01.11.2021

От нестоличных театров редко ждут больших открытий и тем более эстетства без оглядки на кассу. Тем неожиданнее и приятнее, когда это вдруг случается.

Доверчивая к поэтам русская интеллигенция привыкла к тому, что «Классический балет есть замок красоты, Чьи жители от будней дней суровых Пиликающей ямой оркестровой разделены И задраны мосты». Наблюдая за балетом много лет, свидетельствую, что слухи о его надмирности явно преувеличены. Пиликающую яму сменяет фонограмма, а люди замка, как и все, живут носом в гаджет, следят за новостями, справляются с бытом. Лебеди прямо в пачке втихомолку курят под пожарным щитом, Китри ругается с мужем по телефону. Ловить высокие вибрации и внутренне соответствовать себе-порхающему сложно, темп жизни не даёт «настраиваться на спектакль», отдавая этому неочевидному делу хотя бы полдня согласно Мифу Служения Театру. Но! Шагнувшая вперед психоневрология подтверждает: на подсознательном уровне белые одежды, великая музыка и любая попытка подняться к высокой планке очень смягчают нравы. И если ты тщательно притворяешься существом надмирным, людская натура реагирует волей-неволей. Так что в смысле улучшения человечества больше надежд на Шопена, чем на ум-ца-ца. Лучший принц Большого театра последнего времени Дмитрий Гуданов, ставший худруком балета в Астраханском оперном, вряд ли думал о терапии душ высоким искусством. Но свой первый спектакль в новом качестве поставил с жестким ориентиром на высокие образцы. Театр рисковал, но риск оправдался.

Когда провинциальный театр отстраивает роскошное здание, получает способного справляться с ним директора и, наконец, вглядывается в афишу, ему очень хочется чего-то прекрасного. Идеально – чтоб на афише сияло имя столичной экс-звезды мирового уровня в качестве худрука балетной труппы. Звезда принимает вызов и, после знакомства с театром, предлагает репертуар. Думаете, по законам жанра – это был бестселлер ради кассы? Ничего подобного. Он ставит оригинальный спектакль по документальному сюжету ХIХ века, любви Жорж Санд и Фредерика Шопена. То есть поступает романтично и непрактично. Но именно так на наших глазах завязывается профессиональный роман премьера Большого театра Дмитрия Гуданова и Астраханского театра оперы и балета.

Ставший основой балета Le Pari сюжет всколыхнул много чего видавший Париж 1832 года. Женщина-писатель Жорж Санд – умна, образованна, любит эпатаж, брючный костюм и сигары, что притягивает в ее салон интеллектуалов и светских бездельников. Она же неудачно сходившая замуж мать семейства, решает свои проблемы сама и морочит головы самым ярким мужчинам назло всем сплетникам. В ее кругу художник Делакруа и русский сумасброд Трубецкой, подаривший ей небольшой такой дворец в Венеции. И вдруг – польский эмигрант, изгнанник без гроша за душой, слишком гордый для своего положения и слишком талантливый, чтобы быть незамеченным такой женщиной. Запретный роман длится девять лет, и эти годы для обоих были счастьем: Шопен написал свои лучшие ноктюрны и вальсы, Аврора Дюдеван, она же Жорж Санд, стала маститым романистом.

Легко догадаться, что опорой и маяком постановщика стали его опусы и ее мемуары, слившиеся в общую музыку. Дмитрий Гуданов пропитывает сюжет воздухом Парижа той поры с его блеском, интригами, мишурой светских связей. И жутким одиночеством владелицы умов Жорж Санд, напомнившей, что именно женщина может сделать пару счастливой или несчастной. Её тексты читаются со сцены на французском, но нельзя сказать, что Гуданов построил свою башню из слоновой кости и велел зрителю допрыгнуть до окна. Спектакль сделан в традиции сюжетного одноактного балета - с развитием действия, базовой любовной линией, множеством второстепенных лиц, чередованием камерных лирических сцен с массовым танцем и философии с нарративом. В тексте профессионала-эрудита Гуданова можно разглядеть «Парижское веселье» Мориса Бежара и «В ночи» Джерома Роббинса, дуэты «Манон Леско» Джона Ноймайера и классическую сцену бала «Тривиаты». Но кроме насмотренности у Гуданова-постановщика хороший слух и глаз, и Le Pari держит внимание: Жорж Санд эпатирует светскую тусовку кульбитом через случайного кавалера, интриги наглядно вьются в ансамблевом танце игрой в ручеёк. При небольшом объеме сценического действа его пружиной остается психологизм. Вот Санд цепляет взглядом необычного гостя (браво одетой художником Кириллом Гасилиным первой исполнительнице Марии Александровой, добавившей в образ шик «Голубого ангела» Марлен Дитрих). Вот Шопен, себе не веря, увлекает ее в танец (театру еще предстоит искать героя, и жаль, что Гуданов по этическим соображениям не исполнил роль сам – была бы бомба).

К премьерному авралу не поспели титры на русском языке, зритель от обилия французского притих, но не дрогнул и справился. Может, интуитивно поблагодарил, что его не задабривают снисходительной мыльной оперой, хотя сделать с таким сюжетом разухабистое шоу можно было на раз-два. Выходит, уважение постановщика к самому себе распространилось на труппу и на зрителя. А вопрос об игнорирующем кассу и как бы неуместном в жесткое к театру время спекстаклю разрешился сам собой: он оказался парадоксально нужным, и театр готовит премьеру эталона романтизма, классический балет «Сильфида», где герой делает выбор между привычным бытом и мечтой.

Надмирный Шопен в надмирном искусстве балета с его историей сильной женщины и одержимого мужчины напомнил о вечном, в чем мы продолжаем жить. Есть верность, честь, привнесенные обстоятельства социального статуса. Есть эгоизм или способность чем-то поступиться ради лучшей жизни хотя бы для двоих. Есть умение брать на себя ответственность и часто случайное счастье быть богатым. Другой много позже живший в Париже писатель припомнил, что люди есть люди, и в конечном счете все дело в них. Что в Париже 1832 года, что в Астрахани 2021, разница лишь в сценографии. А личные отношения по-прежнему опутаны социальными нитями, даже крепче и жестче, чем во времена Шопена и Жорж Санд.