Село Ивановское и его обитатели

Усадьба Ивановское в подмосковном Подольске, известна меньше, чем соседние Дубровицы. Между тем в хрониках ее найдется немало событий, достойных внимания потомков, неравнодушных к истории Отечества. Головины, Толстые, Закревские, Бобринские, Бахрушины — неординарным личностям всегда удавалось найти свое место в калейдоскопе сменяющих друг друга эпох.

Обычай жаловать землями за верную службу государю и Отечеству на Руси всегда был проявлением здорового практицизма — бескрайние просторы обживать надобно, и владелец приложит к этому больше старания, нежели наемный управляющий. В XVII столетии хозяевами здешних мест стали царские окольничьи — по тем временам второй в иерархии думный чин — Иван и Алексей Головины, служившие первым Романовым — Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу. Сельцо Ивановское и название свое получило по родовому имени Головиных, только заложено оно было в полуверсте ниже по течению Пахры от того места, где стоит нынешняя усадьба. Были там и двухэтажный деревянный барский дом, и хозяйственные постройки, и церковь. Старинный боярский род владел этими землями на протяжении 130 лет, пока не достались они другому, не менее знатному, но увы, небогатому семейству.

К разорению некогда весьма состоятельную фамилию привел первый граф Толстой — Петр Андреевич. Хитрый царедворец, выступавший как сподвижник царевны Софьи, после ее свержения перешел на сторону Петра. Именно он, будучи облеченным особым доверием царя, организовал возвращение в Россию его взбунтовавшегося наследника. Вот это деяние ему и аукнулось, когда на трон сел сын убитого царевича Петр II. Толстого лишили титула, состояния и сослали на Соловки, где он и умер. Придя к власти, императрица Елизавета Петровна, жалуя преданных батюшке людей, вернула его внуку Андрею Ивановичу графский титул, но прежнему богатству взяться было неоткуда. 

Скромное именьице Ивановское приобрел пятый из сыновей Толстого (всего же у графа, прозванного «Большое гнездо», было два с лишним десятка отпрысков, из которых до зрелых лет дожила почти половина) Федор Андреевич — тайный советник, сенатор, член Общества любителей российской словесности и известный библиофил. Их сиятельство приглядело себе в супруги богатую наследницу — Степаниду Алексеевну Дурасову, приходившуюся внучкой сибирскому золотопромышленнику Ивану Мясникову. Федор Андреевич сделал неплохую военную карьеру, но душа его лежала к мирным занятиям, и приданое жены он употребил на обустройство милого его сердцу Ивановского.

На высоком берегу Пахры граф выстроил двухэтажный каменный дом с двумя отдельно стоящими одноэтажными флигелями, разбил парк и проложил подъездную аллею. С тех времен сохранились каменные плиты, которыми был вымощен подъезд к дому, одна из двух парадных лестниц на второй этаж и обнаруженный при раскопках барельеф с улыбающимся львом — фрагмент аркатурного пояса, обрамлявшего некогда это прекрасное здание. Скульптура льва венчала и арку подъездных ворот, и легенда гласит, что вид у него тоже был очень приветливым.

Наследницей родительского богатства стала единственная дочь Толстых — Грушенька, которую отец, в отличие от холодной и чопорной матери, любил больше жизни. Завидная невеста Аграфена Федоровна, приданое которой составляло 300 000, была, как водится, представлена ко двору и назначена фрейлиной. Император Александр I подыскал девице и достойного жениха — блестящего офицера, героя войны 1812 года, участника Заграничного похода, а к тому моменту дежурного генерала Главного штаба Арсения Закревского. Единственным недостатком суженого была бедность и скромность происхождения, но это не пугало невесту, воспитанную, как и пушкинская Татьяна, на французских романах. В ее глазах это даже придавало свадьбе ореол романтизма.

После смерти жены граф, который ни в чем не мог отказать дочери, передал усадьбу ей и зятю. Закревские решили расширить родовое гнездо: центральная часть дома стала трехэтажной, к ней еще и пристроили два крыла с ризалитами, надстроили флигели вторым этажом, открытые переходы превратили в каменные галереи. Общее число комнат превысило две сотни, и здание, покоем обнимающее парадный двор, обрело едва ли не дворцовое величие.

Вдоль подъездной аллеи высадили по два ряда берез. В самой высокой ее точке открывался прелестный вид на все усадебные строения. Сегодня на месте этого зеленого коридора — городская улица с плотной застройкой. О былом великолепии свидетельствует только фотография, сделанная в 30-х годах для общества охраны усадеб. Да еще белоснежные пропилеи у ворот, которыми Закревские заменили обветшавшую арку толстовских времен. В сумерках в них зажигались огни, издалека указывавшие дорогу гостям.

