Алексей КОЛЕНСКИЙ

15.12.2023

В книжной серии «Время Z» вышла книга военкора проекта WarGonzo Дмитрия Селезнева. «Беспокоящий огонь» — это документальный роман о фронтовых буднях, случающихся на войне трагедиях и чудесах.

— Как вы стали военкором?

— В 2008-м отправился с товарищем в Цхинвал... Тогда я работал финансовым директором небольшого строительного треста, но интересовался политикой и литературой, был членом партии «Другая Россия», переживал за страну. На войну попасть не успел, но побывал в Гори с нашими танками, увидел последствия вторжения в Осетию. Путешествие по непризнанным республикам продолжилось в 2016-м — я сопровождал Эдуарда Лимонова в Нагорный Карабах, а через четыре года там началась война, и я отправился на нее в качестве военкора. От бизнеса отошел, получил красный диплом Института журналистики и литературного творчества, стал заниматься более интересными мне вещами — кинокритикой, публицистикой. В Степанакерте попал под первый ракетный обстрел, получил крещение огнем и познакомился с Семёном Пеговым. Мы начали сотрудничать — в январе 2022-го освещали казахские беспорядки. В то, что начнется военная операция на Украине, я не верил, поэтому, когда закрыли въезд на Донбасс, находился в России и для меня пришлось организовывать «окно» — я протащил через границу спутниковую тарелку для нужных людей и теперь, с февраля 2022-го, работаю в проекте WarGonzo. Семён тут вообще как дома — с 2014-го он практически живет на Донбассе.

— Быстро сориентировались на месте?

— Семён еще за месяц до начала СВО был уверен, что скоро все начнется, но масштаб событий оказался неожиданностью и для него, а у меня с перехода границы все понеслось с ураганной скоростью… «Беспокоящий огонь» отражает эту динамику. Уже третьего марта мы оказались на острие атаки, в только что освобожденном селе Талаковка, откуда были видны высотки Мариуполя. При нас «азовцы» (члены запрещенной в России экстремистской организации. — «Культура») взорвали мост через Кальмиус, и мы снимали форсирование реки донецким спецназом. В воздухе свистели мины, все грохотало, одна ракета упала перед нами, впечатлений было много! Виды разрушенного и дымящего Мариуполя, в котором мы оказались через неделю, стали потрясением. Но я быстро загрубел, внутренне перестроился в этой новой для меня атмосфере... Сейчас не получается бывать на линии фронта так же часто, как в начале СВО, но теперь даже и не знаешь, где безопаснее — тылы достают ракеты и дроны. Недавно в Донецке я на десяток секунд разминулся с кассетами и хаймерсом, несколько раз попадал под повторные прилеты… В 2022-м большую часть времени проводил на Донбассе, сейчас примерно 50 на 50. Но, находясь на большой земле, мыслями я теперь всегда там.

— Присоединившись к команде Пегова, вы освоили новые профессии?

— Да, каждый из нас — и оператор, и спикер, и монтажер, и новостник, а я теперь еще и писатель…

— В книге вы называете военкоров «шакалами войны», не слишком жестко?

— Нет, нас еще военными туристами называют. Сейчас культ военкоров поиссяк, и это вполне справедливо, ведь на нашу долю не выпадает и сотой доли тягот и испытаний русского солдата, сидящего в сыром окопе. Наш долг — вывести его из тени, показать его подвиг, рассказать о нем… Работа в WarGonzo позволила мне описать деятельность многих подразделений Донбасса.

— Сегодня это стало сложнее?

— Да, Министерство обороны не слишком гибко работает с журналистами — чтобы куда-то попасть нужно пройти кучу согласований, затем выдать и утвердить отснятый материал, который на момент публикации может стать уже неактуальным. Все держится на личных контактах с людьми, помогающими обойти препоны. Я понимаю военных чиновников — есть данные, которые могут навредить, но, с другой стороны, на фронте работают журналисты, которые уже зарекомендовали себя и соображают, что нужно и не нужно показывать. Это прекрасно понимало руководство ЧВК «Вагнер» — у них была налажена работа с журналистами в рамках четких правил. Нам достаточно быстро согласовывали локации, давали сопровождение, недоразумений с «музыкантами» никогда не возникало. Идеально организованная работа с прессой способствовала рождению национального «вагнеровского» мифа, который отчасти присутствует и в моей книге.

