31.01.2017

Президентские праймериз в Социалистической партии Франции выиграл кандидат Бенуа Амон, именуемый СМИ «крайне левым».

В действительности то, что называется в нынешней европейской политологии «левизной», ею, конечно, не является. Речь о том направлении либерал-демократической мысли, что предполагает смягченные условия содержания электората и безболезненное протекание его жизни и смерти.

Возможно, имей партия хоть какие-нибудь шансы весной — такого кандидата не подпустили бы к номинации. Но, поскольку после блестящего президентства Франсуа Олланда Соцпартии терять нечего, а публику надо как-то интриговать на будущее, — победил именно г-н Амон, у которого в программе весь набор левацких идеалов, включая легализацию марихуаны, учреждение эвтаназии и, что особенно интересно, «безусловный базовый доход».

Об этом последнем, пожалуй, стоит поговорить отдельно, раз уж именно в 2017-м он окончательно перешел из сферы маргинальных инициатив в область вполне реальной политики и даже социальной практики.

Поясним: в минувшем году ББД, то есть выплата гражданам развитых стран некоего базового пособия вне зависимости от того, работают они или нет, упоминался только в виде курьеза. Его предлагала ввести на швейцарском референдуме группа энтузиастов, но швейцарцы инициативу провалили.

Теперь же его, во‑первых, ввели в качестве ограниченного эксперимента в Финляндии, а во‑вторых — вынесли, вместе с кандидатом в президенты от правящей пока что партии, в публичное пространство Франции.

Причины, по которым ББД выплывает из области умолчания, очевидны. Автоматизация производства, чьи контуры, строго говоря, были различимы еще полвека назад, перестала быть проблемой дня завтрашнего и предметом упражнений фантастов. И стала злободневной.

Кстати, неверно думать, что «безусловным базовым доходом» интересуются только жители так называемых развитых стран. Неожиданно высокий интерес к финскому эксперименту проявила, например, Индия. Никто не назовет Индию государством благосостояния, но она уже сталкивается с последствиями всесторонней автоматизации и ищет выхода из порождаемых ею социальных тупиков.

Россия в этом смысле, по крайней мере на первый взгляд, не представляет исключения. У нас тоже имеются и производства, модернизация которых грозит резким сокращением числа работников, и сервисы с определенно раздутым штатом. Ситуацию, по мнению специалистов, усугубляет то, что автоматизация куда быстрее убивает не «физические» профессии, а «офисные», до сих пор рассматриваемые у нас как условно престижные.

Так, если вопрос о возможной невостребованности двух миллионов профессиональных водителей в России обсуждается экспертами в духе «через десять или больше лет» (потому что реальных самоуправляемых автомобилей пока нет), то в части делопроизводства безработица уже нависает и над юристами, и над бухгалтерами, и над «мастерами SEO и продвижения в соцсетях»: их заменяют даже не роботы, а просто продвинутые программы.

Напомним: Герман Греф еще в минувшем декабре анонсировал сокращение штата Сбербанка на восемь процентов в 2017 году. В Давосе пару недель назад он сообщил, что из 330 000 служащих финансово-кредитной организации к 2025 году останется около половины. Тогда же официально объявили об увольнении — в связи с автоматизацией процесса — трех тысяч сотрудников.

Разумеется, у России есть определенная фора: наша страна по всем меркам, во‑первых, недонаселена, во‑вторых, недоосвоена и, в‑третьих, окружена со всех сторон вызовами для безопасности. Поэтому вопрос «невостребованных масс» едва ли будет стоять у нас столь же остро, как в какой-нибудь Франции или Испании. Но РФ — это лишь два процента мирового населения на 1/9 мировой территории, универсальным наш рецепт быть не может, а многие глобальные тенденции нас все равно заденут.

…Поэтому давайте попробуем взглянуть в то будущее, уважаемые читатели, до которого у нас есть все шансы дожить. То есть примерно в 2030–2040-е годы. Строго говоря, у этого будущего ровно два варианта.

Первый — несколько антиутопичный: тот самый «мир ненужных людей», где продолжатся нынешние демографические и экономические тенденции. Работа будет либо большой удачей (в случае «чистых» неавтоматизируемых специальностей), либо наказанием (в случае «грязных»), причем, с учетом старения и сокращения населения, самой распространенной профессией станет сиделка. Подавляющее большинство граждан мало-мальски развитых стран будут прозябать на более или менее унылом «гарантированном минимуме» — и тихо деградировать без мотивации к развитию, пытаясь стяжать друг у друга славу своими видеоблогами и подкастами. Об этом варианте написано достаточно мрачной фантастической литературы еще в прошлом веке, и подробно мы на нем останавливаться не станем.

Ну и второй. Его фантастика, кстати, тоже рассматривала — «тоталитарная», признанная неправильной лет тридцать назад и по сей день не реабилитированная. Этот вариант предполагал, что в центре задач экономики стоит не некая «эффективность», а собственно люди. Вернее — их «потенциал деяний», который они обязаны реализовать в жизни, чтобы последняя вообще могла считаться состоявшейся.

Такой подход потребует от экономики и от ее главного организатора — государства — обширных действий по созданию не «условий комфортного дожития» для имеющихся масс, а условий деятельного развития. В чисто практическом смысле это будет означать необходимость непрерывной постановки сверхзадач, для решения которых потребуется более или менее вынужденное участие максимального числа людей. Направлены эти «проекты развития» будут, по сути, на новую усиленную эксплуатацию граждан — но уже не ради удовлетворения неких «потребностей», а ради расширения сферы возможностей человечества в целом. К таким проектам могут относиться не только массовые стройки, но и массовые исследовательские проекты, и массовое возвращение отраслевой науки, сцепляющей открытия с производствами.

Кстати. Парадоксальным образом реализация второго подхода, призванного по-настоящему освободить человеческий труд, потребует куда большей концентрации усилий и куда более насильственной роли государства, нежели первый вариант, человека с его трудом фактически упраздняющий. Поэтому с известной долей вольности выбор будущего можно описать так: или антиутопия, кажущаяся со стороны гигантской пляжной вечеринкой с расслабленными отдыхающими в панамках. Или, напротив, утопия — выглядящая со стороны тоталитарным Мордором.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции