31.12.2020

Кто хозяева нашей жизни: «мы» или «они»? То есть мы сами или некие могущественные силы вне нас? В России и США отвечают на этот вопрос по-разному. Но времена меняются — и у нас, и у них…

Слушал на днях рассказ московского таксиста о том, какой у него был бизнес в родном Ростове и как он гробил дорогущие «Мерседесы», гоняя на них на рыбалку и охоту по отечественному бездорожью. Очередная вариация на привычную тему отличалась от множества других подобных былин: водитель никого, кроме себя, не винил в том, что потерял собственное дело и красивая жизнь вдруг оборвалась. Сам, дескать, все решал, а зигзаг на жизненном пути, может, и не последний.

Я полжизни прожил за океаном в качестве корреспондента ТАСС, недавно написал об этом книгу, и мне такой подход кажется типично американским. Мне он нравится: люди не снимают с себя ответственности за свои слова и дела, не перекладывают ее на чужие плечи. Не теряют оптимизма и не опускают руки при первой же неудаче. Верят, что могут быть хозяевами своей судьбы.

Пушкин виноват?

Мне это тоже грело душу: надоело нытье. Оно удивляет и удручает меня с тех пор, как я три года назад вернулся из застойного на тот момент Вашингтона в несказанно похорошевшую Москву; я часто думаю и пишу об истоках нашей привычки прибедняться.

Американцам такая привычка абсолютно чужда. Традиционный их стиль, как видно даже и по Дональду Трампу, — демонстративная уверенность в себе, нежелание мириться с неудачами, готовность делать хорошую мину при любой игре.

Правда, у действующего президента США это свойство гипертрофировано до карикатурных пределов. Но его соотечественникам, которым оно претит, я бы ответил, что неча на зеркало пенять, коли рожа крива. А нам с вами впору вспомнить не только об исконных наших маниловщине, ноздревщине и хлестаковщине, но и об обратных крайностях: дескать, сами мы люди маленькие, от нас ничего не зависит...

На мой взгляд, на сегодняшний день этот «страдательный залог», как я его называю, едва ли не главное наше отличие от тех же американцев. По-моему, он у нас настолько въелся в подкорку, что мы и замечать-то его перестали.

Взять к примеру понятие «они», без которого у нас не обходится, кажется, ни один разговор, и не только с таксистами. О чем речь, всем понятно без объяснений. «Они» — это те, кто вносит поправки в Конституцию или повышает пенсионный возраст; вводит карантинный режим и объясняет из каждого утюга преимущества вакцинации; перегораживает нам путь непрерывными стройками или перекладыванием плитки на тротуарах и т.д. и т.п.

Словом, власти, хозяева нашей жизни. А заодно, конечно же, и виновники в наших глазах всего того, что нас в этой жизни возмущает, раздражает или смешит. Помните, как в анекдоте про погоду: «Что хотят, то и делают!»

И еще «они» — это не «мы». Словесная конструкция кажется нам настолько привычной и естественной, что о смысле ее мы не задумываемся. Между тем смысл этот очевиден. Как пошутили недавно в одной из программ КВН, на классический вопрос «кто виноват?», существует классический ответ: «Не мы!». Собственно, у нас и раньше на эту тему язвили: дескать, отвечать за все должен Пушкин.

Хотя Пушкин у нас считается певцом свободы. А, наверное, самый знаменитый из российских американцев Иосиф Бродский утверждал, что человек, привыкший искать виноватых и ответственных за свою судьбу вне себя, по определению несвободен. И добавлял, что насмешливое отстранение от ситуации, сарказм еще не означают освобождения от зависимости…

У всех так?

Деление на «они» и «мы» представляется нам универсальным. Власть же существует везде – и именно для того, чтобы брать на себя ответственность; действия ее всегда и всюду дают поводы для недовольства.

Но если бы мне пришлось пересказывать только что написанное какому-нибудь заокеанскому приятелю, я бы, пожалуй, затруднился с переводом. Пришлось бы отдельно объяснять, что имеется в виду под словом «они». Прямого аналога этого эвфемизма я на английском не знаю.

Американцы к централизованной власти всегда относились с подозрением. Чтобы избавиться от ее гнета, прежде всего религиозного, отцы-основатели их республики, собственно, и бежали в Новый Свет. И по сей день многие в Штатах с удовольствием повторяют слова кумира консерваторов Рональда Рейгана о том, что правительство — «часть проблемы, а не решения».

Но при этом никто не оспаривает и знаменитый тезис Авраама Линкольна о «правительстве народа, от народа и для народа». Наоборот, по сути, он был и остается краеугольным камнем идеологического «символа веры» не только для вашингтонского агитпропа, но и для большинства населения США.

И в повседневном языковом обиходе прямого противопоставления себя власти как таковой у американцев нет. Не припомню случая, чтобы, например, кто-нибудь хаял в подобном контексте «дядю Сэма». А если сказать нормальному американцу, что в его жизни хозяин не он, а этот самый «дядя Сэм», так он, пожалуй, еще и обидится.

