Морис, ты прав

Он родился под конец Первой мировой войны, сто лет назад. Любимец фортуны, Франции и, само собой, России, — очереди за его книгами были когда-то огромны, — Морис Дрюон оставил о начале своего жизненного пути следующее воспоминание: «Когда я появился на свет, пахали еще ручным плугом, а радио невнятно бормотало и называлось беспроводным телеграфом. Авиацию представляли одни лишь героические стрекозы. В самых больших наших городах, за исключением Нью-Йорка, дома не превышали шести этажей».

Видный писатель считал себя выходцем из XIX столетия и был для нас стопроцентным современником, грезил о Средних веках, погружался в волны эллинской классики и оставался модным джентльменом (или, скорее, ситуайеном) в щегольском плаще.

Честь и Родина

В Советском Союзе его сравнивали с романтиком Дюма. Хотя история в интерпретации Дрюона — гораздо более суровая материя. За власть у него сражаются более исступленно, а тугие узлы драматических коллизий не распутываются по мановению руки автора. Он весьма сурово показывал кровь и грязь на шестеренках вечного механизма истории. Совокупный тираж его книг на русском языке перевалил за 25 миллионов. При этом некоторые до сих пор остаются библиографической редкостью. Попробуйте, например, раздобыть издание «Александр Великий, или Книга о Боге». Трудновато будет, даже при нынешней читательской пресыщенности.

Во Франции мэтра знали и любили не только ценители изящной словесности. Его седая голова украшала любое благородное собрание, а с годами мсье Морис становился только элегантнее. Колонки Дрюона появлялись в «Фигаро» десятилетиями, и их обсуждали даже на рынках. Он, внук русского купца, защищал принципы французского языка — эта тема для галлов священна и является всегдашним поводом к долгим пересудам.

Миллионы советских читателей не подозревали о российских корнях знаменитого европейца. У нас их просто-напросто не афишировали. Писатель же никогда не забывал о своих уральских предках. Его прадед по отцовской линии, оренбургский купец 1-й гильдии Антон Леск, вел крупную торговлю, помогал местной гимназии, к тому же был одним из учредителей еврейского благотворительного общества.

В родном городе отца Дрюону довелось побывать только в 2003 году. Совершить данное путешествие помог другой известный оренбуржец — Виктор Черномырдин. Француз признавался, что Оренбург манил его с раннего детства: «Урал — это граница с Азией, с этой огромной страной. И именно это меня привлекает и зовет в этот город уже с пятилетнего возраста. Но мне пришлось 80 лет ждать, чтобы осуществить эту мою мечту». Он посетил ту самую гимназию, в которой когда-то учились родитель и дядюшка, побродил по Гостиному двору, где некогда располагались лавки прадеда.

Вскоре после этого вояжа его сограждане прочитали в очередном эссе о далеком городе на реке Урал: «Сегодняшний Оренбург с полумиллионным населением сохраняет свое очарование. Красивые неоклассические дворцы города находятся по соседству с улочками с деревянными домами, окна которых, кажется, являются воплощением вечной России. Я возвращаюсь из Оренбурга, который меня соблазнил, восхитил и покорил. Часть моих предков жила там, и я решил отправиться туда. Оренбург стал как бы последним местом моего паломничества перед тем, как я покину этот мир».

Отец будущего писателя, актер Лазарь Кессель, покинул Российскую империю вместе с родителями и братом в 1908 году. Осел в Ницце, где играл под артистическим псевдонимом Сибер, но однажды покончил с собой, оставив двухлетнего Мориса сиротой. Всемирно известную фамилию будущему классику подарил отчим Рене Дрюон, а наибольшее влияние на юношу оказал дядя Жозеф Кессель, писатель, журналист, автор небезызвестного в Старом Свете романа «Дневная красавица», не порывавший связей с такими же, как он, выходцами из России.

Кессель участвовал в трех войнах. В Первую мировую сражался под французскими знаменами в авиации, в Гражданскую боролся с большевиками на Дальнем Востоке, во Вторую мировую был известным военным корреспондентом, антифашистом.

Морис Дрюон одним из последних выпускался из кавалерийской школы в Сомюре и тоже побывал на фронте, а после поражения своей страны находился в Лондоне, в штабе сил «Свободной Франции» генерала де Голля, вел радиопередачи для соотечественников. Эти патриотические воззвания убеждали: немецким «сверхчеловекам» скоро придет конец, Французская республика будет свободной. Цикл его радиообращений назывался «Честь и Родина».

Он приложил руку и к написанию главной песни Сопротивления, ставшей, по сути, вторым гимном Франции — Le Chant des partisans («Песня партизан»). И тут снова не обошлось без русского следа. Первоначальный текст сочинила на языке своей далекой родины Анна Марли, урожденная Бетулинская, у нее партизанский марш звучал так: «Народные мстители, мы отобьем злую силу. Пусть ветер свободы засыплет и нашу могилу...».

Дрюон и Кессель написали по-французски несколько более воинственные слова, и песня троих отнюдь не чужих России авторов зазвучала на всю Францию.

«Человек одинаков и с течением веков мало изменился»

Дрюон знал всего лишь несколько фраз по-русски, но к нашей словесности относился как к святыне. Творить он учился у Льва Толстого (и Тацита), а дома у него висел портрет Екатерины Великой. В СССР был несколько раз, впервые приехал в последний год жизни Сталина. В 1961-м званый гость не ограничился официальными приемами и посещением балета в Большом театре. Он по-гоголевски «проездился по России». Взял автомобиль и отправился из Москвы в Ленинград, затем в Тулу и Ясную Поляну, Киев и, наконец, в Одессу. После столь экзотического для француза путешествия навсегда запомнил русскую сердечность без всякой фальши и надменности.

