Великое раздвоение

Всех мыслителей допустимо поделить на две группы. Одни создают стройные системы и следят, чтобы идеи там не противоречили друг другу. Вторые просто изобретают концепты, не обращая внимания на порядок и целостность. Принято думать, что на первое русские не способны вообще. Между тем Николай Лосский свою оригинальную систему так и создал. Он, как Гегель, имел вкус и чутье к логическому совершенству мысли, умел доводить ее до максимальной полноты. Лосского вместе с Владимиром Соловьевым следует отнести к первым «систематическим» философам России. 

Витебская гимназия. Экзистенциальный опыт

О собственном жизненном опыте и о том, когда впервые стал читать умные книги, Николай Онуфриевич подробно рассказывает в воспоминаниях.

В 11 лет отрока приняли в первый класс Витебской классической гимназии. Сверстники были «дерзкими сорванцами». Один из соучеников как-то спросил Николая: «Умеешь играть на скрипке?». Тот ответил: «Нет». — «Хочешь научу?» — «Да, конечно». Гимназист попросил его согнуть палец, а когда Коля исполнил просьбу, резко прижал верхний сустав к нижнему. Лосский закричал от боли. Мучитель засмеялся: «Вот ты и научился играть на скрипке». Это был первый экзистенциальный опыт будущего философа. 

Второй состоял в том, что ему поневоле пришлось стать ябедником. Как-то из дома привезли засахаренные яблоки. Обычно он делился с товарищами, а в этот раз спрятал гостинцы под подушкой, затем потихоньку доставал и ел. В один злосчастный день те пропали. Лосский пожаловался надзирателю. Последний пришел проверить, после чего яблоки чудесным образом очутились вновь под подушкой. А Николая окрестили «ябедой». 

В гимназии он узнал также, где живет «доктор Ай» (другой небезболезненный розыгрыш) и как на свет появляются дети. 

За пределами учебного заведения особенно возмущал его местный «антисемитизм», который заключался в том, что хозяев магазинов заставляли писать на вывесках свои фамилии и отчества. Что делало очевидным: владельцами являлись евреи. Помимо этого, вспоминает Николай Онуфриевич, их, гимназистов, «душили латынью». Уже в первом классе было 8 уроков латинского в неделю. Также зубрили греческий и другие европейские языки.

Учащиеся, кстати, были настроены революционно, читали произведения Писарева, Чернышевского, Михайловского. Листал эти книги и Лосский. В конце концов за революционные настроения его исключили из гимназии. 

К слову, философия там не преподавалась. Впервые с ней Николай столкнулся в университете, где изучал Декарта, Спинозу, Спенсера и, конечно, Куно Фишера. 

Третий экзистенциальный опыт был получен уже во время депортации за границу в 1922 году. В ЧК ему буднично, по-простому сообщили: вас высылают. А некий молодой человек из «чрезвычайки», присутствовавший при этом, с естественным добродушием добавил: а надо бы к стенке поставить. И зевнул.

Гносеология 

Отдельные мыслители издавна думают, что есть предметы, а есть помимо них еще и представления о предметах. Так получается, например, что стол начинает существовать два раза. Сперва он просто стоит у окна, а потом возникает в голове как представление о столе. 

Лосский сказал: нет, господа, сей стол существует лишь однажды, находится он в совершенно определенном месте, то есть возле окошка, в наших же головах никаких дополнительных представлений об этом предмете мебели никогда не было, нет и не будет. Если бы таковые имели место, то человеческое сознание оказалось бы наглухо закрытым, и мы «задыхались» бы в нем, а прежде набивали всевозможные синяки, наталкиваясь мысленно не на сам стол, а на его ложно-абстрактную копию.

В действительности ничто не скрывает от нас предметы. Истина — это не сопоставление вещи с неким автономным представлением об оной. В противном случае следовало бы извлекать подобные «отражения» из головы и смотреть на них со стороны. Но для этого человеку пришлось бы занять третью позицию, то есть стать ни много ни мало Богом — дабы видеть прямо и непосредственно и сам предмет, и представление о нем. Мы же не можем выпрыгнуть из сознания. Да это и не нужно, поскольку вещь дается нам в интуиции. Кант не прав, никаких «вещей в себе» не существует. Все они познаваемы и представлены нам в подлиннике. И мы с ними вполне нормально скоординированы.

Интуиция

Лосский — философ интуиции. Он выделил три ее вида: чувственную, интеллектуальную и мистическую. Первая дает нам не копии вещей, не субъективные представления о них, а показывает, каковы они в действительности. Вторая рождает идеи. Третья указывает на Бога.

Человек, по Лосскому, всегда уверен в том, что есть внешняя реальность. Правда, философ не исследовал вопрос, откуда берется чувство реальности. Если бы он как-то исхитрился провести подобное исследование, то, не исключено, пришел бы к парадоксальному выводу: чувство сие возможно лишь у того, кто... грезит, галлюцинирует. У животных этого нет, они сами как часть реальности. А человек видит сны, и сновидения иногда придают смысл его жизни.

Третий элемент

Однажды Лосский шел по улице Гороховой, и ему неожиданно пришла мысль о том, что все имманентно (внутренне присуще) всему. А коли так, стало быть, и мир во всем его невероятном многообразии имманентен человеку, а человек соответственно — миру. Эта мысль ошеломила и заставила по-новому взглянуть на сознание, преодолеть так называемый субъектно-объектный дуализм. Он понял, что бытие и сознание сильно разнятся, и нельзя однородными логическими преобразованиями перейти от первого ко второму. Для такого перехода требуется нечто третье, и философ нашел его во всеединстве Владимира Соловьева, с которым был знаком. 

