Елена ФЕДОРЕНКО

24.07.2014

Михайловский театр представил серию премьерных показов «Евгения Онегина» в режиссуре художественного руководителя оперы Василия Бархатова. На роль Ленского приглашен знаменитый тенор Дмитрий Корчак, выступающий на всех великих сценах мира. Певца называют «итальянским голосом с русской душой», а за эффектную внешность — чуть ли не гламурной моделью оперного театра. Корчак поет в основном на Западе, и так много, что скоро на Родине его будут воспринимать как иностранную звезду.

культура: В Вашей биографии меня заинтересовало серьезное увлечение теннисом. Есть нечто схожее между теннисом и оперой — сферы элитарные, имеющие свои сообщества.
Корчак: Теннис — для меня искусство, красота и философия. Опера и теннис — два вида творчества, доступные людям образованным, думающим и способным работать над собой. Мир тенниса мне открыл друг, с которым мы познакомились благодаря опере. Он — один из ведущих директоров турниров «Большого шлема» — знаток классической музыки. Так что у меня есть возможность входить в спортивный лаунж, где спортсмены общаются, ожидая игры. Что-то похожее на наш артистический круг. 

Признаюсь, что общение с теннисистами очень притягательно: разговаривают люди высокого интеллекта и яркого ума. Не просто спортсмены, занятые тренировкой мышц, а настоящая элита. Классическая музыка тоже считается элитарной, но я думаю, что она необходима каждому человеку, ибо заставляет трудиться душу, сердце, ум. Чтобы ее почувствовать, нужно, конечно, иметь и знания, и опыт. Классика, в отличие от эстрады, для развлечения и релакса не подходит.

культура: Великие оперные певцы включали в репертуар популярные песни. А сейчас все чаще можно услышать, что эстрада портит оперный голос. Вы, видимо, так не думаете, потому что замечательно исполняете песни Александры Пахмутовой, например. 
Корчак: Александру Николаевну нельзя называть эстрадным композитором. Она — классик песенного творчества, гений нашей эпохи. Создала не просто хиты, но произведения, ставшие гордостью страны. Очень люблю песни Пахмутовой, и любимых больше, чем тех, что я уже исполнил, — под ее руководством и под ее аккомпанемент. «Девочка Греза», «Беловежская пуща», «Русский вальс» — это потрясающе. Александра Николаевна и ее опора и надежная поддержка Николай Николаевич Добронравов — замечательные люди, общаться с ними одно удовольствие.

культура: Вы действительно бегаете по утрам — да еще и с плейером, в котором звучит эстрадная музыка?
Корчак: Иногда бегаю. Или иду в бассейн, в фитнес-клуб и, конечно, на теннис. Без физической подготовки я не могу петь спектакли: форма чрезвычайно важна в нашей профессии. Недавно на фестивале в Германии оказался без теннисной ракетки, тогда взял велосипед и ездил по горам. Что касается музыки, то все мы живем в одном мире и не можем от него закрыться. Естественно, легкая музыка звучит повсюду — даже из ларьков на улице. Да, я ее слушаю и в машине включаю.

культура: Что для Вас хорошая эстрада?
Корчак: Из сегодняшнего дня — музыка и обработки Леонида Агутина — талантливая и профессиональная эстрада. С удовольствием познакомился бы с Игорем Крутым или с братьями Меладзе как композиторами.

культура: Оперные певцы старшего и среднего поколения, с которыми довелось общаться, резко относятся к так называемому режиссерскому авангарду. Вы же приехали в Россию, чтобы в Михайловском театре спеть Ленского в спектакле, поставленном режиссером, имеющим репутацию радикала. 
Корчак: Я открыт любым экспериментам и ценю в опере не только музыку, но и театр. Однако существует грань дозволенного, доступного, возможного. Для меня театр заканчивается, когда режиссер, не владеющий нотным материалом, не умеющий читать партитуру, не уважающий текст и музыку, перелицовывает то, что сочинено великими авторами. Тогда рождаются абсурдные постановки. Если режиссер талантлив и профессионален, любой его замысел мне интересен, без разницы — классический он или авангардный. 

С творчеством Василия Бархатова раньше я не был знаком. Когда мои друзья узнали, что я еду петь в его постановке, то предупредили: наверняка это будет вызов публике. Но эпатажа я не увидел. «Онегин» Бархатова — современный спектакль со своей идеей. В каких-то моментах непонятно, когда происходит действие, но точно не в пушкинское время. Не могу судить о спектакле, в котором занят. Скажу одно: если бы пришлось не по душе, я бы уехал.

культура: Когда Вы почувствовали, что музыка — Ваш путь? 
Корчак: В семилетнем возрасте поступил в Хоровое училище имени Свешникова. Затем — Академия на базе училища, сначала дирижерский факультет. На всех гастролях, а их было достаточно много, с детских лет приходилось выступать и в хоре, и сольно. Соло петь боялся: у меня тряслись и голос, и ноги. Затем начал привыкать и осваиваться. 

Когда стал студентом, то мой великий педагог — ректор Академии Виктор Сергеевич Попов позволил совмещать учебу на дирижерском и вокальном факультетах. Окончил Академию с двумя дипломами, поступил в театр «Новая опера». Появились возможности участвовать в конкурсах — и победы сопровождались прослушиваниями в европейских театрах. Пошли первые дебюты, и опера меня затянула.