В Советском Союзе неплохо знали новейшую на тот период французскую литературу. Русскоязычные версии лучших произведений «буржуазного мира» выходили на удивление оперативно. И переводчики у Дрюона были достойнейшие. Один из первых — Юрий Дубинин, наш выдающийся дипломат, много лет служивший в Париже.

В знаменитой «макулатурной» серии (книги продавали сдатчикам вторсырья) его романы выходили вперемешку с бестселлерами Александра Дюма-отца. Тиражи — миллионные. Советские люди полюбили отправляться в своих мыслях во французский XIV век, когда зловещее проклятие тамплиеров грозило неминуемой смертью королям и римским папам. Не все обращают внимание на предисловия и биографические справки, поэтому кто-то считал Дрюона чуть ли не ровесником Дюма и Эжена Сю.

Его сочинения для нашего читателя стали первыми интеллектуальными триллерами. Там есть и пикантно-эротические сцены, и описания самых изощренных казней, отравлений, заговоров. Герои ведут себя как дикари, но по рассуждениям, проявлениям страстей выглядят словно современники. Автор не стремился стилизовать чиновную речь и сановитую медлительность давно минувших эпох. Средневековье по Дрюону — время суматошное, нервное и далеко не сонное. Он давал понять, что участники Столетней войны не сильно отличались от нас: «Человек одинаков и с течением веков мало изменился. Нас огорчает и радует то же, что и наших предков, у нас такие же амбиции».

Переводчики не смягчали дрюоновский натурализм. Только один роман «Задушенная королева» перевели несколько отвлеченно — «Узница Шато-Гайара». Популярный литератор не любил да и не умел выдумывать детективные сюжеты. В его повествованиях немало оборванных нитей, как это случается порой в действительности. Читательское внимание удерживают характеры. Дрюона интересовали сильные личности, которые творят историю. А «губят Францию» посредственности, от них вреда куда больше, чем от условных злодеев. Он не особо верил в социальный прогресс. В «Проклятых королях» имеется и антилиберальная проповедь: «Толпы, ассамблеи, даже ограниченные группы избирателей ошибаются так же часто, как ошибается природа; Провидение так или иначе скуповато на величие».

Все это вовсе не означает, что дуайен Французской академии мечтал об абсолютной монархии в стиле Людовиков, однако и копирайтером стереотипов своего времени он совершенно точно не был.

«Сильная Россия нужна для равновесия в мире»

Дрюон и в мафусаиловы годы оставался в центре внимания. Его экранизировали вновь и вновь, причем в сериале по «Проклятым королям» считали за честь сниматься звезды первой величины, от Жоржа Маршаля — он сыграл Филиппа Красивого в телефильме 1972 года — до Жерара Депардье, блиставшего в роли великого магистра тамплиеров в 2005-м.

Романист привнес в социальную жизнь энергию жизнелюбия, которая встречается у прирожденных долгожителей. Разумеется, был голлистом, относился к истории и политике без либеральных предрассудков, умел рассматривать личность в многовековом контексте. Один из друзей писателя заметил, что Морис Дрюон избрал для себя роль хранителя, о чем бы ни шла речь — об империи, Академии, французском языке или памяти генерала-президента. И регалии секретаря Французской академии были ему явно к лицу.

Поклонником государства советского типа он не являлся, с компартией Франции не сотрудничал, в «Юманите» не печатался, однако, как и де Голль, относился к нашей стране с уважением. Иногда критиковал Россию периода «реформ», например, за расцвет «олигархии» в 1990-е, но при этом не позволял себе высокомерия, некой враждебной отстраненности. Он просто любил родину предков, оставаясь настоящим французом. В СССР хорошо знали его роман «Когда король губит Францию». В известный период «короли» и «властители дум» принялись раздирать Россию. Когда же ее возглавил человек, который стал собирать заново великую страну, в Европе это мало кому понравилось. Искренних друзей у нас там негусто, а те, что дружат с выгодой, всегда ненадежны. Тем громче звучал в свое время честный голос Дрюона, быстро разглядевшего в российском президенте масштабного политика: «Мы с ним оба наездники, любим лошадей. А всадник, возвышаясь в седле, видит дальше всех. Надо признать, что за пределами своей страны Владимир Путин не очень-то любим. Это связано с тем, что Россия по-прежнему пугает. Но те, кто ее боится, конечно, не правы. Сильная Россия нужна для равновесия в мире».

Сразу видно: в нашей новейшей истории он разбирался не хуже, чем в хрониках средневековой Франции. Независимые умы и в XXI веке на вес золота, диктатура «тренда» зачастую жестче любого бонапартизма, но автор «Проклятых королей» неизменно гнул свою линию.

«Сознаюсь, я не был рад развалу СССР. Я знаю, что это высказывание заставит подпрыгнуть некоторых моих соотечественников, но это так. Речь не о том, что Россия должна доминировать над народами, проживающими в соседних с нею странах. Но ее роль в регионе я вижу как лидерскую. Я убежден, что Европа сейчас не нуждается в НАТО. Ведь что это такое? Организация, созданная американцами во времена холодной войны как противовес военной мощи СССР. Но сегодня нет ни Варшавского договора, ни СССР. Зачем продолжать политику блокирования России? Это большая ошибка. Я уважаю американцев, но в этом вопросе они отстают от истории», — так рассуждал академик Дрюон в 2006 году.

На подобную отвагу в Европе оказались способны, пожалуй, только ветераны Сопротивления.

Фото на анонсе: Игорь Зотин/ТАСС