Родной огонек

Есть песни, место которым уготовано не только в учебных пособиях по теории эстрадного искусства, но и в народной судьбе, в нашей общей исторической памяти. Достаточно услышать знакомую протяжную фразу: «На позиции девушка провожала бойца», и мы, знающие о войне лишь по книгам, фильмам да черно-белым фотоснимкам, мысленно переносимся в 1941 год, где, будто сквозь магический кристалл, видим ту самую «фронтовую семью», бойцов, защищавших Родину.

Стихотворение появилось в «Правде» в апреле 1943 года, вскоре после громко прозвучавшей на весь мир Сталинградской победы. Да, в годы Великой Отечественной в главной газете страны публиковались красивые лирические стихи. Весна 1943-го стала для народа временем надежд, прежде всего на скорое и успешное завершение войны. Исаковский написал именно об этом, самом сокровенном:

И просторно и радостно
На душе у бойца
От такого хорошего
От ее письмеца.

И врага ненавистного
Крепче бьет паренек
За Советскую родину,
За родной огонек.

Напевные строки касались каждого, и, само собой, они накрепко запоминались. Их передавали друг другу вполголоса, шептали, провожая на фронт любимых, бесконечно дорогих людей. Не в первый и не в последний раз Исаковский нашел образ, который оказался близким для миллионов соотечественников. В нем — нерв военного времени, ведь бойцы сражались и погибали не только «за Родину, за Сталина», но и за огонек в родном окне.

Александр Твардовский говорил, что в этих стихах ощущается дух Первой мировой, когда в ходу было это выражение «выехать на позиции». В Великую Отечественную чаще говорили «на фронт».

Свет в окне в те времена воспринимался как чудо. Поэт и военкор Евгений Долматовский вспоминал: «Сейчас трудно себе представить, какое ошеломляющее впечатление произвела эта картина: уходит боец на позиции и, удаляясь, долго видит огонек в окне любимой. А люди знали: половина страны погружается ночью в непроглядную темноту, даже машины не зажигают фар, и поезда движутся черные. Вражеские самолеты не найдут цели! Поэтический образ огонька на окошке превратился в огромный и вдохновляющий символ: не погас наш огонек, никогда не погаснет! Песня еще одной неразрывной связью скрепила фронт и тыл».

В ту пору по вечерам даже свечку затеплить подчас побаивались. Тем дороже были воспоминания о «родном огоньке». Поэт сумел написать об этом бесхитростно и душевно:

И пока за туманами
Видеть мог паренек,
На окошке на девичьем
Все горел огонек...

От нежной грусти этих строк щемило сердце, но это была светлая печаль: люди верили, что девушка дождется, парень не погибнет, сияние их любви «не погаснет до времени».

Всем было ясно, что опубликованные в «Правде» стихи — почти готовая песня, в них растворена завораживающая, берущая за душу лирика. Десятки знаменитых и безвестных, маститых и совсем еще молодых музыкантов заинтересовались поющими строфами. Постоянный соавтор Исаковского («Катюша», «Под звездами балканскими»...) Матвей Блантер поэтическое слово чувствовал тонко, однако его вариант «Огонька» трудно отнести к удачам. Мелодия вышла слишком ажурная, витиеватая. Подобные рулады отвлекают от стихов, в какой-то мере даже их обесценивают. Неудивительно, что блантеровская песня не прижилась, хотя ее пели наши лучшие исполнители. Похожая история, кстати, случилась со знаменитым стихотворением «Жди меня»: музыкальных интерпретаций было немало, но ни одна из них не стала «канонической», не достигла поэтического уровня Константина Симонова...

Исаковского выручили читатели, нашедшие удивительно точный мотив — ласковый и тревожный, по-русски раздольный. Михаил Васильевич всегда был народным поэтом, и справедливо, что именно народ стал его полноправным соавтором.

Первыми «настоящий» «Огонек» запели летчики энской эскадрильи. Так, наверное, и должно было случиться: одна из самых нежных фронтовых мелодий родилась под рев авиамоторов. Песню подхватили во всех армиях (людская молва оказалась мощнее радиостанций). В 1944-м она зазвучала повсюду — от Дальнего Востока до Польши. Красная Армия теснила врага на Запад, к границам СССР, и «Огонек» стал, по сути, всеобщим гимном освобождения.

Пели на фронте и в тылу, в окопах и госпиталях, чаще — под гармонь или аккордеон. Такая песня была крайне необходима в то жестокое время, она утешала, уносила в мечтах прочь из окопов и землянок.

Повсюду стала слышаться мелодия, которая нам хорошо известна. Для этого не требовались ни ноты, ни радиоэфир. К огранке композиции приложили руку воевавшие профессиональные и самодеятельные музыканты, например дирижер Игорь Лаврентьев и кронштадтский моряк Валентин Никитенко.

Сохранилось множество воспоминаний фронтовиков о том, как они впервые услышали песню и какое впечатление она на них произвела. Покуда звучала — бойцы не думали о горестях и тяготах, которых не счесть на передовой, на три минуты забывали обо всем, кроме родного огонька и той единственной, которая «парню весточку шлет».

Как это нередко бывало с любимыми шлягерами, появились новые варианты текста — на все случаи жизни: про танкистов и летчиков, даже про неверную суженую, которая предпочла тылового деятеля бойцу-инвалиду. В поездах «Огонек» пели увечные, просившие милостыню бедолаги — наряду с «Помнишь, мама моя» Никиты Богословского и «Землянкой» Алексея Суркова — Константина Листова.

После войны замечательный эстрадный тенор Владимир Нечаев записал на пластинку окончательный, ставший эталонным вариант. Музыкальную обработку пришедшей с фронта мелодии выполнил Виктор Кнушевицкий. А на диске значилось: стихи — Исаковского, музыка — народная. Так с тех пор ее и объявляют на концертах.

Союз композиторов как-то раз собрал специальную комиссию, которая изучила претензии нескольких авторов, но принадлежность мелодии не установил. Музыковеды пришли к выводу: мотив напоминает польское танго «Стелла», а тот, кто его написал, также неизвестен. И здесь комиссия явно недоработала: авторов у «Стеллы» было несколько, в том числе весьма известный Ежи Петерсбурский (сочинивший мелодии «Утомленного солнца» и «Синего платочка»). Он несколько лет жил в Советском Союзе, не раз выступал в нашей стране и даже сражался с гитлеровцами. Вот только назвал свою песню иначе — «Польское танго». Однако и эта композиция не вполне идентична классическому «Огоньку», наши безымянные армейские музыканты добавили несколько новых мелодических поворотов.

Песня прославилась на весь мир. Подобные ей в годы войны, если действительно трогали за живое, быстро перелетали из одной страны в другую. Особенно популярным стал «Огонек» в Китае и Корее, где его часто исполняют по сей день. Полюбился он и тогдашним противникам Красной армии — японцам.

Песня осталась народной, и это высшее признание для ее авторов. «Огонек» стал родным не только для фронтового поколения. Эта мелодия не умолкнет еще много-много лет.