В некотором царстве

Александру Афанасьеву жилось нелегко. На сохранившемся портрете выдающийся сказитель предстает с напряженным и в то же время задумчивым лицом, заросшим густой бородой. Сам пояснял это мимически-душевное состояние так: «На Руси надо быть слишком пошлым господином или слишком наивным юношей, чтобы было весело». И при этом именно он заботливо передал, по сути, оставил в дар всем последующим поколениям чудо-истории про Репку и Колобка, Лису и Журавля, Морозко и Емелю, невероятно гостеприимный Теремок и его обитателей...

«На днях приступаю я к печатанию первого выпуска народных сказок», — писал 27 августа 1855 года чиновник московского архива Министерства иностранных дел Афанасьев известному филологу Измаилу Срезневскому.

С 1855-го по 1863-й вышло восемь выпусков, в которых читателям, прежде всего маленьким, представили шесть сотен крайне занимательных текстов — с вариантами, обстоятельным комментарием, а также «родственниками» русских сказок, созданными другими народами. Это было самое крупное в своем роде издание, причем не только в масштабах России. Для сравнения: в «Немецких сказках» Якоба и Вильгельма Гримм таковых содержалось почти втрое меньше. 

Кстати, один из знаменитых братьев, узнав о труде Афанасьева, просил заглянувшего в Берлин русского литератора передать Александру Николаевичу горячий привет и признательность за проделанную работу.

Сказки Афанасьева — поистине памятник национального творчества. Более того, это уникальное творение, по словам автора, «как создание целого народа не терпит ни малейшего намеренного уклонения от добра и правды». Афанасьевские толкования поражают проницательностью и неожиданными находками, превращаясь порой в красивые парадоксы. К примеру, Александр Николаевич узрел в Илье Муромце бога-громовника, окованного зимней стужей и потому сидящего сиднем. Он должен напиться весенних дождей, чтобы поднять меч — то есть молнию.

«Чудесное сказки, — писал собиратель, — есть чудесное могучих сил природы и... нисколько не выходит за пределы естественности, и если поражает нас невероятностью, то единственно потому, что мы утратили непосредственную связь с древними преданиями и их живое понимание».

Издание народных сказок стало чрезвычайно заметным событием в научной и общественной жизни Российской империи. Высказаться об этом сочли своим долгом многие ученые тех лет: Александр Пыпин, Федор Буслаев, Иван Котляревский, тот же Срезневский... Обычно скупой на лестные отзывы, Николай Добролюбов тоже похвалил: «Сборник г. Афанасьева превосходит другие по своей полноте и по точности, с какою старался издатель придерживаться народной речи, даже самого выговора». И далее: «Вы читаете у г. Афанасьева подлинные сказки русского народа, без прикрас и почти без пропусков, расположенные более или менее удачно, сообразно с их содержанием».

Некий богатый издатель вышел с предложением продать ему не только сказки, но и право на публикации оных, посулив автору приличную сумму. Тот отказался от выгодной сделки, пожелав для себя одного: чтобы все вокруг пленились прекрасным народным творчеством, его «младенческой наивностью, теплою любовью к природе и обаятельною силою чудесного».

А родился наш самый главный сказочник ровно 190 лет назад, 23 июля по новому стилю, в городе Богучаре Воронежской губернии, в семье уездного стряпчего (этим словом называли тогда прокурора нижнего звена). 

Александр окончил воронежскую гимназию. Затем поступил в Московский университет. Еще во время учебы начал сотрудничать в «Современнике» и «Отечественных записках». В означенных журналах и были опубликованы его первые материалы — литературоведческие.

Афанасьев слыл тихим, благообразным господином, склонным к размышлениям. Трудился в московском архиве Министерства иностранных дел, близ Ивановского монастыря. Досуг во всякую погоду проводил на толкучем рынке у Сухаревой башни. Домой возвращался с увесистой поклажей — грудами перетянутых бечевкой старинных книг и рукописей. Составил богатейшую библиотеку и из ее недр черпал темы для своих сочинений. Таковых Афанасьев оставил после себя более ста тридцати. Самых разнообразных: посвященных истории родной страны и национальной литературы, журналистике, этнографии и многому-многому другому. 