С Виктором Сергеевичем я делился мыслями о том, что боюсь потерять дирижерскую профессию. Он успокаивал: «Ты в любой момент можешь к ней вернуться, и она поможет в пении». Сегодня понимаю, что дирижерское образование действительно помогает: я знаю, как работает большая машина оркестра, чувствую, как надо петь, чтобы мы понимали друг друга.

культура: Вы оказались благодарным учеником и учредили ежегодную премию имени Виктора Попова...
Корчак: Премий две — для вокалиста и дирижера. Лауреатов выбирает комиссия по итогам учебного года. Мне хотелось помочь талантливым студентам, чтобы они не гонялись в поисках приработков, а сосредоточились на учебе. Помню, как мне приходилось зарабатывать деньги на жизнь. Пели мы в нескольких московских храмах и в подворье Троице-Сергиевой лавры — в том числе много патриарших служб. Духовная музыка приносила пользу, конечно, но работа отвлекала от занятий и перегружала голос.

культура: Почему оперные солисты все чаще строят карьеру на Западе? Все признаются в любви России, сокрушаются, что понятие «театр-дом» исчезает. Но исчезает в том числе и потому, что театральные дома покидают их лучшие жильцы...
Корчак: Есть некий «закон жанра», принятый, скажем, и в спорте. Спортсмены ведь не могут выступать только на российских чемпионатах, отказываясь от европейских, мировых, от участия в Олимпиаде — а они проходят в разных странах. Так же и у певцов. Чтобы сделать мировую карьеру, надо обладать достаточной свободой. География выступлений должна распространяться на все главные театры мира. Все это означает лишь, что вы делаете полноценную оперную карьеру, а не то, что вы бросили Россию или что петь в России менее престижно. Я с огромным удовольствием пою сейчас в Михайловском театре, затрачиваясь так же, как в «Ковент-Гарден» или «Ла Скала». 

Бесконечные переезды, смена климатических поясов, встречи с новыми людьми и новыми театрами, жизнь вдали от семьи, которая привязана к одному месту — сын осенью пойдет в школу... Я понимаю тех, кто не выдерживает подобной нагрузки. Да и не все хотят путешествовать. Мои друзья, например, по Театру Станиславского и Немировича-Данченко работают там несколько десятилетий и считают этот театр своим домом. Счастье каждый понимает по-своему. 

культура: Из Большого не поступали предложения о сотрудничестве?
Корчак: Предложения были. Проблема в том, что Большой не может планировать свою деятельность на несколько лет вперед. Приглашали на текущий или следующий сезоны, когда мой график уже полностью расписан. Вы же видите, ни Дмитрий Хворостовский, ни Анна Нетребко до сих пор не пели спектаклей в Большом театре, хотя для любого из нас эта сцена — великая, святая. 

культура: Расскажите о Вашем недавнем выступлении в «Евгении Онегине» Венской оперы с Нетребко и Хворостовским. 
Корчак: Выступить с такими мастерами, как Дима и Аня, — не просто счастье, праздник, это школа. Они — мегазвезды, но при этом не тянут одеяло на себя. На сцене Нетребко и Хворостовский — вежливые и тактичные коллеги, что позволило мне выразиться совершенно иначе, чем в других труппах, где подчас встречаешь стеклянные глаза партнеров. При том, что в Вене — ужасающая постановка с льдинами, медведями и водкой. Мы на репетиции решили, что не станем обращать на это внимания, а будем петь так, как чувствуем русскую музыку, и делать свой спектакль. 

культура: Почему именно вокруг теноров всегда вьются девушки-поклонницы? Что за чары такие в этом голосе?
Корчак: Теноры, как правило, романтические герои, и им отводятся красивые партии, красивые арии, красивые костюмы. Их роли связаны с любовью, пылкостью, молодостью, красотой. Конечно, существует теноровое обаяние и некие тембральные манки у наших голосов. У теноров — такой звоночек, колокольчик, который необычайно воздействует на девушек.

культура: Не верю артистам, говорящим, что популярность для них не важна. Чем бы Вы для популярности никогда не пожертвовали? 
Корчак: Я всегда был свободным человеком и свободу никогда ни на что не променяю. Не подпишу ни одного кабального контракта в обмен на популярность. Не люблю ни трафаретной «звездной» жизни, ни чьего-либо руководства со стороны. Людей, скованных обязательствами ради популярности, эти обязательства рано или поздно профессионально убивают. Каждый нормальный человек хочет признания в своей сфере. Внимание и поддержка публики важны не для того, чтобы потрафить самолюбию, а чтобы развиваться дальше.

культура: Ваша внутренняя свобода — от интернатовского детства? 
Корчак: Я оказался в интернате в семь лет, к родителям ездил на выходные. Мы, интернатские, боролись за существование и взрослели быстрее. По складу ума, по отношению к жизни были старше «домашних» — так мы называли москвичей. 

В Европе спрашивают, почему сейчас такие талантливые певцы приезжают из России, из других славянских стран. Ответ лично мне понятен. Вся наша непростая жизнь, сложности бытовые, довольно острые до недавнего времени, заставляли людей концентрироваться и пробиваться самостоятельно. Нам приходилось прикладывать намного больше усилий к движению вперед. Поэтому на оперной арене появились вдруг звезды из Молдавии, Болгарии, Польши. И все меньше итальянцев.

культура: Можете спеть на вечеринке по просьбе друзей?
Корчак: Никогда. Для меня пение — это профессия, работа, тяжелый труд. Не могу эксплуатировать свой голос на вечеринках. К тому же никогда не пою, если принял хоть глоток алкоголя. Это табу.