Горделивый смиренник

Григорий Саввич Сковорода — многим ли нашим современникам знакомо имя этого, удаленного от нас на дистанцию в два с лишним столетия, человека? А между тем есть мнение: в национальную историю он вошел (или по крайней мере должен был войти) как великий русский философ, фактический основатель отечественной философской школы. 

К тому же — превосходный поэт. «Как только солнце к вечеру запало, / И везде небо темнозрачно стало, / На тверди звезды блеснули прекрасны, / Как дорогие каменья алмазны...» — эти и многие другие поэтические строки, созданные Сковородой, сегодня, наверное, выглядят несколько архаично. Если придираться, то в них можно обнаружить и некоторые ритмические отклонения, нарушения стихотворного размера. Однако это не существенно. Нужно понимать, что именно так выглядят лучшие произведения признанных мэтров XVIII века — Василия Тредиаковского, Александра Сумарокова, Гавриила Державина и других. И именно такая поэзия стала основой для возникновения Пушкина. 

Над строительством отечественного литературного фундамента немало потрудился и наш философ, в стихах которого отменно выражены общерусские начала национальной культуры. В том числе запечатленные в таких грустно-лирических зарисовках: «Ведь печаль везде летает, по земле и по воде, /Сей бес молний всех быстрее может нас сыскать везде». 

Отметим, что искусно, ненавязчиво морализировать, сочинять неплохие басни Григорий Саввич стал гораздо раньше «дедушки» Крылова. В этом смысле первого следует по праву считать «прадедушкой». В чем еще обнаруживается его приоритет? Да хоть в том же русском символизме, расцветшем в XIX–XX столетиях — с его экспрессией и завораживающей мистикой.

Если представить эпоху посредством лаконичной персонификации, то можно смело сказать: Державин и Ломоносов — это Север русского XVIII века, Сковорода — его Юг. 

Филолог Виктор Живов справедливо указывал на то, что наш философ эффективно и планомерно работал над «сведением русского и церковнославянского воедино» (хотя писал также на греческом и латыни). Язык, как известно, всему голова, основа основ любой культуры. И то, что в XIX столетии родилось такое уникальное, поразительно щедрое на плоды явление, как русская религиозная философия, отчасти было предопределено как раз этим самым «сведением русского и церковнославянского». 

В том же веке Сковороду называли, ни много ни мало, «русским националистом», и веские причины для этого наверняка имелись. Увы, оказались утрачены некоторые очень важные для понимания его творчества произведения, например «Книжечка о любви до своих, нареченная Ольга Православная», «Симфония о народе». Хотя вопросы касательно утраты до сих пор остаются: кем, когда, почему?.. 

Кстати, о национализме — не том диком, разделяющем близкородственные народы, который демонстрируют нам, например, глашатаи лозунга «Украина понад усе». А таком, который способствует заботливому собиранию в единое целое некогда расколотого и разбросанного, но все еще огромного Русского мира. Любимое понятие Сковороды — «сродность». Что сие значит? Это, попросту говоря, единение духовно и ментально близких людей, следующих своему высокому предназначению, делающих, по возможности, одно общее, угодное Богу дело. То есть тех, кто одинаково понимает, что такое хорошо и что такое плохо.

Все, что соответствует «сродности», по мнению философа, есть «плодоносный сад». «Нещастие» же происходит от желания «входить в несродную стать». Такое мышление очень близко славянофилам и евразийцам, которые числили и числят Сковороду среди своих предшественников. 

Настоящий, «щирый» малоросс, он всегда считал себя русским. Ведь таковыми были, к примеру, не только киевские великие князья и их соотечественники, но и князья Острожские, и даже гетманы XVII–XVIII веков, включая «антимосковски» настроенных. Они никогда не называли себя «украинцами». А только русскими, русинами или казаками. Юго-западную Русь знали и как Южную Русь, и как Малую, и даже — конкретно — как Киевщину. Волынь и Галиция были отдельно, но и их население являлось русинским. 

Сейчас, увы, эти очевидные когда-то вещи приходится разъяснять.

Нередко читаем в словарях: «украинский философ Григорий Сковорода». Составители подобных изданий намеренно игнорируют то, что никакой «Украины» в годы жизни мыслителя не было, а существовала Малороссия, где он родился, прожил большую часть жизни и отошел в мир иной. Что с ним делать и как классифицировать, в «незалежной» по сей день не знают. Пытаются его труды переводить на мову, но выходит что-то не то.  

О влиянии на Сковороду античной философии пишут много и верно. Он действительно учился философским премудростям у древних греков, творивших как в дохристианскую эпоху, так и в первые века после Рождества Христова. Более того, Григория Саввича и в этом контексте следует считать главным пионером. Он был среди первых просветителей, несших в массы античную мысль на русском языке: интеллектуалы того времени читали подобную литературу, как правило, на латыни. 

