Под персидским ковром

Саид ГАФУРОВ

10.09.2014

?епью колоссальных гуманитарных катастроф. В этих условиях здешние народы и правительства все чаще смотрят в сторону Москвы. Иран — не исключение.

Российская внешнеполитическая линия довольно последовательна, если не сказать — благородна. Выступая на саммите Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии, Владимир Путин подчеркивал, что региону требуется архитектура безопасности, гарантирующая равноправный характер взаимодействия, подлинный баланс сил и гармонию интересов: «Только такой подход позволит избежать появления в регионе новых политических и идеологических разломов». 

Общечеловеческие ценности удачно накладываются на прагматизм российской внешней политики — это ведь очень важно, чтобы прагматизм не переходил в своеобразный цинизм, который так свойственен дипломатии США. Помните? «Да, это сукин сын, но это наш сукин сын». 

Увы, но российско-иранские отношения во времена президентства Дмитрия Медведева существенно ухудшились, и потребовалась ливийская трагедия, чтобы наша дипломатия осознала пагубность поддержки линии НАТО на Востоке. Конечно, мы не выступали открыто за антииранские экономические санкции, но отчего-то российские компании боялись действовать наперекор США, как бы намекая иранцам: «Сначала договоритесь с Западом, а потом мы развернем полномасштабное сотрудничество». Этим Россия фактически лишала бывшего президента Исламской республики Ахмадинежада пространства для дипломатического маневра. 

Между тем Ирану нужна российская продукция с высокой добавленной стоимостью, и он готов платить. Но, несмотря на все предложения Ирана перейти в двусторонних отношениях на расчеты в национальных валютах, в России в те годы так и не был создан соответствующий расчетно-кредитный институт. Сейчас работа в этом направлении ведется. В то же время строительство АЭС в Бушере чрезмерно затянулось, а ведь для России атомная энергетика является одной из наиболее экспортоемких высокотехнологичных отраслей. 

Позиции России и Ирана по «каспийскому вопросу» совпадают: помимо территориальных зон пяти государств, должны существовать и нейтральные воды, экономическая активность в которых может осуществляться только при наличии консенсуса. С другой стороны, Азербайджан, Туркмения и Казахстан, заинтересованные в строительстве трубопроводов по дну Каспия, выступают за полный раздел акватории, пользуясь поддержкой нефтедобывающих компаний из ЕС и США (это может дать им возможность транспортировать углеводороды в обход России). Увы, но должной координации усилий с Ираном по проблеме акватории Каспийского моря у российской дипломатии до сих пор нет.

Наконец, серьезный потенциал для сотрудничества дает проект  «южного транспортного коридора» (кстати, части предложенного КНР «Великого шелкового пути»). Речь идет о железнодорожном и автомагистральном выходе России к Индийскому океану через Персидский залив. Более того, во время переговоров Владимира Путина с индийским руководством появилась идея проработать проекты доставки газа и нефти в испытывающую энергетический голод и быстро развивающуюся Индию сухопутным путем, посредством, в том числе, трансиранской «трубы». В пользу подобных планов свидетельствуют и сообщения о начале работы в Иране российских компаний, имеющих опыт строительства трубопроводов. Надеюсь, это только первый шаг. Ведь если у «Газпрома» будет три экспортных направления — европейское, китайско-японское и южное — это существенно повлияет и на расстановку сил в глобальной политике.

Однако сложившийся баланс экономических и политических интересов России (а также и Китая) с Исламской республикой весьма напрягает Запад. Развалить наметившийся альянс США и Евросоюз пытаются сладкоречивой шумихой вокруг отмены антииранского эмбарго. После того как, по данным МАГАТЭ, Иран «уничтожил самую важную партию обогащенного уранового газа» в соответствии с требованиями мировых держав, Брюссель продлил до ноября режим приостановки санкций. В свою очередь, США приступили к консультациям по возобновлению торговли с персидскими бизнесменами: идет разговор об очередном размораживании иранских активов.

Но здесь важно понимать, что иранские лидеры, наученные горьким опытом, западным дипломатам не верят (Тегеран считает, что все проблемы страны имеют первопричиной переворот 1953 года, устроенный ЦРУ). Не случайно прагматики и реалисты в руководстве Исламской республики уже открыто говорят о необходимости вступления в ШОС и БРИКС — «организации, куда входят страны, стремящиеся противостоять агрессивному курсу США и развивать многоплановое торгово-экономическое сотрудничество перед лицом доминирования западных финансовых структур типа МВФ и МБРР, где командует Вашингтон». 

В Иране хотят возвращения российского бизнеса, нас там ждут. Но верно и то, что наши компании теперь, после смягчения американских санкций, столкнутся с очень жестким противостоянием западных и восточных (японских, южнокорейских, да и китайских) конкурентов. Мы уже упустили время, но еще можно успеть вскочить в последний вагон. И это нужно сделать.