Лавровая ветвь

Сто лет назад, летом и осенью 1917-го, революционная Россия постепенно разваливалась. Разлагалась армия. Финны готовились провозгласить независимость, за ними потянулись украинские националисты. В Петрограде Ленин и Троцкий замышляли переворот. А союзники по Антанте настаивали: русские войска должны предпринять наступление. 

Наши военачальники доказывали, что это недопустимо: в обороне мы еще держимся, оттягиваем на себя силы противника, но если заставить солдат идти вперед, то все рухнет. Однако союзники упрямо требовали атаковать. Для этого в Петроград прибыла специальная миссия из США во главе с советником президента Илайей Рутом. Он поставил вопрос ребром: не будет решительных действий, останетесь без кредитов. В результате на 1 июля (18 июня) наметили наступление. Его возглавил георгиевский кавалер генерал Лавр Корнилов.

Операция была заведомо обречена на провал. Солдаты митинговали, на Западном и Северном фронтах в атаку поднялись лишь отдельные части, на Юго-Западном фронте только 8-я армия Корнилова ударила дружно. И... прорвала фронт. Сразу стало очевидно, каким победоносным могло быть русское наступление в 1917 году, если бы не революция. Даже ограниченными силами наши войска громили неприятеля, занимали города, брали десятки тысяч пленных. Австро-Венгрия в ужасе взывала к Германии, считая войну проигранной. Однако на других участках фронта наступление не началось. Немцы без труда сняли оттуда дивизии, закрыв прорыв.

Тем временем в Петрограде 16 (3) июля большевики и троцкисты подняли восстание, правда, плохо подготовленное. Горстки юнкеров и нескольких частей, верных правительству, вполне хватило, чтобы его подавить. Известия о беспорядках в тылу деморализовали воевавших, а германское командование смогло собрать группировку против прорвавшихся русских и нанесло контрудар. Наступавшие армии, также расшатанные «демократизацией», в панике побежали. Бросили занятую территорию, покатились дальше неуправляемыми толпами дезертиров, грабили и безобразничали по тылам. 

Военная катастрофа и восстание в столице стали шоком для общественности, до сих пор восторгавшейся революцией. Посыпались требования навести порядок. Союзники же как будто впервые увидели, что творится в России. Объявили, что Временное правительство, которое они совсем недавно расхваливали, состоит из демагогов. В противовес стали выдвигать Керенского. Еще с весны вся российская пресса развернула в его поддержку беспрецедентную агитацию. Какими только эпитетами не награждали: «рыцарь революции», «львиное сердце», «народный трибун», «солнце свободы России», «спаситель Отечества». Кто оплачивал столь массированную кампанию? Понятно, что не сам Александр Федорович.

Британский посол в России Джордж Бьюкенен писал: «Керенский — единственный, на кого можно делать ставку». Французский министр Альбер Тома также характеризовал его как «единственного трезвого, способного и демократического политика, способного восстановить порядок в России и возобновить ее военные усилия». Что ж, Временное правительство вело себя очень послушно по отношению к западным державам. 20 (7) июля министр-председатель Георгий Львов подал в отставку и предложил Керенскому сформировать новый кабинет.

Последний во главе правительства повел себя странно. Поначалу вроде бы взялся наводить порядок. По требованию верховного главнокомандующего Корнилова на фронте восстановили смертную казнь, отмененную кабинетом Львова. Главком пресекал бунты, расстреливал мародеров. Были закрыты большевистские газеты «Правда», «Окопная правда», «Волна». Но в то же время Керенский мешал арестовать руководителей петроградского восстания, через общего знакомого предупредил Ленина, и тот сумел скрыться. Распоряжение об аресте Троцкого было отменено. 

Контрразведка представила исчерпывающие доказательства финансирования большевиков из Германии, а путч в столице выглядел преступлением слишком вопиющим. Керенскому пришлось подтвердить приказ об аресте его предводителей. Однако ленинскую партию не запретили. 8 августа (26 июля) открылся VI съезд РСДРП (б). На нем большевики объединились с троцкистами, взяли курс на вооруженное восстание. Информация об этом решении попала в прессу. Правительство тем не менее никаких мер не приняло, даже разгонять съезд не рискнуло. Как только газеты экстремистов закрывали, они тут же продолжали выходить под другими названиями.

Керенский взялся подыгрывать сепаратистам, признал власть Центральной рады на Украине. А вот к царской семье отнесся далеко не так лояльно. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства при всем желании не нашла ни единого доказательства измены государя и его супруги. Англия, куда они хотели выехать, отказалась их принять. Николай II просил отправить его с семьей в Крым, и Керенский как бы дал согласие. И подло солгал: вместо Крыма экс-монарха и его близких вдруг сослали в Тобольск — абсолютно противозаконно, без каких-либо обвинений, вообще без суда. 

Что же касается самого Александра Федоровича, то очень быстро выяснилось: худшую фигуру во главе правительства сыскать было трудно. Позерство и тщеславие доходили в нем до карикатурности. Выслав Николая II и его семью в Сибирь, переехал жить в Зимний дворец. Обедал в царской столовой, спал в царской кровати. Ввел даже церемонии подъема и спуска красного флага, когда он изволит проснуться или лечь в постель. И все это сочеталось с полным отсутствием деловых качеств. Положение в России все больше заботило Запад. Ведь нужно было завершить войну. Бьюкенен писал: «Для нас пришло время сказать откровенно русскому правительству, что мы ожидаем сосредоточения всей энергии на реорганизации армии, на восстановлении дисциплины на фронте и в тылу». Аналогичные рекомендации давали французы: расправиться с большевиками, разогнать Советы. Жорж Клемансо отзывался о них: «Банда мошенников, оплачиваемых тайными службами Германии».

