Джон Ноймайер привез два культовых спектакля: «Третью симфонию Малера» и «Нижинского». В последний раз в полном составе гамбургская труппа выступала в Москве 22 года назад. Нынешние гастроли приурочены к празднованию семидесятилетия хореографа. Названия он выбрал сам. Будучи создателем многочисленных балетов-симфоний и в равной мере больших сюжетных балетов, Ноймайер поставил в московскую афишу фундаментальную «Третью...» — свой шедевр 1975 года, с которым он объехал полмира, и «Нижинского» — балет-биографию великого русского танцовщика.

За долгую карьеру хореографа (более ста балетов за сорок пять лет) Ноймайер «отанцевал» восемь из десяти симфоний Малера, побив в этом смысле все рекорды. Он бы включил в список творений также «Вторую» и «Восьмую», но одна носит сугубо поминальный характер и для танцев не подходит, а другую и так называют «симфонией тысячи участников». Если добавить к оркестру и хору еще и балетных, трудности постановочного ряда очевидны.

Обратившись в 2005 году к Седьмой симфонии (балет назывался «Песни ночи»), Ноймайер считал свой малеровский цикл завершенным, но ему не давала покоя маргинальная Десятая, которую сам композитор, как известно, недописал. И вот прошлым летом Ноймайер решился на свою «Десятую» и сделал «ужасное» для музыковедов открытие. Согласно его версии, получилось, что великий австриец находился в глубоком творческом кризисе и, чтобы хоть как-то расшевелить себя, перехватил пару мотивов из «вещичек» своей экстравагантной жены Альмы Шиндлер-Малер, которая тоже писала неплохую музыку, а муж помешал ей расправить крылья.

Ноймайер соединил музыку Альмы и Густава, параллельно рассказав историю их сложных взаимоотношений. Песни Альмы Шиндлер известны миру, они периодически исполняются в концертах, есть официальные записи, но мало кому приходило в голову сталкивать Малера и его жену на музыкальном олимпе. Сам балет вышел не очень удачным — повествовательный элемент сильно забил танец, но открытие, хоть и спорное, случилось. Однако для московской публики спектакли с научной подоплекой вряд ли подходят, поэтому Ноймайер привез не последние достижения, а старый хит.

35 лет назад, когда Ноймайер был еще юнцом, успех танцевальной версии Третьей симфонии представлялся далеко не безусловным. «Делать» из Малера танцы многим казалось кощунством — особенно в Гамбурге, где композитора считают «священной коровой», поскольку он шесть лет служил в тамошней Опере. У Третьей симфонии репутация самой сложной и многоплановой в творчестве Малера, к тому же она не короткая. Чистой музыки здесь — сто минут. Однако с выходом продукта из репзала на сцену началась новая эра в истории балета XX века.

Музыка Третьей симфонии Малера рассказывает о человеке и его чувствованиях, о происхождении природы, весеннем пробуждении всего живого и осеннем засыпании, об отношениях в социуме, о связи человека с человеком и человека с Богом. У Ноймайера в центре повествования оказался человек (героев в оба дня танцевали премьеры труппы — наш соотечественник Александр Рябко и чех Отто Бубеничек), который идет по жизни, контактирует с природой, чему-то удивляется, чего-то боится, на что-то гневается. По пути его настигают любовь, печаль, непонимание, буйная страсть, восхищение. Трудно описать, как эти экзистенциальные вещи решает в танце Ноймайер, но ему однозначно удалось совпасть с замыслом композитора.

С особым трепетом россияне ждали «Нижинского». Премьера балета состоялась в Гамбурге в 2000 году, а в 2003-м балет приезжал в Мариинский театр на гастроли, устроенные в честь юбилея города на Неве. В роли божественного Вацлава тогда (вторым составом) и теперь (первым и единственным) выступил Александр Рябко, став абсолютным фаворитом московских гастролей. Из-за травмы коллеги ему пришлось дважды пройти через кошмары революции 1905 года, Первой мировой, увидеть в страшном сне всю жизнь Нижинского — тановщика-суперстар и хореографа-новатора, пережить сумасшествие брата и измену жены, отлучение от Дягилева и крах карьеры в знаменитой антрепризе.

Три часа зрители театра Станиславского не могли оторвать взгляда от реалий и тонкого вымысла об одном дне из жизни великого артиста. А когда звучала — целиком! — Одиннадцатая симфония Шостаковича и тихо сходил с ума Нижинский-Петрушка, зрители кусали губы, чтобы не зарыдать.