Елена ФЕДОРЕНКО

15.05.2024

В репертуаре Исторической сцены Вахтанговского театра появился спектакль «Повести Пушкина» в постановке главного режиссера Анатолия Шульева. Зрелище невероятной красоты потребовало жертв, и они были принесены.

В основе спектакля четыре из пяти повестей Александра Сергеевича Пушкина, вышедшие без указания настоящего имени автора как «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Весь цикл написан за полтора осенних месяца 1830 года в селе Большое Болдино — накануне женитьбы. Выпуск вахтанговского спектакля пришелся на Всемирный день театра, что отмечается 27 марта. К 6 июня, когда просвещенный мир празднует 225-летие со дня рождения «первого поэта — художника России», спектакль преодолел премьерное волнение, что нередко мешает увидеть истинные ценности постановки.

«Повести Белкина», конечно, не новички на подмостках. Где только не шли отдельные повести: чаще — «Станционный смотритель», реже — «Гробовщик». В Молодежном театре (РАМТ) несколько лет назад стартовал, а позже был и осуществлен интересный экспериментальный проект, в рамках которого молодые режиссеры поставили все повести цикла. Появились пять самостоятельных, непохожих друг на друга спектаклей — разные по жанру, стилю, динамике, решению пространства и способам разговора с автором.

Молодой режиссер Анатолий Шульев, эрудит и интеллектуал, сам подготовил инсценировку, отнесся к пушкинскому тексту серьезно, внимательно и почтительно. Как человек безупречно воспитанный, он сразу напомнил зрителям о «хитросплетениях судьбы», «роли Случая», который меняет жизнь, и предуведомил публику: «Даже когда наступает самое темное время года, темное время жизни, надо чуть-чуть подождать утра, весны — и за смертью снова жизнь начнется». И ведь не поспоришь. Инсценировка, в которую добавлены фрагменты стихотворений и эпистолярия, получилась театральной, звонкой, поэтичной, ритмичной. Спектакль озаглавили «Повести Пушкина». Сценический жанр обозначили как «Весна, лето, осень, зима… и снова весна» по названию фильма Ким Ки Дука, но к фабуле южнокорейской картины вахтанговский спектакль, чья продолжительность около четырех часов, отношения не имеет.

Вместе с режиссером в путешествие по пушкинской прозе отправилась талантливая и увлеченная команда: волшебник светотени и бликов Александр Матвеев, тонкий музыкальный стилизатор и автор запоминающихся мелодий Полина Шульева, художница Мария Данилова, нарядившая артистов в красивые и точные костюмы. Сценограф Максим Обрезков на сцене создал образ подлинной театральной поэзии. Три гигантских ствола вековых сосен, чьи кроны уходят в поднебесье, так проникновенно передают сам дух бескрайнего пространства родной земли, которую то заметает пурга, то покрывает пушистый ковер рыжей листвы, где брезжит золотистый рассвет или озаряет горизонт пылающий закат. Красоту сценического убранства словами не передать, и, кажется, не удивишься, если в это чудесное царство гармонии прилетит стайка разноцветных бабочек, а по сосне застучит зеленоголовый дятел. Но такое пространство не перенесет фальши и иллюстраций, оно нуждается в режиссерских придумках, актерских фантазиях, художественных миражах, которых не достает спектаклю.

Имя скромного помещика Ивана Петровича Белкина купировали из названия, но режиссер про него не забыл и пригласил на сцену Человека дороги, который присутствует во всех сценических главах — внимательно наблюдает за действием, включается в него и тактично объясняет происходящее, где это необходимо. Валерий Ушаков играет благородно, сдержанно, иронично.

«Барышня-крестьянка» — самая легкая и светлая история про детей враждующих соседей — на подмостках обернулась пасторальным пустячком. Милые пейзанки в ярких сарафанах картинно семенят по сцене, гламурно разворачивая новехонькие платки, только вчера покинувшие фабричный склад в Павловском Посаде. Представилось, какой бы искрометный танец придумал бы этим деревенским кокеткам Римас Туминас (его, учителя Анатолия Шульева, часто вспоминаешь на этом спектакле) времен гитисовской молодости, а в пору зрелости создал бы такую пластическую метафору «живой души», жаждущей счастья, поэтическую и несомненно насмешливую, что зрители бы головы сломали, распутывая многозначные подтексты.

В этой сентиментальной истории не хватило прелести отношений и той любви, что приводит к счастливому финалу. Сын помещика Берестова Алексей в исполнении Константина Белошапки играет разомлевшего на летнем солнце ленивца, похожего на себялюбивого нарцисса. Дочь недруга его отца Муромского Лиза у актрисы Анны Чумак — резвая красавица-вертихвостка, решившая позабавиться от скуки. И наслаждение они получают не от нахлынувшего чувства и избытка юной энергии, а от общей расслабленности…

Образ со «вторым планом» создает Анна Антонова. Ее мисс Жаксон — не просто воплощение чопорности, она — лукава, пикантна, хитровата, себе на уме. Актриса запомнилась — она, как и вся команда исполнителей, занята в нескольких повестях, и в каждой создает образ с неповторимыми интонациями. Интересная краска «Барышни-крестьянки» — смешные жокеи в желтых жакетах в исполнении Семена Арзуманова и Михаила Коноваленкова — для них сочинены забавные пластические реплики, оставляющие место для импровизации.