Хотя, между прочим, психологически ответственность за себя самого и за своих близких — нелегкий груз. И счастливыми в массе своей людьми я бы американцев не назвал прежде всего потому, что они не умеют быть несчастливыми. Несчастье их морально подавляет, они перед ним теряются. В этом плане сугубый индивидуализм и привычка опираться исключительно на собственные силы выходят им боком, но это уже другая тема; я о ней подробно рассказал в той же книжке.

В целом, я считаю, для человека естественно отвечать за свою судьбу и чувствовать сопричастность судьбе своей страны. На языке МВФ и Всемирного банка, чью деятельность я также освещал в Вашингтоне, такая вовлеченность народа в политику выражается термином buy-in и считается непременным условием нормального социально-экономического развития.

Крыша едет

При всем том у американцев, конечно, тоже имеется свое деление на «своих» и «чужих», в том числе и в собственной стране. Даже формальное равенство людей перед законом не отменяет множества других форм неравенства.

Прошедшим летом генсек ООН Антониу Гутерриш назвал неравенство «определяющей проблемой нашего времени». Он указал на имущественную пропасть, при которой 26 богатейших людей в мире владеют такими же ресурсами, как половина населения планеты, и добавил, что сверх того «жизненные шансы людей зависят от половой, семейной и этнической принадлежности, расы, наличия или отсутствия инвалидности и других факторов». В общем, как все мы помним из культовой советской комедии, «Нью-Йорк — город контрастов».

Об этой речи Гутерриша мне напомнил на днях давний знакомый, опытный экономист-международник из МВФ. Он считает, что если уж административный глава ООН в Нью-Йорке вот так, без обиняков, бьет тревогу по поводу неравенства, значит, действительно допекло. При этом знакомый утверждает, что перспективы решения этой и других экономических проблем за счет ускоренного роста (как он выразился, «роста на стероидах») у США и Западной Европы не было и до кризиса, вызванного пандемией COVID-19, а теперь нет и подавно.

К чему это приводит на практике, наглядно объяснил мне другой приятель, нью-йоркский врач-психотерапевт. По его словам, даже в самых престижных районах крупнейшего мегаполиса США жизнь сейчас на глазах ухудшается, поскольку из города продолжается исход «того 1% населения, который платит 50% доходов». У остающихся, по его словам, «крыша едет» порой настолько, что ему самому иной раз не хватает профессиональной выдержки и терпения.

Он, например, рассказывал, как на фоне движения «Жизнь черных имеет значение» (BLM) одна из его состоятельных белых клиенток настойчиво требовала от него признания собственного «комплекса белой вины». При этом приятель так возмущался, что мне пришлось его — профессионала! — чуть ли не утешать. По его мнению, при грядущей администрации Джозефа Байдена, открыто опиравшегося на BLM в ходе предвыборной кампании, ситуация станет только хуже.

Антиутопии сбываются?

По ходу нашей с ним дискуссии я невольно припоминал, как петербурженка Алиса Розенбаум, более известная под литературным псевдонимом Айн Рэнд, предупреждала американцев и весь мир после революции 1917 года в России, что может произойти, если «Атлант» капитализма и индивидуализма «пожмет плечами». А после — прочитал в очередном эссе видного консервативного комментатора Пэта Бьюкенена, что описанная моим знакомым ситуация в Нью-Йорке легко экстраполируется и на всю Америку.

«Верхний 1% населения [США] по доходам больше платит в виде налогов, чем нижние 90%», — указывал бывший спичрайтер Ричарда Никсона и советник Рейгана, вскрывая «корни демократической классовой войны». И ставил вопрос: «Если люди, в изобилии получающие всевозможные льготы, не платят подоходных налогов, то с какой стати им голосовать против партии, обещающей им еще больше льгот за счет повышения подоходных налогов для кого-то другого?»

Правда, Бьюкенен все же не склонен делать на этом основании вывод о том, что будущее в США однозначно за Демпартией. По его убеждению, ни консерватизм, ни трампизм в Америке пока еще не умерли. Мне тоже кажется, что слухи об их скорой кончине сильно преувеличены.

Но вот то, что за океаном теперь открыто обсуждаются преимущества социализма, а социал-революционеры не только работают в Конгрессе, но и рвутся к рычагам исполнительной власти, это факт. И не начнет ли теперь сбываться в США антиутопия Рэнд, вопрос открытый.

Если угодно, речь о тех же местоимениях — «они» и «мы». Как будут впредь трактовать эти понятия американцы: по-своему, как и раньше? Или, может, скорее по-нашему? Интересный и важный не только для них вопрос.

А мы? Избавимся ли наконец мы сами от холопского своего «страдательного залога»?

Кстати, «Мы» — это ведь тоже название русского романа-антиутопии. Да и вообще жанр остается сегодня востребованным. А сам я, если кто не понял, пишу все это для продвижения книжки, о которой упоминал. «Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС». Читайте, там многое сказано.

https://www.litres.ru/andrey-shitov-25137977/chetvert-veka-v-amerike-zapiski-korrespondenta-tass/