Заветные аллеи

Красивые околоисторические легенды по душе многим. Приятно думать, что в череде обыденных, малоприметных событий случаются просветы, во время которых происходит нечто романтически-прекрасное, почти волшебное. Такая история есть и у Богородицка. Будто бы проезжала через него Екатерина Великая, остановилась во дворце, пожалованном любимому — даром, что незаконнорожденному — сыну Алешеньке, вышла на балкон окрестными красотами полюбоваться и от восхищения увиденным выронила веер. Падая, тот раскрылся...

Императрица повелела выстроить здесь город, да так, чтобы улицы веером сходились к дворцовому холму. Монаршая воля была исполнена: оси пяти главных улиц смыкаются аккурат в парадном зале чертогов графов Бобринских.

Ни шуб, ни вееров

Богородицк был заложен в XVI столетии как сторожевая застава на Засечной черте, возведенной для защиты южных и юго-восточных границ русских земель. В конце XIX века являлся одним из центров Подмосковного угольного бассейна: первое месторождение обнаружили как раз неподалеку. На рубеже тысячелетий здесь располагалось предприятие, занимавшееся, помимо всего прочего, выращиванием уникальных кристаллов для одного из самых значимых европейских научных проектов — Большого адронного коллайдера в Швейцарии. А своим названием город обязан траве, из которой в старину получали небесно-голубую краску, чтобы писать ей на иконах Покров Пресвятой Богородицы. Девять веточек по серебряному полю составили изображение местного герба.

Имение Бобрики — это километров двадцать от Богородицка — приобреталось по указу Екатерины для того, чтобы обеспечить будущее рожденного от графа Григория Орлова ребенка. Бытующая легенда о бобровой шубе — в ней тайком вынесли младенца из дворца в Петербурге — известна достаточно широко: якобы именно этому предмету одежды мальчик был обязан своей фамилией. На самом же деле графом Бобринским он стал лишь в двенадцатилетнем возрасте, в соответствии с дворянской традицией именоваться по родовым владениям.

Императрица здесь никогда не бывала, но план города утвердила самолично. Главную улицу назвали Екатерининской. Две соседние — Павловской и Мариинской, они носили имена наследника престола и его супруги. А две крайние — Александровской и Константиновской, в честь старших внуков, коих царица видела будущими властителями Российской и восстановленной Византийской империй. Центром этого державного великолепия должен был стать дворец. Государыня со свойственным ей размахом повелела выстроить сразу два, причем тот, что предназначался для родового гнезда в Бобриках, был в четыре раза больше второго, — им мы сегодня любуемся в Богородицке. 

Проектирование поручили знаменитому петербургскому архитектору Ивану Старову. За ходом строительства надзирал его менее известный коллега Яков Ананьин. Судьба бобриковского дворца сложилась несчастливо. Во время сильной грозы на одном из флигелей рухнул свод. Работы приостановили, а спустя несколько десятилетий монарший недострой пришлось разобрать. До наших дней сохранились лишь возведенная здесь церковь, возвращенная ныне верующим, и два флигеля, давным-давно перестроенные под жилье.

Богородицкий дворец в отличие от своего злополучного собрата прост и строг. Старов включил в ансамбль неизвестно для чего сооруженную башню с проездными воротами, превратив ее в парадный въезд и соединив с главным зданием боковыми флигелями (в них жила и занималась хозяйственными работами прислуга). Два изящных овальных зала — на первом этаже изначально размещалась библиотека, на втором устраивали балы и парадные приемы — стали центром композиции не только здания, но и всего города. Из эркерных окон и сейчас открывается изумительный вид, так что для рождения легенды о веере государыни имелись все основания.

Творение Старова служило приютом для четырех поколений Бобринских. Национализированный после октябрьских событий дворец лишился большей части своих, отправленных в Тулу, сокровищ — львиная доля их пошла, вероятно, на нужды победившего пролетариата. Остатки былой роскоши, собранные в нескольких комнатах, составили экспозицию историко-художественного музея. В остальных помещениях разместилась детская музыкальная школа. Впоследствии музей закрыли, учащихся куда-то переселили, башню и флигеля разобрали на кирпич, а в главном корпусе открыли санаторий «Красный шахтер».

В 1941 году Богородицк ровно месяц, с середины ноября до середины декабря, был оккупирован фашистами. Разрушая все, что возможно, не пощадили захватчики и дворец. Руины того, что некогда слыло архитектурной жемчужиной, четверть века возвышались над городом. В 1967 году по инициативе Семена Потапова, в свое время возглавлявшего трест «Калинин-уголь», и местного художника Петра Кобякова здание начали восстанавливать, и ушло на это почти два десятилетия. В 1988-м музей принял первых посетителей.

Яблоки от Болотова

Открытие приурочили к 250-летию со дня рождения основателя русской агрономической науки Андрея Болотова, в течение полувека занимавшего должность управителя богородицкого имения. В первую очередь он известен статьями в «Трудах Императорского Вольного экономического общества», одной из старейших научных организаций России. Широта интересовавших Андрея Тимофеевича тем огромна. Он изучил и описал процесс перекрестного опыления растений, занимался гибридизацией, доказал необходимость применения минеральных удобрений, разрабатывал приемы лесопользования и озимой вспашки, технологии борьбы с сорняками. Статьи сопровождал подробными рисунками созданных лично садовых инструментов и сельскохозяйственных орудий. Между прочим, изобретенным Болотовым устройством для съема яблок садоводы пользуются до сих пор. Неутомимым исследователем были заложены основы отечественной помологии — науки о плодах. В частности, им было описано свыше 650 сортов яблок и груш.

