дону и в Донбассе, и крымская группировка белых подключилась к ударам. В июне 1919-го здешние отряды поднялись в атаки, а в тылу у красных высадился десант 33-летнего генерала Якова Александровича Слащева. Большевики в панике обратились в бегство, спешили выбраться из Крыма. 

На полуострове росло число беженцев. От ужасов, притеснений, голода сюда стекались люди со всей России. Новые волны хлынули осенью 1919 года, когда армии Деникина надломились и началось их отступление по всему фронту — от Орла, Киева, Воронежа. За счет беженцев население полуострова выросло вдвое, достигло миллиона. Правда, Деникин считал Крым ловушкой, где войскам угрожала опасность быть запертыми. Однако он схитрил. Изобразил, будто намерен укрыться в Крыму. Советское командование клюнуло на приманку, нацелило на Перекоп две армии. На самом же деле Антон Иванович сложным фланговым маневром отводил свои главные силы на Дон. А в Крым  в январе 1920-го отошел только корпус Слащева из 4000 штыков. «Генерал Яша», как его тогда называли, решил драться до конца. Отдал приказ: «Объявляю всем, что пока я командую войсками — из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и чести».

23 января последовал штурм. Красные взяли Перекоп, донесли о победе, а на следующий день их выбили. То же самое повторялось 28 января, 5 и 24 февраля, 8 марта. Зима стояла суровая, с 20-градусными морозами. Когда красные — измученные, промерзшие, не имеющие возможности развернуться — преодолевали узкие перешейки, Слащев свежими силами бросался в контратаку и громил их.

А тем временем на других фронтах белогвардейцы проиграли. Остатки деникинских армий были прижаты к Новороссийску. Крым оказался единственным клочком земли, где еще можно было спастись. В марте 1920 года караваны судов двинулись от кавказских берегов к крымским. Перевезли 30 000 бойцов, новые толпы беженцев. Поражения подорвали дух Деникина, он подал в отставку. Его преемник Петр Врангель предпринял еще одну попытку изменить ход войны. Переформировал армию, опять бросил в наступление. Лелеял надежду на то, что его все-таки поддержит народ. 

Однако этого не случилось. А Крым и Дальний Восток остались последними очагами сопротивления. Против Врангеля стали стягиваться силы со всей страны. Его задавили массой. Советский командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе для штурма Крыма обеспечил десятикратное превосходство. На направлениях главных ударов на каждом километре фронта у него было сосредоточено 1500– 2000 штыков и сабель, 10–12 орудий, 60–80 пулеметов. У белогвардейцев 125–130 штыков, 5–7 орудий, 15–20 пулеметов. При таком соотношении исход сражения был предопределен…

Надо сказать, Фрунзе проявил себя честным и благородным воином. Уже после того, как его войска прорвали оборону и покатились по полуострову, он послал Врангелю предложение о капитуляции на почетных условиях. Всем, кто сложит оружие, гарантировал жизнь, а для тех, кто захочет, — свободный выезд за рубеж под честное слово прекратить борьбу с красными. Но Ленин строго одернул Фрунзе: «Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Удивлен уступчивостью условий. Если враг примет их, надо приложить все силы к реальному захвату флота, т.е. невыходу из Крыма ни одного судна. Если же не примет, нельзя ни в коем случае повторять и расправиться беспощадно». Нет, советское руководство в большинстве своем о благородстве не помышляло. Оно готовило бойню…

Врангель на предложение Фрунзе не ответил. Когда надежды отразить врага рухнули, он отдал приказ об эвакуации. 13–16 ноября из крымских портов отчалили 126 русских судов и какое-то количество иностранных. Они были забиты до отказа. Люди переполняли палубы, трюмы. Неисправные баржи и пароходы тоже загрузили пассажирами, вели на буксире. Взяли на борт 145 693 человека, не считая экипажей. Врангель откровенно объявлял: «Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет…»  Последний осколок старой России уплывал в никуда. На чужбину, чтобы бедствовать, рассеяться в эмиграции…

