Поэзия Белой столицы

2016 год стал для Омска во многом знаковым. Несмотря на то, что некоторые масштабные проекты, посвященные 300-летию города, не довели до ума (а с крепостью вообще получилось некрасиво — несколько исторических зданий вместо реставрации разобрали, обосновав крайней ветхостью, вместо них теперь новоделы — пусть даже из старого кирпича), усилиями неравнодушных людей здесь, наконец, началось возвращение того, что составляет нашу историческую память. Например, увидела свет книга «Поэзия Белой столицы» — совместный издательский проект фондов «Возрождение Тобольска» (председатель Аркадий Елфимов) и «Духовное наследие» (президент Леонид Полежаев). 

Сборник вместил в себя особые черты, образы событий, которых хватило бы, наверное, на целое столетие. В то время, в 1918–1919-м, Омск регулярно упоминался каждой газетой в мире. На Любинском проспекте можно было увидеть «мирно прогуливавшихся иностранцев, чиновников, военных и дам. В толпе обывателей мелькали великолепные дамские туалеты, отлично сшитые френчи, фуражки всех ведомств, безукоризненные панамы и министерские портфели». 

Тот безвозвратно ушедший город, ставший для многих в первой четверти ХХ века пристанищем последней надежды, — главный герой книги. 

Алексей Ачаир оставил удивительно точный его портрет: 

На берегу двух рек раскинувшись широко,
Среди степей Сибирской стороны
Стоит он, город мой — столица воли Рока
В дни смутные, в дни тяжести войны...

В прекрасно оформленное издание вошли некогда напечатанные в газетах Белой столицы стихотворения более шести десятков поэтов. А также тексты, дополняющие картину ее творческой жизни, — актуальные публикации, фрагменты мемуаров, фотографии. Плюс биографические сведения, которые удалось найти в архивах и библиотеках Омска, Тобольска, Москвы, Петербурга. На эти поиски главный научный сотрудник здешнего музея имени Врубеля Ирина Девятьярова и профессор ОмГУ Валерий Хомяков потратили три года. 

Имена большинства авторов современному читателю ничего не скажут. Они по понятным причинам оказались надолго забыты. Неплохо помнят в наши дни, пожалуй, только Георгия Вяткина.

Им, жившим на перекрестье эпох романтикам, досталось очень страшное время. 

Нас судьбы общие сковали,
Нас обрекает общий грех
На пляску в общем карнавале
Под медленный искристый снег...

Так писал один из забытых стихотворцев, публиковавшийся под псевдонимом Соб.

Вдалеке от столиц бывшей империи они оставались верны Родине, Богу, избранному пути — несмотря ни на какие обстоятельства, включая те, что лаконично описаны еще одним сохранившим инкогнито воином: 

Когда суровый скрежет стали
И властных пушек гневный стон —
Земли единственный закон, —
Не чтутся прежние скрижали.

Произведения этих певцов «белого города» в большинстве своем соответствуют правилам изысканного стиля, отличаются изяществом формы, которую так ценили средневековые поэты-рыцари. Как и трубадуры с миннезингерами, омские барды в шинелях придавали особое значение музыке стиха. Некоторым из них довелось сражаться на фронтах Первой мировой, другие богатого военного опыта не имели. Но и первые, и вторые вели себя по-рыцарски: бились до конца, когда уже «столице воли Рока» означенный Рок никакой надежды не оставил. Ведь сражаться можно и словом.

«Лишь степи в снегу перед Вами — 
Зачем наготове Ваш меч?»
— С врагами красавицы-Дамы
Ищу столкновений и встреч!

Имя той дамы омская поэтесса из древнего грузинского рода, графиня Нина Подгоричани, называет в последнем четверостишии своего стихотворения: Россия. 

Снежные сибирские степи — арена последней, решающей битвы, составленной из множества схваток. Одни поэты описывали военные события почти репортажно, иные — более образно-обобщенно, как глобальное противостояние Добра и Зла. То по канонам европейской средневековой поэзии, то в нашей былинной стилистике.

О Русь! где кони жениха?
Где меч его... его любовь?
Ужель твою не смоет кровь
Он кровью витязя греха?
О Русь! где кони жениха?..

Перемешиваются эпохи, времена, пространства. За освобождение прекрасной пленницы борются и русские богатыри, и западные крестоносцы. Метет метель, звучит набат, смеется птица Сирин. Порой в грандиозное батальное полотно вплетаются мотивы из прежней жизни: строки о любви, красоте природы. Упоминаются «астра прекрасная, астра печальная, знойного лета улыбка прощальная», «костер высокий» в «очарованных горах». 

Есть в книге и исполненные сарказма стилизации — «Песнь о вещем совнаркоме», «Сказка о большевике и Иване-дураке». Но гораздо больше сочинений, написанных в традициях романтической поэзии. Нередко — с ощущением всеобщей Голгофы и несокрушимой надеждой на чудо, о котором так верно и точно выразился Георгий Вяткин: 

Все мы ранены жалом терний,
Но немногим сквозь боль и позор
Улыбается свет невечерний,
Незакатное солнце гор.

Очень разные тут стихи: изысканные и относительно простенькие, ироничные и, казалось бы, чересчур «серьезные», пламенные и этакие фаталистски прохладные — множество осколков, собранных в удивительную мозаику. А края у осколков острые. Нам, сегодняшним, известно многое из того, о чем они, господа поэты, даже думать не смели. 

Бой отсверкал. Ушли в смятеньи
Полки разбитые врагов.
Здесь, как во всем, ночные тени
Им и защита и покров!

Бегите ж дальше! Свет с востока — 
Закон вам ведом мировой! 
Зарей раскинувшись широкой, 
Вас ныне гонит пред собой!

Воспевавший победной для них осенью 1918-го зарю с востока георгиевский кавалер Андрей Болховской, младший брат писателя Леонида Андреева, не мог, конечно же, знать, что зорька окажется не утренней, но вечерней, а сам он через год с небольшим будет расстрелян в Новониколаевске (ныне Новосибирск).

Вообще после знакомства с книгой возникает ассоциация: свеча на ветру. В Белой столице писали и читали стихотворения по старинке, электричества в Омске не было. Точнее, оно появлялось эпизодически — в Ставке, в крупных магазинах. А ветер был всегда. Ведь город построен на равнине, открытой всем стихиям. Явственно ощущалось зловещее дыхание урагана, сметавшего все, что прежде казалось прочным, незыблемым.

Поэтов, с такой любовью писавших о России, почти на целый век вычеркнули из отечественной литературы. И вот после долгой тишины их чистые, волнующие голоса зазвучали вновь.