Но более всего мы должны быть благодарны ему за картофель и томаты на нашем столе — не зря этого ученого именуют «отцом второго русского хлеба». В обширных «Примечаниях о тартуфеле» (так этот плод тогда назывался) Андрей Тимофеевич изложил рекомендации не только по выращиванию диковинного овоща, но по употреблению его в пищу, особое внимание уделив изготовлению картофельной муки.

И кто знает, как скоро распробовали бы наши предки помидоры, если бы не Болотов. По легенде, первые томаты привез в подарок Екатерине II посол ее величества в Италии. Купил он их зелеными, пока добирался до столицы, плоды покраснели, и решено было, что без чертовщины тут не обошлось. Попробовав экзотическую ягодку, придворные нашли ее «зело мудреной и вкусом не подходящей». Императрице, опять же по легенде, томаты понравились, и она велела регулярно поставлять их к царскому столу. Но подданные видели в них лишь декоративное растение и выращивали исключительно на клумбах. Андрей Тимофеевич переселил помидоры из садов на огороды и, отработав приемы возделывания, почти без изменения дошедшие до наших дней, доказал, что «любовные яблоки» не только вкусны, но и полезны.

Многие опыты замечательный исследователь производил на полях бобринских угодий. Результаты публиковал в своем журнале «Экономический магазин», выходившем в качестве приложения к газете «Московские ведомости». 40 томов по 418 страниц в каждом, около 4000 статей по сельскому хозяйству, садоводству, рыбоводству, устройству парков и даже врачеванию — вот наследие этого естествоиспытателя. Двух дней он не дожил до своего 95-летия. Итоги долгого пути подвел в записках под названием «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков». Лев Толстой назвал сие сочинение «хорошей картиной прошлого века», а саму богородицкую усадьбу обессмертил в «Анне Карениной», изобразив как имение Вронского Воздвиженское. Не удивительно, что натурные съемки для своей киноверсии великого романа Карен Шахназаров проводил именно здесь.

«В заветном прадедов селе»

Не лишен был Болотов и талантов художественного свойства. Сегодня это сложно представить, но когда-то графскую резиденцию окружал один из первых, а по некоторым сведениям и самый первый, пейзажный парк в российских пределах. О том, сколь великолепно было творение Андрея Тимофеевича, напоминают сделанные им же, представленные в экспозиции музея акварели. По изысканности видов, хитроумию затей и сложности парковой архитектоники богородицкие владения Бобринских могли соперничать с самыми знаменитыми английскими усадьбами.

Основатель рода граф Алексей Григорьевич впервые приехал в свою вотчину уже женатым, остепенившимся человеком. Молодость же его, большей частью проведенная за границей, была чрезвычайно бурной. Царский отпрыск оказался заядлым игроком и в один далеко не прекрасный день карточный долг его сиятельства достиг миллиона, при том, что на его счету в банке имелась хоть и немалая, но куда более скромная сумма. Матушка-императрица потребовала возвращения сына на родину. Однако в столице видеть его не желала, отослала в приграничный Ревель, где молодой граф встретил свою судьбу — дочь коменданта тамошней крепости Анну-Доротею Унгерн-Штернберг.

Мать долго отказывалась от встречи с Алексеем. Наконец смягчилась и позвала в Петербург. Государыня подыскала ему подходящую невесту — немецкую принцессу, сестру которой прочили в жены любимому внуку государыни, цесаревичу Александру. Таким образом Екатерина хотела ввести незаконнорожденного сына в царскую семью, дабы упрочить его положение в обществе и обезопасить от козней брата Павла — на случай, если тот вопреки планам императрицы все-таки займет российский престол. Алексей Бобринский, узнав о намерениях матушки, с полдороги повернул назад, в Ревель, навлекая на себя очередную монаршую немилость.

В конце концов Екатерина уступила стойкости молодой пары. Правда, давая согласие на брак, не преминула уколоть будущую невестку: «Вы, должно быть, очень мужественная женщина, если решились выйти замуж за этого вертопраха». Как бы то ни было, брачный союз оказался довольно долгим и счастливым. Сыновья Алексей, Павел и Василий дали начало трем ветвям рода.

Посвященный Бобринским зал появился в экспозиции всего несколько лет назад. Им было чем гордиться помимо родства с императорской фамилией. Старший сын и тезка родоначальника занимал пост министра путей сообщения. При его содействии была построена первая российская железная дорога, соединившая Петербург с Царским Селом. Начало геологоразведочных работ в будущем Подмосковном угольном бассейне — тоже его заслуга, как и первые сахарные заводы. Говоря об этом выдающемся человеке, Павел Вяземский утверждал, что лучшим памятником ему «навсегда останется сахарная промышленность и железные дороги России».

Среди Бобринских были выдающиеся общественные и государственные деятели, писатели, поэты. В революционных бурях уцелел граф Николай Алексеевич, известный зоолог, путешественник, профессор Московского университета. Его сын, тоже Николай, полжизни посвятивший географическим исследованиям, на склоне лет занялся восстановлением истории рода и немало в том преуспел: обнаруженные им сведения помогли сотрудникам дворца-музея расширить экспозицию, посвященную потомкам Екатерины Великой. Нынешний глава этой ветви, граф Алексей Бобринский, выбравший своим поприщем защиту леса, — всегда желанный гость в Богородицке.

Не теряют связи с Отечеством и те члены обширного семейства, которые волею судеб оказались за его пределами. В 2012 году в музее проходила конференция, посвященная прославленному роду. Откликнулся потомок последнего владельца дворца Алексей Брагин-Бобринский. Он родился и прожил почти всю жизнь в Чили, но, впервые побывав на родине предков, 71-летний Алексей Валерианович переехал из Сантьяго в Богородицк. Незадолго до кончины писал в своем дневнике о том, что, родившись так далеко от этих мест, душу свою он нашел именно здесь...

Фото на анонсе: Марина Круглякова/ТАСС