Игорь Матвиенко: «Если соцсети начнут платить артистам, в индустрии появятся деньги»

Денис БОЧАРОВ

02.02.2015

В ближайшее время свет увидит новый, десятый по счету, студийный альбом группы «Любэ». Программу пластинки, получившей название «За тебя, Родина-Мать», музыканты представят на концерте в «Крокус Сити Холле» 23 февраля. Корреспондент «Культуры» встретился с главным создателем долгожданного релиза — композитором и продюсером Игорем Матвиенко, которому 6 февраля исполняется 55 лет.

культура: Пятьдесят пять — что это для композитора и в целом для творческого человека? Время подводить итоги или наоборот — новая точка отсчета?
Матвиенко: Это некий «недоюбилей». По крайней мере, в моем случае. Пятьдесят пять — промежуточный этап, своего рода переходный возраст. Вот когда мне, даст Бог, стукнет шестьдесят, вероятно, можно будет говорить о каких-то итогах. 

культура: То есть «нам рано жить воспоминаньями»? Вам, несомненно, есть чем поделиться. Написанием мемуаров не планируете заняться?
Матвиенко: Мне кажется, то, чем я мог бы поделиться, содержится в песнях. Создавать дополнительные иллюстрации ни к чему. 

культура: Стоит ли ждать каких-то сюрпризов на предстоящем концерте? Это будет именно выступление «Любэ» или на сцену выйдут и другие Ваши подопечные? Кстати, с чем связана задержка с выпуском альбома? Ведь его выход был запланирован на осень 2014-го...    
Матвиенко: Самое интересное, что новый диск был записан еще год назад. Но мы впервые в нашей практике столкнулись с проблемой оформления пластинки. Пока бились над решением этой задачи, я сочинил еще несколько песен — подумали, что будет логичным сделать альбом побольше. Надеюсь, как раз к 23 февраля мы его выпустим. Несколько новых композиций на концерте обязательно прозвучат. 

Что же касается остальных «подопечных», как вы говорите, то нет — будут только «Любэ». Потому что 23 февраля — особенная дата не только для страны, но и для нашей группы. Мой же юбилей будет обозначен так: на сцену выйдут большой хор и оркестр музыкального училища, где я учился. Широко известные и свежие вещи прозвучат в новой обработке. 

культура: Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова Вы окончили по специальности «дирижер хора». А как пришли к сочинительству? Был ли такой переломный момент, когда осознали себя композитором? 
Матвиенко: Будучи студентом, увлекался джазом — стало быть, много импровизировал. Попутно сочинял инструментальные джаз-роковые произведения. Потом, когда заинтересовался творчеством западных рок-групп, а в стране появилась более-менее приличная аппаратура, электрогитары, синтезаторы, попробовал написать пару песен. Текстов у меня тогда не было — брал за лирическую основу произведения известных поэтов. Одни из первых: «Слон и Моська» по басне Крылова и «ЕВЖ» на стихи Андрея Вознесенского. Кстати, Сергей Мазаев, с которым вместе учился, до сих пор мечтает их сделать — в прог-роковом стиле, а-ля Yes или King Crimson... 

Ну, а потом, постепенно, я начал сотрудничать с современными авторами и как-то незаметно втянулся в поп-индустрию. 

культура: Есть распространенное мнение, что хорошую песню в минорной тональности написать проще, чем в мажорной. Судя по всему, Вы данную точку зрения разделяете: недаром у композитора Матвиенко почти все вещи сочинены в миноре...
Матвиенко: И это не случайно. В мажорных тональностях вообще мало песен — как правило, это либо марши, либо американский рок-н-ролл. А в русской традиции такие нарочито залихватские произведения вообще можно пересчитать по пальцам — «Вдоль по Питерской», «Из-за острова на стрежень»... Минор куда богаче, выразительнее, в нем масса красок, интонационных оттенков. К тому же минор не обязательно означает грусть, печаль — он может быть веселым и зажигательным. Надо просто уметь его правильно подать. Можно сочинить песню в минорной тональности так, что никому и в голову не придет говорить о ней как о депрессивном, упадническом произведении. 

культура: Вашему перу принадлежит много песен, созданных для разных исполнителей. Как Вы все успеваете? Никогда не приходилось преодолевать себя? 
Матвиенко: Вдохновение — если вы об этом — приходит во время работы. Подстегивать себя необходимо, потому что все творческие люди, как правило, довольно ленивы. Хорошо тем, кто ходит на службу и должен трубить «от и до» — условно с 9.00 до 18.00. Потом выпил, отправился на дискотеку или домой, к семье. А возможность полностью распределять собственное время требует большой самоорганизации. Однако стоит лишь втянуться в процесс, и о времени тут же забываешь. 

культура: «Любэ» — без ложной комплиментарности — самый популярный и патриотичный отечественный поп-рок-проект. Но так было не всегда: альбом почти двадцатилетней давности «Комбат» по многим показателям резко отличался от всего, что было записано группой прежде. Это осознанный шаг или результат естественной творческой эволюции?   
Матвиенко: Здесь есть некий парадокс. Я, как и многие российские музыканты, прошедшие базовую школу, слушал и играл преимущественно иностранную музыку. И до сих пор в моем плей-листе нет альбомов современных русских артистов. Исключение составляет разве что последний диск певицы Нюши — как ни странно. Он мне очень нравится, с точки зрения продюсинга, саунда. Если бы в этой отрасли была соответствующая премия — а мы с некоторыми коллегами в созданной недавно ассоциации продюсеров хотим, чтобы она существовала, — то я Нюшу обязательно бы наградил. 

Так вот, с ребятами из «Любэ» мы давно уже экспериментируем со звучанием. Даже довольно старая песня «Батька Махно» уже тогда заметно выбивалась из формата. По крайней мере, в том, что касается звука. Там были революционные трубы, хоровые партии, что совершенно не характерно для поп-музыки той эпохи. Эта вещь в большей степени ассоциировалась с произведениями военных лет, отсылала к работам таких авторов, как Даниил и Дмитрий Покрасс, Александр Александров... 

И потом, мне, несмотря на увлеченность западными группами, всегда нравилось русское народное творчество — не лубочные, а именно старые песни. Поэтому говорить о каком-то переломном моменте в истории «Любэ» я бы не стал, все было естественно и поступательно. Та же песня «Атас» — по музыкальным корням вполне патриотичная. 

Конечно, огромную роль в лирической составляющей ансамбля сыграл Саша Шаганов, которого я считаю современным Есениным. Его стихи во многом уникальны, сегодня таких поэтов мало. И нельзя не сказать о Михаиле Андрееве, сибирском поэте, с которым мы работаем уже многие годы и который написал знаковые для «Любэ» песни — «Трамвай «пятерочка», «Березы», «Главное, что есть ты у меня».

культура: Кстати, о поэзии. Почему редко пишете стихи? Сочиненный Вами текст песни «Давай за...» впечатляет. И не планируют ли «Любэ» на предстоящем концерте, учитывая известные события последних месяцев, переиначить пару строк из этой вещи, спев примерно так: «Давай за них, давай за нас, давай за Крым и за Донбасс»? 
Матвиенко: Интересная мысль, хотя я об этом не думал (улыбается). Но дело в том, что «Давай за...» — песня про военные события. В случае же с Крымом ничего подобного, слава Богу, не наблюдалось — имело место простое волеизъявление народа. Крым всегда был русским — что за него воевать?

А почему редко сочиняю стихи... Тексты должны писать поэты. Песни, которые создаю, обычно рождаются в двух случаях: когда мне дают слова или когда сам предлагаю музыку. В ситуации с «Давай за...» первоосновой была музыка — причем, по большей части, речитативная, почти рэповая. А поэты не всегда могут уловить такую сложную ритмику, попасть в нее. И после того, как были безуспешно опробованы несколько вариантов, я понял: никто, кроме меня, написать слова не сможет. Поэтому сел, долго мучился, и в результате создал вот такой полукорявый текст. 

культура: Вам приписывают высказывание: «Я обеими руками за «фанеру». Будьте добры, поясните. Те же «Любэ», насколько мне известно, всегда играют вживую...
Матвиенко: Эта фраза вырвана из контекста. Я бы несколько переформулировал: двумя руками за фонограмму. Потому что для нас, музыкантов, фонограмма — то, чему мы посвятили свою жизнь. Создание фонограммы для композитора — то же самое, что для художника написание картины, для писателя сочинение книги, а для режиссера съемка фильма. Фонограмма — это наше все. Как могут быть пчелы против меда? «Фанера» — негативный термин, его принято ассоциировать с недобросовестными артистами, которые на концертах открывают рот под звучащий «бэклайн». Но парадокс заключается в том, что в 99 процентах никакой «фанеры» на концертах не звучит. «Фанерные» времена остались в 80–90-х. Связано это было с бедностью и отсутствием поп-индустрии как таковой. 

