Атаман передвижников

20.06.2016

Владимир ПЕРЕКРЕСТ

В серии «ЖЗЛ» вышла книга «Крамской» — в преддверии 180-летнего юбилея со дня рождения художника. Круглая дата будет отмечаться через год — в июне 2017-го. О том, чем особо примечательна, привлекательна для биографа фигура Ивана Крамского, рассказал автор новинки, писатель, генерал-майор полиции в отставке Николай КАРТАШОВ. 

СВОЙ: О Крамском вроде бы написано достаточно. Почему именно его Вы выбрали героем очередного исследования?
Карташов: Действительно, книг об Иване Николаевиче издано немало. Кстати, первая также вышла в серии «ЖЗЛ» — ровно 125 лет назад. Интересен же он мне по целому ряду причин. Во-первых, я сам немного рисую и ценю Крамского как выдающегося портретиста. Во-вторых, он мой земляк, острогожский, тоже из казаков. И, наконец, в-третьих, это неординарнейшая личность, человек, горячо любивший Россию, трудившийся на ее благо и, к сожалению, ушедший, не дожив и до 50 лет.

СВОЙ: Городок, где родился Крамской, видимо, обладает какой-то особой аурой. Например, известный философ XIX века Николай Станкевич, о ком Вы также написали книгу, оттуда же...
Карташов: Острогожск в XIX столетии мог дать фору любому губернскому городу. Не случайно в окрестных местах его называли «Воронежскими Афинами». Мыслители, литераторы, художники — такие люди всегда были здесь в почете. Огромную роль играло духовенство. На девять тысяч населения насчитывалось восемь только каменных церквей. Сохранилось упоминание о том, что одну из них расписывал Боровиковский. Правда, имя не указано — знаменитый Владимир, автор «Портрета Лопухиной», или отец его, иконописец Лука.

Каждый год бываю в этом городе, время его словно не коснулось. Сохранился дом, где родился Крамской: мазанка под камышовой крышей, там сейчас музей. Осталась вся обстановка, уцелели личные вещи живописца. Многие здания, кажется, с той поры еще стоят. На прежнем месте находится и закладной камень, у которого произошла историческая встреча Петра Первого и Мазепы в сентябре 1696 года. Гетман подарил нашему государю саблю, инкрустированную драгоценными камнями. А потом, как известно, предал... 

В Острогожске после победоносного возвращения из Европы была расквартирована 1-я драгунская дивизия. Служил в ней, к слову, и будущий декабрист Кондратий Рылеев. Офицеры, победившие Наполеона, видевшие иные земли и народы, внесли свежую кровь в местное светское общество. А для подростка Ивана военные стали первыми моделями. Через город проходили полки, направлявшиеся в Крым — воевать с Турцией. В Острогожск в предчувствии заказов приехал популярный харьковский фотограф Яков Данилевский. Будущий художник (к тому времени ему уже стукнуло 16, и пора было подумывать о самостоятельном заработке) устроился к нему помощником. Ибо штатный ретушер, как напишет Крамской в дневнике, «запил, что ворота запер» — то есть наглухо.

Работы хватало. Военные любят фотографироваться — и поодиночке, и с товарищами. В парадных мундирах, при оружии, «со всеми возможными физиономиями», как профессионально подметил Иван в дневнике. Фототехника тогда находилась в зачаточном состоянии, приходилось сидеть перед объективом по двадцать минут, и как ни старались служивые держаться неподвижно, все равно снимки выходили смазанными. Вот тогда и брался за дело ретушер. Красками, тушью, белилами подмазывал, подкрашивал. Выходил вполне приличный портрет. Данилевский был в восторге и, покидая Острогожск, пригласил «Ивана Николаевича» работать вместе. Несколько лет колесили по городам и весям. Но вскоре эта рутина юноше надоела, и он, разругавшись с «шефом», уехал в Санкт-Петербург, чтобы поступить в Академию художеств.

СВОЙ: Крамской был бунтарем по характеру?
Карташов: И да, и нет. Сам себя считал «мягкоструйным». Но заставить его делать то, чего не хотел, было невозможно. Например, Крамского, уже известного мастера, Павел Третьяков уговаривал написать портрет Ивана Тургенева. Художник так и не выполнил просьбу, всегда находил предлог, чтобы уклониться. Насколько я могу судить, исследовав документы, это не случайно: автор «Отцов и детей» гнул западную линию, довольно неуважительно отзывался о русском народе. Крамской другого воспитания: с детства у казаков на коленях сидел, слушая рассказы стариков о былых сражениях. Да и первые его художественные опыты были батально-патриотического толка: лепил из глины (она там хорошая, в Острогожске) фигурки казаков на конях, с шашками, пиками... 

Тем не менее некоторые демократические идеи тогдашнего общества оказались ему близки. Крамской вошел в историю как создатель первой художественной артели, а позже стал одним из организаторов Товарищества передвижных художественных выставок. Совместный труд, коммуны — все это было в моде после выхода романа Чернышевского «Что делать?». До того он показал характер, встав во главе «Бунта четырнадцати», когда выпускники академии отказались писать итоговую работу по мотивам скандинавских саг. Молодые люди жаждали реальных сюжетов, хотели быть на гребне общественной мысли. Прошло два года с отмены крепостного права, страна бурлила, а тут — какие-то саги. 

СВОЙ: Пожалуй, самая знаменитая картина Крамского — «Неизвестная». Удалось ли Вам, генералу-правоохранителю, разгадать тайну этой женщины?
Карташов: Почти (смеется). История действительно загадочная. Крамской с юности вел довольно подробные дневники, но ни одного упоминания о том, кто изображен на полотне, обнаружить не удалось. И в письмах тоже. На вопросы либо не отвечал, либо отшучивался. Версий множество. Были и самозванки. Одна дама даже просила назначить ей пенсию, поскольку якобы служила моделью для картины. На мой взгляд, «Неизвестная» — собирательный образ. Исходником стал этюд, хранящийся в одной из частных коллекций в Праге. В лице натурщицы, не лишенном «изюминки», есть все же определенная вульгарность. Затем оно было облагорожено. 

Я пересмотрел портреты женщин, окружавших Крамского, сравнивал их черты, пропорции лица с изображением Неизвестной. Нахожу сходство и с супругой его, и с дочерью Софьей, тоже художницей. Заслуживает внимания и версия о том, что это «замаскированный» портрет княгини Екатерины Долгоруковой, родившей императору Александру II четверых детей. Конечно, соответствие не явное, однако обращает на себя внимание своеобразная подсказка: у Неизвестной в точности такая же лента на груди и так же вывязана, как и у княгини на одной из фотографий, — это документ. К тому же есть свидетельства о том, что Александр заказал Крамскому портрет своей любимой женщины. Работа продвигалась туго, после смерти императрицы царь обвенчался с Долгоруковой, но вскоре был убит террористами. На престол взошел его сын Александр III (чей портрет Крамской написал ранее). Екатерина вынуждена была уехать из страны, а художник завершил труд так, как посчитал нужным. И не ошибся, создав один из прекраснейших женских образов в мировой живописи. Недаром этот портрет называют еще «Русской Джокондой».

Оставить свой комментарий
Вы действительно хотите удалить комментарий? Ваш комментарий удален Ошибка, попробуйте позже
Закрыть