Федор Толстой с самого начала определил Ивановское как место отдохновения. Сельское хозяйство как статья дохода в имении отсутствовало, обеспечивая только нужды его обитателей. Зато рядом с домом граф выстроил театр с двусветным залом в центре и двумя оранжереями по бокам: в неласковом российском климате высшим шиком было давать представления на фоне экзотических растений — «пришлецов, приплывших океаном». Аграфена Федоровна, страстно любившая искусство, сделала театр центром усадебного мира.

Однако вскоре его пришлось перенести. В 1821 году церковь, возведенная при Головиных, обветшала. Синод не нашел средств на ремонт, и ее пришлось разобрать. Но для дворянской усадьбы отсутствие храма — вещь невозможная. Арсений Закревский получил разрешение обустроить домовую церковь прямо в главном доме. Поскольку алтарная часть должна быть обращена к востоку, пристраивали его к восточному крылу здания. Театр отстоял от храма на каких-то два десятка саженей, что было против церковных установлений, и для него возвели пристройку с противоположной, западной стороны дома. На его вполне поместительной сцене с дивной акустикой игрывали приглашаемые хозяйкой артисты Императорского Малого театра. На представления съезжалась вся московская аристократия.

Считается, что любовь ветреницы Грушеньки к своему мужу, который был старше ее на 14 лет, иссякла довольно быстро. Между тем она, совершив достаточно продолжительный вояж по Европе, вернулась в Россию и даже последовала за супругом в Финляндию, куда Закревский был назначен военным генерал-губернатором. И тогда, и позже, когда тот занял аналогичный пост в Москве, Аграфена Федоровна немало сил тратила на то, чтобы поддерживать статус мужа. К примеру, когда в 1850 году в храме Знамения Пресвятой Богородицы в Дубровицах завершилась реставрация и на ее результаты захотели взглянуть младшие сыновья Николая I — великие князья Михаил и Николай, Арсений Андреевич сопровождал их в поездке, а Аграфена Федоровна устроила в Ивановском прием в их честь с ужином, фейерверком и... любительским спектаклем. Все занятые в нем «артисты» принадлежали исключительно к высшему московскому обществу.

Поставил действо актер Малого театра Сергей Соловьев, выбрав пьесу Александра Шаховского «Казак-стихотворец», с успехом шедшую в Мариинском театре. Дамы, узнав, что в спектакле всего одна женская роль, умоляли графиню придумать что-нибудь, чтобы и у них была возможность блеснуть талантами перед царственными гостями. Пришлось Соловьеву специально для них дописать сцену выхода казацких жен и дочерей с «казацкой» же пляской в ритме мазурки. Публика была в восторге, танец был повторен на бис, а спектакль позже сыграли уже в московском доме Закревских в Леонтьевском переулке. В его мемуарах сохранилось описание театрального зала: 150 стульев, обтянутых малиновым бархатом, такой же занавес с золотыми кистями, стены и потолок расписаны амурами и сильфидами, а в глубине сцены тканая шпалера с пейзажем — вид на дворец со стороны реки.

«Золотая пора» Ивановского, длившаяся почти полстолетия, закончилась, когда Закревским пришлось продать усадьбу. Косвенной причиной тому стала их единственная и горячо любимая дочь, далеко превзошедшая мать по части ветрености. В 1847 году Лидия Закревская вышла замуж за Дмитрия Нессельроде, известного дипломата, сына всесильного министра иностранных дел: отцы семейств были дружны еще со времен военной службы. Но молодой муж — серьезный, прекрасно образованный, обладавший безукоризненными манерами и очень дороживший своей репутацией, по-видимому, оказался для Лидочки слишком «правильным». Счастливо начавшийся брак вскоре треснул. Произведя на свет наследника, нареченного Анатолием, графиня уехала в Европу лечить расшатавшиеся нервы и не нашла для этого лучшего средства, чем бурный роман с сыном знаменитого писателя — Александром Дюма-младшим, только-только вкусившим славы автором «Дамы с камелиями». Скандал оказался столь громким, что муж был вынужден приехать во Францию и вмешаться. Учитывая высокое положение свекра, Лидию сочли недостойной воспитывать сына, и мальчика забрали Нессельроде Примирить разъехавшихся дочь и зятя Закревским не удалось.

