Полузабытая столица

Прошлое Омска, одного из двух основных петровских городов, возникших в Сибири, таит много необычного. Здесь переплетаются европейское и азиатское, народная память и всеобщее забвение. Похоже, что особая судьба была определена ему изначально. Буквально предначертана. 

Его официальная история (условная точка отсчета связана с завершением строительства первых крепостных укреплений) началась ровно триста лет назад, в 1716 году. Но отнюдь не с чистого листа, как думают многие. У слияния двух рек — Оми и Иртыша — люди жили тысячелетиями. Недаром это место археологи именуют Сибирским Вавилоном. Каждый год находятся все новые подтверждения того, что здесь до XVIII века проживало немалое количество этносов, селились десятки разных народностей, говорящих на своих языках. Например, обломки глиняной посуды, украшенные ромбическими и треугольными рисунками, — визитная карточка легендарных андроновцев. Ученые считают, что это были ираноязычные племена, потомки еще более прославленных ариев, покорителей Индии... 

Здесь сходилось множество дорог, причем очень оживленных. В азиатских письменных источниках упоминается ответвление Великого шелкового пути, соединявшего Китай с Римом и Византией, которое шло как раз вдоль Иртыша. 

Большинство сибирских городов — Тюмень, Тобольск, Томск, Тара — возникали в результате поступательного движения вперед, освоения новых территорий. С Омском было несколько иначе. Основать город на Оми для защиты кочевий от степных калмыков и киргиз-кайсаков попросили местные ойратские правители, с которыми русским поселенцам удалось наладить дипломатические отношения. Ойраты пообещали платить ясак и оборонять город вместе с русскими. Потом с такой же просьбой неоднократно обращались тарские воеводы, стремившиеся защитить от набегов кочевников торговые пути и здешние поселения. 

Наконец, 31 августа 1628 года царь Михаил Федорович издал соответствующий указ. Но его реализации пришлось ждать очень долго. От обустройства южных границ отвлекали то восстание Стеньки Разина, то Русско-турецкая война, то крымские походы. К тому же периодически в степи, где джунгары схлестнулись с восточномонгольской династией и казахскими ханами, становилось относительно спокойно, и строительство острога вновь откладывалось на неопределенное время. Так прошло почти сто лет.

Судьбоносным для будущего Омска оказалось изначально никакого отношения к крепости на Оми не имевшее «Доношение о пути к калмыцкому городу Еркету (Яркенд на территории современного Китая. — «Культура»), где добывается песошное золото», которое сибирский губернатор Матвей Гагарин написал Петру I. Император решил направить туда военную экспедицию, а командовать предприятием поручил подполковнику Ивану Бухгольцу. В младые годы тот состоял в потешном войске Петра, потом в качестве офицера Преображенского полка участвовал в Азовских походах, Северной войне, боях под Нарвой. 

Итак, 22 мая 1714 года царь подписал указ, распорядившись построить город у Ямышева озера, центра добычи стратегического в те времена продукта — соли, с тем чтобы идти потом дальше, вверх по Иртышу.

В той экспедиции все было не благодаря, а вопреки. Сибирские гарнизонные полки, из коих предполагалось набрать солдат для предстоящего броска, существовали только на бумаге. «Во всем мне великое задержание, государь, — писал Иван Дмитриевич из Тобольска. — Суда и дощаники не готовы... оружие все негодно», рекруты не обучены, «экзерциции не знают», люди новые и «у дел нигде не бывали», «подлинова и вернова ведомца о песошном золоте близ Еркета господин губернатор мне не дал». Гагарин фактически самоустранился, предоставив подполковнику одному осуществлять петровские предначертания. «А все оттого, — отмечал офицер, — что о мне к нему (Гагарину) вашего величества указу нет».

Боясь упустить время, Бухгольц распорядился выступить из Тобольска. В июле 1715 года участники экспедиции погрузились в 30 дощаников и большие двадцативесельные лодки, после чего двинулись вверх по Иртышу. В Таре к ним присоединились драгуны, с берега охранявшие караван судов с провиантом и оружием от возможных нападений джунгар.

Продвигались медленно. К Ямышевскому озеру, у которого Петр I повелел заложить крепость (это место находится ныне в Павлодарской области Казахстана), экспедиционный караван прибыл 1 октября. На берегу небольшой речки Преснухи началось строительство оборонительных сооружений. Устроили артиллерийский острог и казармы, вокруг них поставили надолбы. Здесь и зазимовали. Солдаты — из тех, что явно не вдохновились этим походом с туманными перспективами, — продолжали разбегаться. 

В феврале пришли джунгары — с вполне конкретными намерениями. Ведь их правитель Цэван Рабдан так и не получил загодя отправленного с поручиком Маркелом Трубниковым письма. В нем Бухгольц сообщал, что его экспедиция не преследует захватнических целей: крепости на джунгарской территории строятся в связи с поисками рудных ископаемых. Поручик-дипломат был захвачен в плен казахами, воевавшими с Джунгарией. А Цэван Рабдан расценил действия русских как свидетельство направленной против него политической коалиции Цинской империи с Россией. И двинул к Ямышевской крепости десятитысячное войско под командованием своего брата Церен-Дондоба.