В «Повестях Пушкина» заняты по преимуществу молодые актеры — красивые, заводные, обаятельные. Уроки культуры мастерства и творческого отношения к профессии, легкого, умного и вдохновенного — вахтанговского, они получают от мэтров Юрия Шлыкова и Александра Рыщенкова в затейливых и выразительных образах отцов — Муромского и Берестова, простроенных с юмором и очаровательной занимательностью.

После счастливой и такой предсказуемой летней любви в «Барышне-крестьянке» «Выстрел», прозвучавший в пору прекрасного осеннего листопада, лишен благостного спокойствия. Сильвио, вынашивающего план мести за давнюю незавершенную дуэль, играет Александр Горбатов — загадочный, демонический, носитель тайны роковой, со злым огоньком в глазах и макабрическим выражением лица. Он похож на Люцифера и выстроил впечатляющий образ без нюансов, не расцвечивая роль оттенками красок и звуков, не размениваясь на лишние движения и слова: зловещий прищур, низкий скрипучий голос, бесстрастное лицо-маска. Рядом с ним и вокруг него пьяный офицерский балаган, который разыгрывается рьяно, истово и с надрывом.

Когда пришло время расплатиться с противником, очистить свою душу от кровоточащей раны, то судьба смешивает карты — прелестная молодая жена вступается за мужа: Графиня падает на колени перед Сильвио, умоляя пощадить супруга. Анастасия Джентилини играет такой щемящий всепоглощающий страх за любимого, перед которым пасуют и гордость, и стыд, и долг, придуманные мужчинами и бессильные перед женской болью за жизнь близкого. И здесь, к середине спектакля, в нем появилась настоящая любовь. «Под занавес» «Выстрела» — ожила картинка из страшного сновидения: со зловещим треском упала мощная корабельная сосна, перекрыв сцену. Такая простая и сильная метафора: как быстро и внезапно теряется величие и умирает то, что казалось вечным…

После антракта на сцене разгулялась «Метель». Спектакль впору назвать бенефисом художника — Максим Обрезков сотворил чудо. Сказочные снежные хлопья покрывают подмостки. В снежной стихии сверкающей белизны прекрасно чувствовали бы себя Снегурочка и Иван Сусанин, вольготно здесь и персонажам пушкинской повести. Гаврила Гаврилович (Юрий Шлыков) с супругой Прасковьей Петровной (Анна Антонова) вызывают симпатию неспешным семейным укладом, добротой и своей естественной способностью сострадать тем, кто рядом. Их прекрасная дочь Маша наделена даром любви. Легко и осмысленно эту роль проживает талантливая молодая актриса Полина Рафеева — ее жесты, взгляды, интонации наполнены внутренним непоказным темпераментом и таким правдивым человеческим теплом. С ужасом вспоминает она то страшное тайное венчание, перевернувшее ее жизнь. В этой сцене исчезло снежное обаяние русской зимы, уступив место бессилию человека перед разбушевавшейся стихией — о, как безупречна эта зловещая снежная вьюга! В сценической «Метели» энергично и точно простроены образы: прапорщик Владимир у Семена Арзуманова — по-мальчишески беспечный романтик, опоздавший на венчание – пусть и не по своей воле; раскаявшийся в грехе молодости Бурмин Дмитрия Соломыкина — настоящий влюбленный полковник с пылким взглядом и военной выправкой. В «Метели» судьба поступила благородно — Марья и Бурмин обрели счастье, на которое и не рассчитывали.

«Станционный смотритель» — завершающая и самая усталая часть спектакля, здесь много слов и маловато действия. Напоминает театральный пересказ фабулы. О трагедии своего героя Самсона Вырина прекрасный Александр Рыщенков много говорит сам. Его Самсон — маленький человек большой русской литературы — угнетенный, беззащитный, униженный, страдающий, потерявший веру. Он переживает трагедию полного и окончательного одиночества. Щемящее родительское сиротство приводит его к гибели.

Блудная дочь вернулась, но слишком поздно — не уверена, что он узнал бы свою Дуню, ставшую богато одетой барыней. Взрослую Дуню — крошечный эпизод — сыграла полюбившаяся мне Анна Антонова. В памяти Самсона она так и осталась милым подростком — Анна Ляхова хорошо представляет резвую шалунью, но тратит немало эмоциональных сил, прикидываясь девочкой. Гусар Минский Александра Горбатова — хорош и убедителен в роли похитителя Дуни, характерного парня, в неустойчивом нраве которого так много всего намешано: наглость и обаяние, дерзость и терпимость, безрассудство и расчетливость. В нем и не узнать рокового позера Сильвио.

Приторная сентиментальность финальной сцены на «печальном кладбище» рифмуется с прекраснодушием первой повести «Барышня-крестьянка». Слева на авансцене — Минский с детьми, кормилицей, приживалками, а у сосны на коленях перед могилой взрослая Дуня прижимается к отцу — обманчивое видение давно сбежавшей и раскаявшейся дочери…

Фотографии: Людмила Коневцева/предоставлены Театром им. Евгения Вахтангова.