— Как бы вы охарактеризовали жанр «Беспокоящего огня»?

— Сложно сказать. Это не совсем репортаж, в нем есть элементы очерка, эссе, это эмоциональное текстовое полотно.

— В которое вплетено важное отступление — мысленный разговор с украинским другом, а вернее, братом...

— У меня, как и у многих россиян, есть родственники на Украине — по понятным причинам общение мы сейчас не поддерживаем. Мой украинский дядя, хотя и воевал в Советской Армии в годы Великой Отечественной, был сослан на Крайний Север за контакты с «лесными братьями», вслед за ним, за длинным северным рублем потянулась и украинская родня. С другой стороны мой дедушка, со стороны отца, — прошедший войну артиллерист, НКВДшник и МГБшник, после Победы сражался с латышскими пособниками нацистов. Вот такая ядреная у меня смесь.

— Книга подкупает неожиданными «сталкеровскими» мотивами. Словно в сказке являются командиры с позывными типа «Кудесник» или «Мазай», происходят чудеса и закручиваются необыкновенные сюжеты. Как, например, в истории с бойцом, спрыгнувшим с брони прямо на мину, которая не взорвалась. Военный священник пояснил: это случилось на девятый день смерти любимой бабушки бойца; очевидно, она его и спасла. Или когда повсюду, с появлением мироточащей иконы Богородицы начинаются движения фронтов...

— Как только пересекаешь границу с Донбассом, все резко меняется, и ты попадаешь в волшебный мир — будто реализовались детские мечты очутиться в сказке. Правда, достаточно опасной. Ты находишься в зоне аномалии — здесь преломляются пространство и время, близкое становится далеким, а далекое — близким, все делается необычным, происходящим по алогичным законам. Эту линию я сейчас развиваю в новой книге, более литературной и, можно сказать, мифологичной, без привычной репортажной канвы.

— Размышляя «куда влечет нас рок событий», вы пишете: «На войне все люди — братья!»...

— Конечно, это постоянное ощущение. Меня, напыщенного интеллигента, поначалу коробило обращение «братан», сейчас же я ловлю себя на том, что и сам обращаюсь так к незнакомому человеку. При приближении к черной воронке смерти расстояния между людьми сокращаются, возникают другие коммуникации и все «статусы» мирной жизни слетают как шелуха. На войне живут в постоянной экзальтации, все внутренне обнажены и открыты сопереживанию, взаимопониманию с первого взгляда…

В мире много лицемерия — когда возвращаешься из зоны военных действий, это сразу бросается в глаза. Разницу между тем и этим светом ощущаешь уже при пересечении границы — например, сколько ни прохожу таможню, там по телевизору крутится «Муз-ТВ». Это пошлое, вульгарное зрелище возмущает и сильно контрастирует с военными реалиями, в которых только что пребывал. Почему, когда в результате какой-нибудь катастрофы или экстремального события гибнут люди, в стране объявляют траур, а сейчас во время войны, на которой каждый день гибнут сотни солдат и гражданских, индустрия развлечений продолжает работать как ни в чем не бывало? Всю культурную политику страны следует менять: мы вступили в новые тревожные времена и культурная политика должна соответствовать нашей эпохе.

— Несомненно. Что значит для вас слово «война»?

— Война — это хаос, который живет по своим законам. Как-то управляться с ним можно только ценой сверхусилий и жесткой дисциплины. Если отпустить ситуацию — хаос будет разрастаться. Он способен пробудить в каждом из нас все самое дурное, но сопротивление ему может сделать человека святым.

— Какой образ или сюжет подразумеваете?

— В Мариуполе в одном из дворов среди разрушенных многоэтажек мы встретили человека, читающего книгу. Пожилой мужчина в шапочке и очочках сидел на бампере сгоревшей машины и читал рассказы Пикуля, не обращая внимания на разрывы и трескотню в паре кварталов отсюда. Мы с ним познакомились, его звали Юрий Демченко, узнали, что он был семикратным чемпионом Украины по водному туризму. Через несколько дней, когда он менял колесо на своем автомобиле, его убил снайпер — профессионально и холодно, двумя выстрелами. Просто так. Я описал эту историю в своей книге.

— Что никогда не появится в эфире WarGonzo?

— Мы избегаем показывать тела убитых и не снимаем пленных — людей, попавших в унизительные обстоятельства.

Фотографии предоставлены Дмитрием Селезневым.