Евразийский оракул

Николай Трубецкой (1890–1938) — один из самых видных и вместе с тем самых загадочных русских ученых XX века. Исследователи дают ему разные, порой противоположные оценки. Причисляют то к антифашистам, то к «крайне правым». Последняя характеристика в корне неверна — он не примыкал ни к одному политическому лагерю предвоенной Европы. А в конце жизни написал крайне «невыгодные» для себя статьи «О расизме», «Мысли об индоевропейской проблеме» — в защиту евреев и против норманнской расистской теории. За что подвергся преследованиям со стороны гестаповцев. Но не в этих, очень смелых, заведомо чреватых крупными проблемами трудах главная заслуга мыслителя.

Антиглобалист, выдающийся интеллектуал, Трубецкой знал более сорока языков. Фонолог, определивший контуры современного языкознания, на Родине он, скорее, известен как основоположник евразийства. Хотя в конце 1920-х самолично признавался в «ненависти» к евразийству. Где же подлинный Трубецкой, в чем наиболее точно отразилась его мысль? 

Он родился в семье известного русского философа, первого выборного ректора МГУ, друга Владимира Соловьева. Рано проявил свою одаренность. Первые научные работы пишет в 14 лет, с пятнадцати публикует собственные статьи. Впоследствии рассказывал шутливую историю о том, как обиделся один русский этнограф, получивший от него письмо научного содержания. Пришел поговорить с автором послания и застал гимназиста, занимавшегося с репетитором... 

Революцию Трубецкой встретил на Кавказе, откуда смог выбраться только через год. Отступая вместе с Добровольческой армией, семья, как и многие другие опасавшиеся расправы большевиков, оказалась в Крыму, а затем в Софии. В 1923 году Николай перебрался в Австрию, став профессором славянской филологии Венского университета. Там создал множество работ по основной специальности, оригинальные литературоведческие труды. Но вершиной его творчества стали «Основы фонологии». Автор проанализировал более ста языков, выявил общие законы, которым подчиняются слово, фонема, язык как таковой. 

Евразийство берет начало в Софии, где встретились молодые мыслители-эмигранты: экономист и географ Петр Савицкий, музыковед Петр Сувчинский, религиозный философ Георгий Флоровский и сам Трубецкой. Они выпустили сборник «Исход к Востоку», в котором провозгласили рождение нового культурного и политического курса русской цивилизации. 

Евразийцы говорили о глубоких корнях революции и большевизма, о том, что эту социальную болезнь можно преодолеть в процессе религиозно-культурного делания и самопознания. Но не с помощью внешней интервенции, как думали многие эмигранты. Данной теме посвящена книга Трубецкого «Европа и человечество» (1920). В этом труде он исследует болезненный национальный вопрос, указывая на господство в Старом Свете убеждения: высшей расой в цивилизационном отношении являются европейцы, а европейская культура должна охватить все человечество. Автор замечает, что народ, приобщившийся к западным ценностям, начинает ставить свою культуру на второе место, оценивая себя с точки зрения романо-германского эгоцентризма. Это приводит к потере народного единства: в высших слоях общества идут интенсивные процессы европеизации, в низшем (а также среди традиционалистов) — решительное отталкивание от модернизма. Отсюда — низкая культурная продуктивность народа-заимствователя, ослабление патриотизма, отсутствие национальной гордости, потеря веры в себя. Для сохранения самобытности народ и каждый отдельный индивид должны следовать двум максимам: «Познай самого себя» и «Будь самим собой». 

В других «евразийских» статьях Трубецкой утверждает, что по многим признакам (танец, орнамент, фольклор) русская народная культура примыкает именно к христианскому Востоку. Определяя этнографический состав низов, он приходит к выводу о том, что здесь основными элементами, помимо славянского, выступают туранский и угро-финский. 

Выдвигает тезис: «Россия до Петра Великого по своей культуре могла считаться чуть ли не самой даровитой и плодовитой продолжательницей Византии... вступив на путь романо-германской «ориентации», она оказалась в хвосте европейской культуры». 

По мнению философа, Россия как великая европейская держава уже невозможна. Но может занять лидирующее положение среди восточно-азиатских стран. Над ней нависла опасность превращения в одну из западных колоний, и, чтобы не попасть в унизительную зависимость, она должна осознать свое новое национальное призвание. 

Видение отечественной истории Трубецкой изложил в книге «Наследие Чингисхана (взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока)», где, в частности, заметил: основа нашей государственности была заложена не в Киевской Руси. «Географическое задание» той заключалось в товарообмене между Балтийским и Черным морями, что в известный момент оказалось невыполнимым. Русское государство надо рассматривать как часть империи Чингисхана. И даже более того — как «продолжателя исторического дела Чингисхана». 

Главная миссия преемника состояла в объединении Евразии — в виде экономического, географического, этнологического целого. Русь стала центром империи без выхода к морю, будучи связанной системой непрерывных степей. С этой точки зрения, Киевская Русь и Русь Московская — конкуренты, как речная и степная цивилизации. Обособление Москвы от Орды произошло во время покорения Казани, Астрахани, Сибири, когда русские сами приступили к созданию евразийской империи. 