Развод в те времена был ситуацией исключительной, добиться его было почти невозможно. Но красавица Лидия снова влюбилась и настолько серьезно, что собралась... замуж при живом супруге. Избранником ее стал чиновник по особым поручениям князь Дмитрий Друцкий-Соколинский. И Арсений Андреевич, в отчаянном стремлении устроить счастье обожаемой дочери, поставил на карту полвека беспорочной службы. Он составил документ, согласно которому та могла снова вступить в брак, уговорил священника маленькой приходской церкви деревни Шилкино где-то в Рязанской губернии, и Лидочка стала Друцкой-Соколинской, не имея на это никакого законного права. Синод брак не признал. На Закревского обрушился гнев Александра II, потребовавшего его отставки. Молодые обосновались под Флоренцией на вилле Галчетти, куда впоследствии перебрались и родители Лидии.

В 1873 году Аграфена Федоровна продала Ивановское дальней родственнице — Софье Келлер (урожденной Бобринской). По отцовской линии ее род восходит к сыну Григория Орлова и Екатерины II, а по материнской — к знаменитой боярыне Морозовой. Софья Васильевна истово занималась благотворительностью, состоя в Московском дамском попечительном о тюрьмах комитете. Спектакли в театре стали публичными, и средства от продажи билетов шли на помощь обездоленным. Однако содержание большой, но не дающей доходов усадьбы, равно как и не знающее границ великодушие, ввели графиню в долги, с которыми она не сумела расплатиться. Владельцы ее векселей купцы Бахрушины подали их ко взысканию. Софья Васильевна в погашение долга хотела продать им Ивановское за миллион рублей, но те давали только 250 тысяч. В результате по решению суда недвижимая часть имения доставалась заимодавцам, движимость — должнице. Она оказалась дамой с крутым характером, в предков, и разрешила своим крестьянам вывезти из дворца все, что смогут, а в любимой оранжерее велела открыть окна. Дело было в ноябре, и все деревья, за исключением четырех персиков, погибли. Так Ивановское, которое могло стать одним из богатейших подмосковных музеев усадебной культуры, было разорено задолго до того, как над Россией начали клубиться вихри враждебные.

— Бахрушины, — рассказывает заведующая экскурсионно-просветительским отделом музея Наталия Чекръкчиева, — завладев Ивановским, не только сами проводили здесь лето, но привозили сюда на отдых воспитанников созданного ими Пятницкого приюта для детей-сирот. В 1916 году на семейном совете было принято решение передать усадьбу Московскому городскому управлению под санаторий для детей, страдающих костным туберкулезом. В 1919 году его закрыли, устроив здесь общежитие для эвакуированных рабочих и служащих Петроградского оптико-механического завода. Так началась «коммунализация» усадьбы. Поначалу новые жильцы относились к строениям и парку очень бережно, соблюдая предписание не портить лепнину, росписи, дверные и оконные проемы. Сохранялась хотя бы тень былого великолепия. Но обитателей становилось все больше, а места все меньше, и настало время, когда в ста с лишним «квартирах» обитало более 400 жильцов. Клетушек понаделали даже в двусветном бальном зале. Коммунальный «улей» просуществовал до 1974 года.

— Трудно даже представить, — продолжает Наталия Григорьевна, — что сталось бы с усадьбой, если бы не бывший директор Подольского машиностроительного завода им. Орджоникидзе Алексей Арсентьевич Долгий. Он обивал пороги, доказывая необходимость сохранить особняк для будущих поколений. Вняв его доводам, средства на ремонт и реставрацию выделил Государственный комитет по профессионально-техническому образованию РСФСР. И Долгий взял на себя организацию этого сложного процесса. Помогал ему в этом Борис Алексеевич Папиров, директор ПТУ № 27. Воспитанники училища принимали самое активное участие в реставрационных работах. И когда в 1987 году встал вопрос, что делать с усадьбой дальше, было принято решение открыть здесь музей профтехобразования. Так у нас под одной крышей сосуществуют история давняя и не очень. Наши посетители с удивлением обнаруживают, что советские ПТУ готовили настоящих умельцев, в нашей экспозиции есть подлинные раритеты, получившие в свое время международное признание. Главной же нашей тревогой является удручающее состояние дворца: реставрация, проведенная в середине 80-х, не была строго научной, на многое просто не хватило средств. Тогда важно было спасти здание от разрушения, но если сегодня не предпринять необходимых мер, она снова окажется на краю гибели.