«В четвертую пятницу зенгорцами на крепость было учинено нападение. И хотя из крепости при многом сопротивлении они были выгнаты, но оне крепость со всех сторон так облезли, что никак невозможно было и губернатора об оном уведомить». Штурм длился 12 часов. Две с половиной тысячи вчерашних крестьянских парней под командованием царского офицера смогли отбить нападение в разы превосходящего войска. Однако крепость оказалась в осаде.

Решив держать оборону до подхода подкрепления, Бухгольц послал в Тобольск гонцов, но тех перехватили джунгары. Помощь не пришла, среди осажденных начались болезни. Стало ясно, что в такой ситуации продолжать экспедицию невозможно. И как только на Иртыше закончился ледоход, Иван Дмитриевич приказал разрушить все крепостные сооружения. «Забрав все припасы на суда, следовали вниз по реке Иртышу и, дошед до устья реки Оми, которая с восточной стороны в реку Иртыш впадает, и остановясь при оной (Бухгольц) рапортовал князю Гагарину не повелено ль будет при устье Оми построить крепость, где б можно было людей и припасы для предбудущей надобности оставить». 

Так на месте будущего Омска появилась пятиугольная крепость европейского типа, ставшая вполне достойным результатом безнадежного, в сущности, похода. Ведь ей суждено было послужить для Российской империи большими воротами в Азию. Город на границе степи возник при весьма драматических обстоятельствах. До сих пор их часто интерпретируют некорректно и противоречиво: во многих книгах написано, что Бухгольц остановился в устье Оми после поражения на Ямышево. Однако о поражении уместно говорить, когда проигран бой. Там же была тяжелейшая, длительная осада, а все бои для русских завершились победно. 

Чертежей первой омской крепости пока не найдено. Тем не менее у исследователей есть все основания полагать, что она напоминала Ниеншанц — шведскую, каменную, возведенную в форме пятиконечной звезды с пятью бастионами в устье Невы на Охтинском мысу. Ведь строительством укреплений в Сибири руководил инженер-поручик артиллерии Иван Каландер, попавший в плен во время знаменитой битвы русских войск со шведами под Полтавой. Профессор Федор Миллер писал: «Избрали место на южном берегу реки около 50 сажен от ее устья. Низкий земляной вал в фигуре правильного пятиугольника обнесен палисадом с пятью таких же болверков [бастионов] на углах, и со рвом, около которого поставлены были рогатки». 

Своенравная Омь подмывала и разрушала береговые сооружения. Поэтому крепость простояла недолго, была разобрана и вскоре забыта — подобно многим другим фактам и свидетельствам, относящимся к основанию Омска. (Первой крепостью сейчас чаще считают ту, которую построили в 1717 году на более высоком месте, на левом берегу Оми, по чертежам, разработанным в Тобольске.)

Как бы то ни было, первыми русскими жителями этих мест оказались военные. После отъезда Бухгольца в Петербург здесь остались две роты драгун под командой майора Вельяминова-Зернова. Крепость была призвана стать и стала форпостом на южном направлении развития России. Город, которому она дала начало, сделался центром сначала Западно-Сибирского, а затем Степного генерал-губернаторства. Отсюда управляли третьей частью Российской империи. В праздники над генерал-губернаторским дворцом поднимали государственный флаг — столь почетное право было предоставлено Омску наряду с Петербургом, Москвой, Варшавой и Тифлисом. 

Военная столица огромного региона являлась главным опорным пунктом русского продвижения в Среднюю Азию. Один из офицеров, служивший здесь в середине XIX века, отмечал в своих воспоминаниях: «Омск кажется постоянно укрепленным лагерем Сибири, или поселением: ибо жителей здесь, кроме военных и служащих по другим ведомствам, иных почти не заметно». А еще его называли городом, обращенным, как двуликий Янус, одним лицом к Сибири, холодному Северу, а другим — в Степь, знойное пространство Юга.

Превращение в смутные годы в столицу Белой России, кажущееся некоторым историкам случайностью, «зигзагом судьбы», было предопределено — всей предшествующей историей. Ведь к тому моменту за Омском прочно закрепился статус военно-административного центра Западной Сибири. Его инфраструктура включала в себя резиденцию губернатора, региональное правление, штаб военного округа, дипломатические представительства — с 1916-го в Омске находились представители Дании, Швеции, Англии и США. К тому же он был ближе к Европе, чем другие крупные сибирские города. 

За статус Белой столицы ему пришлось расплатиться сполна. Центром Сибири позднее стал Новосибирск, в развитие которого в советские годы вкладывали несметные ресурсы. Омск отодвинули в тень, в некоторое забвение. Отношения с собственной богатой историей тут до сих пор весьма «неопределенные» — слишком многое запамятовали. Но хотя бы в год 300-летнего юбилея об этом забытом следовало бы напоминать.