Новый тип московско-русской государственности покоился на началах «бытового исповедничества» — крепкой спаянности быта и веры, истовой религиозности, верности традициям. Хранителем последних и оплотом государственности был царский двор. В XVII веке перед Москвой встала задача защиты от Запада. Политика высших кругов привела к расколу общества, отвержению традиций, кризису религиозного уклада. 

С Петра I начинается период «антинациональной монархии», уклонения от исторического пути. В конечном итоге через два столетия это привело к национальной катастрофе, а главную роль здесь сыграл импортированный с Запада коммунизм. 

1930-е стали периодом религиозного, политического и социального кризиса в Европе. Фашистские и националистические режимы торжествовали победу. 

Фашизм Трубецкой рассматривал как особый вид психоза, охвативший широкие слои населения, особенно молодежь, лишенную религиозно-нравственных устоев. Это «такое же романо-германское явление, как и демократия, да к тому же еще явление явно враждебное России и всему русскому... Он (фашизм) антикультурен и даже... антинационален, ибо тормозит развитие национальной культуры». 

Будучи противником и советско-пролетарской идеологической модели, философ тем не менее полагал, что разрушение коммунизма в России принесет большие беды: «Если СССР действительно вступит на путь демократии, этот путь будет гибельным, — притом не только для большевиков, но и для самой страны. Если же демократия... будет липовая, то в глупом положении окажутся те, которые примут ее всерьез». Любопытное предвидение, не правда ли?

С введением демократии, писал он, «СССР распадется на ряд «независимых» (на самом деле вассальных, зависимых от разных великих и невеликих держав) республик». 

Лучший выход для страны он видел в сохранении политической системы, мягком переходе к национальному, традиционному пути, при котором правящая элита не будет озираться с подобострастием на Запад. Если же восторжествует идеократия (торжество национальных и государственных приоритетов) и сохранится целостность государства, то политическая идеология неизбежно отождествится с евразийством. Западная демократия для России — всего лишь модификация прежней советской идеологической системы и в силу специфики территории, климатических условий и исторических традиций категорически неприемлема. 

Многопартийная система подразумевает предвыборную гонку, выдвижение программ, по сути, не решающих ничего. Без подобных гонок, с их неизбежными собраниями, митингами, агитационными плакатами и т.д., «громадные денежные средства, расходуемые на всю эту ерунду, идут на функционирование союзов и обществ, занятых деловой работой». России подходят этатизм (доминирование государства в экономике), идеократия, общеевразийский национализм. 

Трубецкой ожидал войны и чувствовал, что мир находится на пороге тяжелых испытаний. Он представлял грядущее как радикально новое, неведомое, понимая, что значительную роль в будущем сыграет техника, которая не освободит, но нравственно опустошит и поработит человека. 

Одновременно осознавал, что мир стремительно движется к интеграции, к системе «мирового хозяйства в общем котле». Философ выступил противником глобализма, но отделял потенциально автаркические государства, представляющие «особые миры» (Россия, Индия, Китай), от маленьких стран-монолитов, для которых автаркия разорительна. «Особые миры» должны взаимодействовать как равные, хотя и не сообщающиеся — культурно, мировоззренчески — величины. Для того чтобы не происходило поглощения тех, кто слабее, должен быть урегулирован ряд основных вопросов, связанных с особенностями финансовой и экономической автаркии, стандартами жизни и благоденствия. Проблема в том, что стремление к глобализму предполагает единый тип цивилизации, но разные жизненные стандарты, а это порождает социальное неравенство и конфликты. При автаркическом сценарии развития мирового хозяйства возникает несколько типов цивилизаций, для которых вырабатывается условно-единый стандарт жизни и достатка. 

Трубецкой видел будущее Европы как объединение равноправных, взаимодополняющих государств, однако считал, что в такой системе не должно быть места колониям, введение которых в общеевропейский экономический и культурный мир будет чревато различными бедствиями. Осуждал стремление фашистской Германии к своей «особой миссии», поиски арийских корней: «Немцы — органический член Европы, и самосознание их должно быть направлено именно на то, чтобы понять свое историческое место и свою истинную функцию в общеевропейском организме». С другой стороны, если у какого-то народа появляется навязчивая идея собственного превосходства, то либо он попал не в свое «месторазвитие» и боится поглощения более сильными народами-конкурентами, либо в глубине души чувствует себя ниже других народов, компенсируя это самоощущение навязчивыми идеями. 

Николай Сергеевич прожил всего 48 лет, но за это время успел сделать невероятно много. Он был подлинным консерватором, человеком очень религиозным, и это гармонично сочеталось с его гениальной интуицией и трезвостью мысли. Трубецкой открыл новые пути в филологии и политической философии. По многогранности, разносторонности интересов и достижений его можно сравнить, пожалуй, с «русским Леонардо», о. Павлом Флоренским. 

Н.С. Трубецкой осознавал, что его идеи будут востребованы много лет спустя: «Мы создадим ценности, которые со временем (лет через 50) можно будет использовать в России». Предсказание исполнилось буквально: именно через полвека после написания тех строк, в Россию начало возвращаться наследие русской эмиграции, и труды основоположника евразийства заняли в нем весьма значимое и почетное место.