Однако, когда к Платону в данном контексте добавляют стоиков, это свидетельствует о полном непонимании предмета: стоики — космополиты, что с учением о сродности никак не вяжется. Скорее, надо говорить о «философе земли» Ксенофане Колофонском (VI–V вв. до РХ), ведшем, как и Сковорода, жизнь странствующего поэта, учившем о разности богов различных стран и земель. А вообще, творения нашего мыслителя ближе всего по духу к знаменитой александрийской школе.

«Григорий Саввич Сковорода был первый самостоятельный философ из русских. Он был, кроме того, и типичным для русской философской мысли, — писал мудрейший Алексей Лосев, разъясняя при этом: — Учение Сковороды о мире сильно напоминает мне учение Платона об идеях. Недаром Сковорода преклоняется перед античной философией, и Платоном в частности. Как у Платона «идеи» есть не что иное, как мысли Божества, воплощающиеся здесь на земле и создающие этим видимый мир, так и у Сковороды над материей носится «Вышний Дух», который создает ее и действует в ней... Сковорода является для русской философии тем же, чем была история Греции и Рима для западноевропейских государств: его система послужила как бы прототипом для систем последовавших за ним философов... Конечно, Сковорода являет собой только начало русского философствования, и как начало его учение гениально и художественно-прекрасно». 

Вот это самое «художественно-прекрасное» единство философской мысли и поэзии и есть по большому счету главная черта русской философии как таковой. Сковорода, кстати, по материнской линии предок другого известнейшего поэта и мыслителя Владимира Соловьева. 

Родился философ в 1722 году в Киевской губернии в семье малоземельного казака. Учился в Киево-Могилянской академии. Жил некоторое время в Троице-Сергиевой лавре, пел в придворной капелле в Петербурге. Был близок к церковным иерархам, которые тогда почти все происходили из малороссов. Григорий Саввич избрал себе судьбу бродячего философа, старчика (то есть старца, так обычно величали его и при жизни, и после), верного православию, но не связанного с тогдашним казенным богословием. Такие еще оставались на юге России. На севере же они существовали «как класс» лишь до раскола. 

Современному читателю, нарочно не готовившему себя к путешествию в дебри специфической словесности мудрецов той далекой екатерининской эпохи, непросто будет по достоинству оценить глубину и силу аутентичных высказываний Сковороды. Однако не процитировать самые характерные из них было бы, пожалуй, неправильно.

«Всех наук семена внутри человека скрываются, тут их источник спрятан, а кто видит его? Сей есть один родник неисчерпаемый... безначальная причина, в которой и от которой все, а она сама от самой себя и всегда с собою есть и будет. Потому и вечна, и Эта высочайшая причина всеобщим именем именуется Бог». 

И далее (уже несколько популярнее): «Мне кажется, что и самая Библия есть Богом создана из священно-таинственных образов: небо, луна, солнце, звезды, вечер, утро, облако, дуга, рай, птицы, звери, человек и прочее».

В приведенных фрагментах легко заметить парафразы известнейших максим «Познай самого себя», «Человек есть мера всех вещей» и тому подобных крылатых фраз. В наши дни эти сентенции многими воспринимаются как банальные и к тому же слишком абстрактные. Однако надо понимать: в российском обществе XVIII века о таких предметах вслух рассуждали отнюдь не многие. А еще примечательно то, что наш философ в этом плане заметно опережал «немецких романтиков», которым культурологи зачастую приписывают решающее влияние на всю нашу русскую философию XIX–XX веков. Не немцы, а Григорий Сковорода первым вспахал здесь почву и бросил в нее ценные зерна. Что же касается Библии, то она, как считал философ, содержит главные ключи к познанию самого себя — дверям, через которые нужно пройти на пути к Богу.

Сейчас Григория Сковороду и все, что с ним связано, пытаются замалчивать. Он не удобен всем, кто хочет вычеркнуть Западную Русь из Русского мира. Хотя еще недавно было совсем не так. К примеру, своим учителем в плане стихотворства называл его Арсений Тарковский, посвятивший «горделивому смиреннику» несколько замечательных стихотворений.

Не искал ни жилища, ни пищи
В ссоре с кривдой, и с миром не в мире,
Самый косноязычный и нищий
Изо всех государей Псалтыри...

«Я жил, невольно подражая Григорию Сковороде», — говорил о себе советский поэт. 

В начале 1970-х чрезвычайно отрадным для многих стал факт выхода в серии «ЖЗЛ» книги Юрия Лощица «Сковорода». Именно с этого издания началась новая тогда, а впоследствии самая, пожалуй, знаменитая книжная серия, органично продолженная в советское время биографиями Федора Достоевского, Димитрия Донского, Федора Тютчева... Особенностью этих книг стало то, что в них в последние десятилетия существования СССР была, по сути, прописана программа духовно-нравственного возрождения страны, предложена новая идеология. К несчастью, «перестройка» пошла по противоположному пути. 

«Мир ловил меня, но не поймал» — так гласит автоэпитафия Григория Саввича Сковороды. Рано или поздно мы его обязательно «поймаем». Или, вернее сказать, поймем.