Как-то, будучи у него в гостях в гостинице «Англетер», Лосский обратил внимание на то, что Соловьев, рассуждавший о всеединстве, тщательно протирал руки скипидаром. Ибо незадолго до этого коснулся денег. Странные, на первый взгляд, действия именитого знакомца открыли Николаю Онуфриевичу глаза на то, что, оказывается, не все едино, что между Творцом и грешным миром находится страшная онтологическая пропасть. А заполнить ее может только благодать Бога.

Из теории всеединства следовало: мы наблюдаем перед собой некую картину не потому, что, с одной стороны, есть глаза, с другой — предметы, на которые смотрим. А исключительно благодаря всеединству. Оно — тот самый свет, который нам все освещает, позволяя любую вещь лицезреть в подлиннике, такой, какова она есть на самом деле. И свойства ее очень сильно отличаются от тех, которые описаны обычным человеческим языком. Отсюда возникает вопрос: откуда же вытекает общее заблуждение, кто источник лжи? Столь справедливое замечание высказал некогда Василий Зеньковский. Ответ Лосского был прост: мы свободны, а заблуждение — не что иное, как следствие субъективной обработки объективных данных. Хотя природу такой субъективности не объяснил. Более того, преисполнился веры в то, что содержание наших внутренних переживаний доступно для всех людей. И наши сны видим не только мы, но и все человечество. 

Лосский о Достоевском

О Достоевском писали разные философы — Василий Розанов, Дмитрий Мережковский, Николай Бердяев и многие другие. Лосский тоже издал такую книгу и вот на что обратил внимание. Первый роман классика «Бедные люди» имел ошеломительный успех у читателей и критиков, Белинский ликовал, все ждали следующих произведений Достоевского. И тот сочинил «Двойника». Неистовый Виссарион прочитал и сник. Публика ничего не поняла в новой повести и в недоумении отвернулась от автора. Многие годы та считалась провальной. Позднее Федор Михайлович напишет гениальную вещь под названием «Записки из подполья». Здесь он станет развивать идеи «Двойника». Между тем и «Записки...» мало кто понял. Их мыслями и настроением не вполне проникся даже Михаил Бахтин, не говоря уж о других профессиональных исследователях. Зато на эти идеи обратил внимание Лосский, по-своему развил их в своем труде под названием «Достоевский и его христианское миропонимание». 

Процитировал помимо всего прочего письмо Достоевского художнице Екатерине Юнге, отправленное в последний год жизни великого литератора: «Что Вы пишете о Вашей двойственности? Но это самая обыкновенная черта у людей... не совсем, впрочем, обыкновенных. Черта, свойственная человеческой природе вообще, но далеко-далеко не во всякой природе человеческой встречающаяся в такой силе, как у Вас. Вот и поэтому Вы мне родная, потому что это раздвоение в Вас точь-в-точь, как и во мне, — и всю жизнь во мне было. Это большая мука, но в то же время и большое наслаждение. Это — сильное сознание, потребность самоотчета и присутствия в природе Вашей потребности нравственного долга к самому себе и к человечеству. Вот что значит эта двойственность. Были бы Вы не столь развиты умом, были бы ограниченнее, то были бы и менее совестливы и не было бы этой двойственности. Напротив, родилось бы великое самомнение. Но все-таки эта двойственность большая мука. Милая, глубокоуважаемая Катерина Федоровна, верите ли Вы во Христа и в Его обеты? Если верите (или хотите верить очень), то предайтесь Ему вполне, и муки от этой двойственности сильно смягчатся, и Вы получите исход душевный, а это главное».

Что значит идея двойника? Человек только тем и отличается от любого другого живого существа, что начинает подлинно существовать лишь в момент собственного раздвоения. Цельных людей не бывает. А в принципе таковой крайне опасен, ибо в своей цельности он ближе всего к животному. На какие части человек раздваивается? На грезы, которые возникают только в данный момент, и ощущения при столкновении с действительностью. Грезы, иллюзии — это и есть то «третье», по терминологии Лосского, что делает человека человеком. В них личность полностью реализует себя, локализуется во взгляде на сущее, оставаясь вне материального мира. Иногда это невидимое визуализируется и начинает вести жизнь двойника. Об этом как раз и написал Достоевский в своей гениальной повести, а затем развил данную тему в «Записках из подполья».

Лосский полагал, что идея о раздвоении человека ценна в высшей степени. При этом речь идет не о «патологическом распаде или аморальной способности наслаждения как добром, так и злом», но о силе духа, который, по словам философа, «в самой своей силе черпает уверенность в том, что добро есть и что положительное решение проблемы существует. Такова сила великих христиан, в самом сомнении своем обращающихся к Тому, в Ком они сомневаются: «Верую, Господи. Помоги моему неверию!» (Лосский Н.О. «Бог и мировое зло»).

О добре

Согласно его воззрениям, добро должно быть абсолютным и самоценным, а зло — всегда относительным. Нельзя понимать зло как отсутствие добрых начал. Оно коренится в злой воле, а начинается с чрезмерной приязни человека к собственной персоне, когда любовь к себе больше, чем к Богу и к другим людям. Лосский верил, что даже сатана когда-то вернется к Создателю и закончится самостоятельная история существования зла в мире.