Вы созданы лишь для развлеченья

Сразу после освобождения Франции от гитлеровцев женщины, ранее вступившие с ними в связь, были подвергнуты всякого рода унижениям и наказаниям. Наверное, такая реакция французского общества была бы абсолютно оправданной, если бы само оно в годы Второй мировой оказало фашистам достойный отпор. Пусть не такой, с каким те столкнулись в России-СССР, — сопоставления здесь по ряду причин просто неуместны. Беда в том, что в положении «лежачих коллаборационисток» оказалась немалая часть французской богемы.

Издательство Editions du Rocher выпустило в свет книгу «Художники во Франции во время оккупации. Ван Донген, Пикассо, Утрилло, Майоль, Вламинк...». 

Ее автор — немецкий офицер Вернер Ланге, бывший заместитель директора Музея изобразительных искусств в Берлине. После захвата Франции он был командирован в Париж в Propaganda Staffel — бюро пропаганды, расквартированное в доме №52 на Елисейских Полях. Ему поручили «курировать» французских художников и скульпторов. Ланге имел широкие полномочия: Propaganda Staffel находилось в подчинении самого Геббельса.

«Они были коллаборационистами, — отмечает в предисловии издатель Виктор Лупан, — но при этом замечательными художниками. Писали картины, создавали скульптуры, выставлялись и сотрудничали с оккупантами, чтобы зарабатывать деньги». 

«Инструкции были предельно ясными, — вспоминает офицер. — Я должен был за всеми шпионить и везде совать свой нос. В ту эпоху я хорошо знал культурную политику нацистского режима: она заключалась в том, чтобы душить все новое и навязывать художникам партийную линию». 

После мрачного Берлина в «веселом» Париже у Вернера голова пошла кругом. Несмотря на оккупацию, город оставался всемирной культурной и художественной столицей. Ключом била театральная жизнь, восхищается Ланге, в том числе и на подмостках «Комеди Франсез». Кинотеатры были переполнены. Стремительно взошла яркая звезда Жана Маре, снявшегося в фильме своего партнера Жана Кокто «Вечное возвращение». Лучшие мюзик-холлы и кабаре — «Фоли Бержер», «Казино де Пари» — блистали смелыми шоу. Круглосуточно работали бордели. Символом «горизонтального сотрудничества» с оккупантами стала знаменитая актриса Арлетти, чьим любовником был гитлеровский офицер Ганс Соринг. 

«Поймут ли меня, если я скажу, что оккупация была невыносима, но мы к ней замечательно приспособились?» — иронизировал впоследствии знаменитый писатель-философ Жан-Поль Сартр, близкий к коммунистам. В военные годы он и его жена Симона де Бовуар по-прежнему публиковали книги и выпускали в свет пьесы.

В своей тарелке чувствовали себя не только именитые интеллектуалы и актеры. Настоящий бум переживала высокая мода. «Я не знаю, как в военные годы великолепным кутюрье удавалось доставать все необходимое, — удивляется Ланге. — Настоящие чудеса творили и модистки».

Исключительным спросом пользовались духи — немецкие солдаты покупали для своих жен и невест. Последние часто были француженками. Уже тогда лучшим парфюмом считалась «Шанель №5».

Не ударила в грязь лицом и изысканная французская кухня. Парижские и немецкие гурманы собирались в легендарном «Максиме», который сам автор называет «рестораном коллаборационистов». За его столиком драматург, режиссер и актер Саша Гитри пил с фашистами шампанское. 

И хотя Вернер Ланге придерживался нетрадиционной сексуальной ориентации, он с удовольствием описывает молодых парижанок, которые с распущенными волосами весело фланировали по Елисейским Полям. Женщины ни за что не хотели отставать от моды. Чулки на черном рынке стоили безумных денег, поэтому дамы красили ноги чайным раствором и карандашом рисовали швы. Кожу было не достать, и находчивые дамы сами мастерили модные туфли из материи, а подошвы делали из деревяшек. 

Благосклонности всесильного Ланге домогались в первую очередь в художественных кругах. К нему на прием в бюро пропаганды выстраивались очереди. Владельцы галерей рассчитывали раздобыть санкцию на открытие новых выставок. Получив добро на экспозицию, французский художник русского происхождения Константин Терешкович преподнес в октябре 1942 года «куратору» альбом с трогательным посвящением: «Доктору Ланге, самому симпатичному оккупанту из всех мне известных, с признательностью». 

Немецкому цензору наносили визиты кинодивы Сесиль Сорель и Мистангет, маститые художники и их супруги. Частым гостем была жена живописца Мориса Утрилло Люси Валор, сама художница, которая могла бесконечно говорить о работах своего мужа и о своих собственных. 

Роль центра художественной жизни Парижа тогда играла галерея «Шарпантье», расположенная рядом с Елисейским дворцом. Ее вернисажи становились крупными светскими событиями, собиравшими элегантную публику. 

Ланге дружил со многими художниками, и в частности с Морисом Вламинком. Навещал того в сельской резиденции, где мэтр закатывал настоящие пиры, угощал гостя куропатками: «Я питался лучше, чем до войны». После обильного обеда Вламинк пускался в рассуждения об искусстве. По свидетельству автора, Морис терпеть не мог Матисса: «Посмотрите на его картины. В них нет ничего, кроме цветосочетаний. Поменяйте их местами, и от этого ничего не изменится. Это не полотна, а г...». 

Но более всего из собратьев по цеху Вламинк презирал Пикассо, которого обвинял в «разрушении» искусства. Негодовал: «Он все рассчитывает, этот негодяй и хитрец», нападал на Пикассо в профашистских изданиях, напоминая, что тот «иностранец». Нацисты ненавидели в первую очередь именно автора Герники, подчеркивает Ланге. Однако, в отличие от Марка Шагала, после прихода немцев Пикассо остался в Париже, где его не трогали. 

Тем временем Гитлер вознамерился создать колоссальный музей на своей родине — в австрийском городе Линце. Для формирования коллекции фюрер разослал эмиссаров во все концы оккупированной Европы. «Это были не мужланы, а рафинированные знатоки и эстеты», — утверждает мемуарист.

На самого Ланге возложили ответственную миссию: подготовить визит французских художников в Берлин. В список включили таких мэтров, как тот же Морис Вламинк, Андре Дерен, Кеес ван Донген, Отон Фриез, Андре де Сегонзак, Поль Бельмондо — отец будущей кинозвезды... Никто из приглашенных не отказался. После войны их обвинили в коллаборационизме. Некоторых даже арестовали, но вскоре выпустили на свободу. 

Едва вернувшись из паломничества в столицу Третьего рейха, художники дружно устремились в офис Ланге на Елисейских Полях. Никто не явился с пустыми руками. Каждый принес в дар одну, две, а то и три свои работы. Им посоветовали так отблагодарить «доктора Геббельса за прекрасную поездку». В результате набралась целая коллекция шедевров французского искусства той эпохи. 

После войны, чудом избежав ареста в Германии, Вернер Ланге вернулся в Париж, где продолжал встречаться со старыми друзьями. В 80-е годы он написал на французском языке мемуары. Вскоре из-за несчастной любви гей повесился. Со временем эту рукопись приобрел коллекционер, который и передал ее в издательство Editions du Rocher.