Он вовсе не являлся кабинетным затворником. Писатель и литературовед Владимир Порудоминский утверждал, что переписка Александра Николаевича, его дневник и прочие свидетельства доказывают: Афанасьев постоянно находился в центре общественной жизни. Бывал на собрании по случаю предстоящей крестьянской реформы, на обеде в честь освобождения декабристов, на заседаниях ученых обществ, в литературных кружках, на театральных премьерах... 

Ученый, юрист, этнограф (а также сын декабриста) Евгений Якушкин дал ему следующую характеристику: «Афанасьев был человек с очень определенными и твердыми нравственными понятиями, не допускавшими никаких компромиссов. Человек прямой, он высказывал свои мнения, ничем не стесняясь и нередко с большой резкостью... Меня привлекала к нему его нравственная чистота и та прямота в характере, которая и тогда (как и теперь) встречалась очень редко».

В 1858 году в Москве начали выходить «Библиографические записки». Александр Афанасьев, ставший одним из авторов, уведомлял, что журнал намерен знакомить читателей «с живым содержанием редких, малодоступных и тем не менее любопытных изданий». Там публиковались письма Лермонтова, Грибоедова, Полежаева, материалы о Новикове, Радищеве, Фонвизине, ранее неизвестные стихотворения Пушкина. 

С каждым номером приходилось мучиться — цензор исчеркивал красным карандашом едва ли не все страницы макета. В конце концов редакции, изнуренной атаками цензуры, пришлось остановить выпуск в ожидании «более благоприятных условий».

В 1860-м Афанасьев издал «Русские народные легенды». Однако книга была изъята из продажи. Отчего? Сборник включал 33 текста, в том числе о жизни Христа и святых, и некоторые церковь оценила как содержащие «кощунство и поругание». Митрополит Петербургский и Новгородский Григорий неподдельно гневался: «Люди, способные собирать, пропускать в печать и печатать заключающиеся в упомянутой книжонке рассказы, могут быть только потерявшие страх Божий и удобно могущие быть готовыми на всякое зло».

У автора «Легенд» вскоре произвели обыск. Полиция, правда, искала иную крамолу — такую, за которую можно было строжайше по суду наказать. Ничего порочащего в доме не обнаружили. 

Тем не менее Афанасьева вызвали в Санкт-Петербург, в особую следственную комиссию. «На допросе не сознался и на очной ставке не был уличен», а потому ему позволили «возвратиться на постоянное место его жительства».

Службу, однако, пришлось покинуть, ибо тень на репутацию упала изрядная. К тому времени Александр Николаевич занимал довольно высокую должность — правителя дел комиссии печатания государственных грамот и договоров, состоящей при архиве Министерства иностранных дел. И жалованье было недурное.

С превеликим трудом удалось найти скромное место секретаря, сначала — в Московской думе, после — в «мировом съезде». Но литературной работы он не оставлял. Круг его интересов весьма широк, о чем свидетельствуют названия статей: «М.С. Щепкин и его записки», «Поэтические предания о светилах небесных», «Народные поэтические представления радуги»...

В последние годы жизни Афанасьев вновь обратился к сказочным произведениям, разбив их на детские и взрослые. Подготовил к печати «Русские заветные сказки», содержание коих неподготовленного читателя могло ввести в краску. Впрочем, в книге имелась пометка: «Отпечатано единственно для археологов и библиофилов в небольшом количестве экземпляров». (Впервые «Заветные» были массово изданы в России спустя век с гаком.)

Возраст как будто позволял строить долгие планы, но Александра Николаевича настигла чахотка. Он покинул этот мир в возрасте сорока пяти лет.  

В материале использованы иллюстрации Ивана Билибина, замечательного художника, патриота, человека с крайне непростой судьбой. Во время Гражданской войны он эмигрировал из советской России, в 1930-е вернулся на родину. Умер в блокадном Ленинграде зимой 1942 года. 16 августа со дня рождения этого выдающегося иллюстратора и театрального оформителя исполнится 140 лет.