Ведь как все развивалось? В 70-х, когда только начинал, я попал в волну ВИА. Это был идеальный период, даже лучше, чем сейчас. Единственное, мы практически не получали за выступления денег: ставка была семь рублей пятьдесят копеек за концерт, чуть позднее — девять. Но у нас был штат в тридцать человек, возили с собой несколько фур аппаратуры, свой свет, сценическое оборудование — словом, организационные аспекты были продуманы очень профессионально. Потом, когда все это с наступлением перестройки благополучно рухнуло, появились бесконечные «Миражи» и «Ласковые маи». Так вот, в одной обойме с этими коллективами (кстати, оба состава были «левые») я со своей группой отправился в тур по Дальнему Востоку. 

Помню интересный момент. У одного из клавишников клавиатура была нарисованная — то есть в буквальном смысле самая настоящая фанера. И после месячного тура этот «музыкант» подошел ко мне и на полном серьезе попросил, чтобы я взял его в свою группу клавишником. Ответил ему примерно в таком ключе: «Постой, ты ведь даже не понимаешь, как ноты устроены!» На что он: «Ну как же так, я ведь целый месяц на гастролях отработал!» Вот что такое «фанерное время». 

А сегодня все, даже самые захудалые коллективы, пытаются петь живьем. Хотя некая инструментальная и бэк-вокальная «подложка» все равно, как правило, используется. И это нормально, таковы реалии времени. Главное — шоу, которое от подобных вспомогательных факторов не страдает. Никому не интересно, вживую или нет поет, скажем, Мадонна. Если бы она прыгала два часа и постоянно пела, могу себе представить, какой бы это был ужас. 

культура: Ну, Джаггер в свои семьдесят с лишним прыгает...
Матвиенко: Это другая эстетика. Так называемый олд-скул-рок по определению обязан звучать натурально. Хотя группа Rammstein прекрасно использует плэйбэки — у них даже половина вокальных партий прописана на пленке. И это работает исключительно на пользу представлению. Если результат достойный, то не стоит рассуждать на тему, что кто-то кого-то обманывает. 

культура: В прошлом году Вы выступили в роли музыкального продюсера церемоний открытия и закрытия Олимпийских игр в Сочи. Затем делали аранжировку для церемонии открытия Паралимпийских игр. А сами дружите со спортом?
Матвиенко: Не могу сказать, что активно им занимаюсь, но стараюсь держать себя в форме. Играю в теннис, катаюсь на сноуборде, хожу в бассейн. Все детство провел с клюшкой на льду и, думаю, в составе какой-нибудь любительской хоккейной команды в грязь лицом бы не ударил. 

культура: Наверное, Игорю Матвиенко, создавшему много произведений, ушедших в народ, приходится время от времени сталкиваться с пресловутой проблемой пиратства. Она Вас беспокоит? 
Матвиенко: Это сложный вопрос. На протяжении всей истории существования «Любэ» основной заработок приходился на долю концертов. И здесь мы не уникальны. Сегодня, когда музыкальную индустрию накрыла «цифра», хозяева лейблов подписывают артистов, что называется, на 360 градусов. То есть, если раньше шоу-биз-воротилы претендовали только на процент от реализации альбомов, то сегодня они ждут свой законный «кусок пирога» и от концертной деятельности. 

«Любэ», повторюсь, всю жизнь зарабатывали выступлениями, поэтому нынешний очевидный кризис в области «физических» носителей на нас почти не сказался. Но это с одной стороны. С другой, я уже три года вхожу в Совет по культуре при председателе Госдумы Сергее Нарышкине. Мы на протяжении нескольких лет активно разрабатывали антипиратский закон. Оставлять все как есть и закрывать глаза на проблему нельзя. Кстати, я и песен стал сочинять гораздо меньше именно потому, что понятие альбома почти исчезло. И, увы, готовы к тому, что, выпустив пластинку «Любэ», практически ничего не заработаем. 

Но, чтобы музыкальная индустрия не загнулась окончательно, что-то делать надо. Если пиратские сайты и социальные сети начнут платить хоть какой-то процент артистам за их музыку, в этой самой индустрии появятся деньги. А значит, она получит шанс развиваться.