Далеко не все беженцы и белогвардейцы сумели сесть на пароходы. А многие сами решили не покидать родину. Гражданская война вроде бы закончилась. Зачем большевикам мстить? Советская пропаганда подтверждала эти чаяния, с аэропланов раскидывали листовки с обещаниями амнистии. Хотя они были заведомо ложными. 6 декабря 1920 года на собрании московского партактива Ленин цинично заявил: «В Крыму сейчас 300 тысяч буржуазии. Это — источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим». Для «переваривания» Фрунзе с его кодексом чести не годился, военачальника перекинули в другое место. А всю власть в Крыму получила «особая тройка»: председатель Крымского ВРК Бела Кун, секретарь обкома партии и его любовница Розалия Землячка и председатель ЧК Михельсон.

ГЕОРГИЙ СЕРГЕЕВИЧ:

— Вопрос о вашей эвакуации решают сейчас в Симферополе уполномоченные из центра товарищи Бела Кун и Землячка...

ПОДПОРУЧИК:

— О! Бэлла! Прекрасная Бэлла! Выходит, дамы у вас все решают! Здорово!

ГЕОРГИЙ СЕРГЕЕВИЧ:

— Товарищ Бела Кун — мужчина, венгр...

ПОДПОРУЧИК:

— Да? А Землячка эта, тоже венгр?

ГЕОРГИЙ СЕРГЕЕВИЧ:

— Землячка — это Розалия Самуиловна Залкинд. 


Перешейки сразу перекрыли кордонами. Выезд разрешался только за личной подписью Белы Куна. Он заверил: «Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выйдет». Первым делом был издан приказ об обязательной «перерегистрации» офицеров. Но все, кто явился, отправлялись на расстрел. Затем покатились облавы. Арестовывали членов семей белогвардейцев, учителей, юристов, священников. Взяли всех портовых рабочих, грузивших белые суда, медицинский персонал, лечивший белых воинов. Нередко хватали просто хорошо одетых. Для более капитальных «чисток» ввели обязательные анкеты. Всем лицам старше 16 лет предписывалось ответить на 40–50 вопросов и прийти со своей анкетой в ЧК для «собеседования». Если вместо собеседования человек сбежит, забирали его родных. Тюрьмы были переполнены. А по ночам партии обреченных выводили за город, раздевали донага и косили из пулеметов. Раненых добивали штыками, камнями или закапывали живьем. 

В Севастополе сотни человек были повешены. По Нахимовскому проспекту, Приморскому бульвару, Екатерининской и Большой Морской улицам в виселицы были превращены все деревья, столбы, даже памятники. В Керчи устраивали «десанты на Кубань». Людей набивали в трюмы неисправных пароходов и барж, выводили их в море и топили. Ну а после того, как Бела Кун со товарищи пресытились кровью, они начали сортировать жертвы. Ни в чем не провинившихся «буржуев», женщин, детей прекратили убивать на месте, отправляли в лагеря, организованные под Рязанью. Туда гнали этапами, пешком. Несчастные выбивались из сил, а конвоирам не улыбалось топать тысячу километров. Где-нибудь в степи они приканчивали весь этап и докладывали — вымерли от тифа.

По данным генерала Данилова, служившего у красных в штабе 4-й армии, с ноября 1920-го по апрель 1921-го в Крыму было казнено более 80 000 человек. Иван Шмелев в показаниях Лозаннскому суду называл цифру 120 000. 

Жители Крыма погибали не только от рук палачей. Свирепствовали эпидемии. Вдобавок полуостров был беден продовольствием. Имевшиеся запасы сразу захватили большевистские продотряды. А подвоза извне не было, и выезд из Крыма запретили! Разразился страшный голод. Первыми стали вымирать бесприютные беженцы, а за ними и местное население. В городах доходили до людоедства.  

Если вам доведется бывать в Крыму — помните: эта земля святая. Она полита кровью десятков тысяч русских мучеников.

Оставить свой комментарий
Вы действительно хотите удалить комментарий? Ваш комментарий удален Ошибка, попробуйте позже
Закрыть