Русское общество стало понимать: Керенский, несмотря на славу «спасителя Отечества», почему-то не спешит оправдывать авансы. Взоры патриотов —  офицеров, казаков, интеллигентов, промышленников, депутатов Думы — обратились к Корнилову. На Государственном совещании в Москве ему устроили триумфальную встречу.

Жесткую линию верховного главнокомандующего одобряли и державы Антанты. Бьюкенен докладывал в Лондон: «Все мои симпатии на стороне Корнилова... Он руководствуется исключительно патриотическими мотивами». Французский премьер-министр Александр Рибо писал своему послу в Петрограде: «Все союзники чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы Керенский и Корнилов сумели организовать энергичное правительство». Англия и Франция провели закрытую конференцию и приняли совместное постановление — поддержать Лавра Георгиевича. Предусматривалось установление диктатуры, но не единоличной, а коллегиальной. Намечалось направить в Петроград надежные войска, разогнать большевиков, разоружить разложившийся двухсоттысячный гарнизон, после чего распространить на тыловые районы законы военного времени, реорганизовать армию и твердой рукой довести страну до Учредительного собрания. Керенский после долгих переговоров согласился. Верховный главнокомандующий отдал приказ 3-му конному корпусу генерала Александра Крымова и ряду других частей начать движение к Петрограду.

Но произошло непредвиденное. 8 сентября (26 августа) Керенский неожиданно поднял шум: он, дескать, раскрыл заговор. И объявил Корнилова «изменником». Даже Временное правительство было ошеломлено таким поворотом. Состоялось бурное заседание, Керенский требовал себе диктаторских полномочий для подавления «мятежа». Другие министры возражали. Александр Федорович несколько раз хлопал дверью, угрожал, что уйдет к Советам. А затем взял да и распустил кабинет. Присвоил себе те самые «диктаторские полномочия», отстранил Корнилова от должности (на что не имел никакого права), потребовал отмены движения войск к Петрограду и назначил верховным главнокомандующим самого себя. Корнилов выступил с воззванием к народу, заявив, что «правительство снова попало под влияние безответственных организаций», а приказ генералу Крымову дополнил — «при необходимости оказать давление на правительство». 

Особенно красноречиво в те дни выглядело поведение посла США Дэвида Фрэнсиса. Он настоял на созыве совещания послов держав Антанты. Собрались дипломаты 11 государств и решили... поддержать Временное правительство против Корнилова, словно бы забыв, что в тот момент никаких «временных» не существовало. Керенский ведь распустил их и управлял страной один. Однако его взяла под крыло Америка. А послы Англии и Франции, судя по всему, получили новые инструкции от своих правительств. Всего несколько дней назад они горячо выступали за Корнилова, сейчас же резко переменили позицию, хотя сами же в своих донесениях характеризовали Керенского как демагога, оппортуниста, на которого «нельзя положиться».

Для Александра Федоровича мнимый мятеж стал прекрасным поводом освободить из тюрем настоящих путчистов, большевиков. К Троцкому и его товарищам обратились с просьбой помочь организовать отпор  «контрреволюции». Керенский распахнул перед Советами оружейные склады, развернулось формирование Красной гвардии. Железнодорожники останавливали воинские эшелоны, отцепляли паровозы. Связь между частями и их командирами была оборвана. Казаки 3-го конного корпуса не могли понять, в чем дело. Они ехали защищать правительство, которое вдруг объявило их мятежниками. К солдатам и офицерам хлынули агитаторы — правительственные, меньшевистские, большевистские. Корнилов, оставшийся в Ставке и оторванный от войск, 14 (1) сентября был арестован. 

«Мятеж» закончился ничем. А точнее, имел важные, но противоположные по духу последствия. Провокация позволила Керенскому ликвидировать в России оставшиеся монархические или хотя бы умеренно правые организации, закрыть их газеты. На сентябрь намечался созыв Учредительного собрания, которое призвано было определить государственное устройство страны, но вместо этого организовали некое Всероссийское демократическое совещание. На нем не было даже умеренных либеральных партий — только левые. При таком раскладе решения Учредительного собрания дожидаться не стали — Россия была провозглашена республикой. 

Началась подготовка «учредилки». Сформировали комиссию, составляли списки избирателей, но в этом участвовали лишь республиканские партии. Выбор предоставлялся исключительно между ними. Идею монархии заранее похоронили, и функции Учредительного собрания подменили. Теперь подразумевалось, что оно всего лишь узаконит перемены в России и создаст новый парламент. Отметим, что именно такие установки следовали из  политики президента США Вудро Вильсона: ни в коем случае не допустить реставрации российского самодержавия. Да и с позицией международных финансово-политических элит все происходящее хорошо совпадало. Огромная и богатая Россия выбывала из числа конкурентов, превращалась в трофей, объект для раздела и освоения иностранными компаниями. 

Демократическим моделям смены правления не суждено было реализоваться, в стране сошла на нет последняя инерция стабильности, всякие препятствия на пути революционеров оказались устранены. Страна необратимо и стремительно покатилась в хаос. С «корниловского мятежа» начался один из самых страшных и кровавых эпизодов русской истории.

Фото на анонсе: Генерал Корнилов в Москве. Московское государственное совещание