Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург

25.05.2022

Петербургская филармония отметит юбилей исполнения Ленинградской симфонии Шостаковича в блокадном городе. Об этом проекте «Культуре» рассказывает его куратор, доктор исторических наук, заместитель директора Санкт-Петербургского Института истории РАН Юлия Кантор.

Девятого августа 1942 года в блокадном городе оркестр Ленинградского радиокомитета под управлением Карла Элиасберга впервые исполнил Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича — гимн стойкости защитников города на Неве. То был подвиг ленинградских музыкантов: в апреле, после черной зимы 1941–1942 годов, Ленинградская филармония возобновила регулярные концерты, доказав: Победа будет за нами.

Этому событию будет посвящен музыкально-исторический проект «Партитура памяти», который станет принципиально новым для Петербургской филармонии. Девятого августа здесь состоится исполнение Ленинградской симфонии, откроется научная конференция, которая объединит ведущих музыковедов, музейщиков и историков России, а также будет представлена выставка, состоящая из уникальных документов и артефактов, значительная часть которых не только никогда не экспонировалась, но и вообще неизвестна. Подробностями с «Культурой» поделилась куратор проекта, доктор исторических наук, заместитель директора Санкт-Петербургского Института истории РАН Юлия Кантор.

— Юлия Зораховна, «Партитура памяти» — красивое название. Равно как и стойкость, подвиг, доблесть. Но избежим ли мы той опасности, что за красивыми словами последует только «красивая» правда?

— Я историк, а не пропагандист. Для меня понятие правды не сочетается ни с какими прилагательными: она правда и есть. Поставить точку или в угоду концепции или же конъюнктурной установке что-то «заретушировать» — самая большая опасность в историческом исследовании. История всегда заставляет нас ставить многоточие. Характерной для советского времени была подача такого материала исключительно в фанфарных тонах, без погружения в трагедию. Существует и другой крен, постсоветского времени, который мне тоже не близок: все описывалось совсем в черных тонах. Трагедия, безусловно, была. Но и подвиг был ей соразмерен. В этой связи Седьмая симфония даже на фоне того, что происходило в Ленинграде, — очень трудный подвиг ленинградской интеллигенции. Не только музыкантов. За сценой было много людей, которые сделали это исполнение возможным. В случае с «Партитурой памяти» есть проблема иного свойства. Кажется, что о Седьмой симфонии Шостаковича написано и рассказано так много, что может создаться впечатление некой исторической компиляции. Но вот выяснилось, к удивлению многих, что огромные пласты источников вообще не тронуты за эти восемь десятков лет, и их выявление способно весьма обогатить палитру знания о том историко-культурном событии. Пришедшие на выставку смогут в том убедиться.

— Давайте реконструируем реальность блокадного Ленинграда прямо сейчас. 1942 год. Как завсегдатаи филармонии, истосковавшиеся по искусству, могли узнать, что возобновляются концерты? Где они могли купить билеты, сколько они стоили? Ну, и другие обстоятельства посещения блокадных концертов.

— О том, что в филармонии в апреле возобновляется сезон, было объявлено по Ленинградскому радио, самому массовому средству информации. Звучали объявления о наборе музыкантов в оркестр. Объявлялись программы и даты концертов, эта информация публиковалась и в газетах, например в «Ленинградской правде». И даже в такое время в городе были афиши. Сохранились фотографии продажи билетов в центре города. Круглые тумбы-афиши, билеты продавались на углу Садовой улицы и Невского проспекта (тогда улица Третьего июля и проспект 25 Октября), много еще было других мест.

К концерту 9 августа 1942 года (как и к другим) были отпечатаны программки, зал был полный — 1046 слушателей. Сбор составил 8205 рублей. По тем временам большая сумма. До начала концертов в Большом зале филармонии оркестр играл в Пушкинском театре, и зал там тоже всегда был полон. Если умиравшие от голода люди находили в себе силы не только ходить на работу, выполнять повседневные бытовые дела — ведь было проблемой все: достать воды, растопку для печки, добраться на работу пешком. Городская транспортная сеть была восстановлена, да и то, разумеется, не полностью, только в 1943 году, после прорыва блокады. Если у ленинградцев оставались силы ходить на концерты — это и есть подвиг. Важен и финансовый вопрос. Да, «излишки» денег не могли помочь приобрести еду. Она была по карточкам, а на черном рынке деньги не котировались. Но можно было что-то купить для дома, для утепления, для выживания. Руководство Ленинграда и радиокомитета еще в октябре 1941 года всерьез обсуждало, стоит ли делать концерты в блокадном городе. Когда стало понятно (тому есть масса документальных подтверждений, включая письма горожан в радиокомитет), что черной ленинградской зимой жители хотят, чтобы музыка наполняла холодные дома, хотя бы с помощью радио, было принято решение возобновлять и музыкальное вещание, и воссоздавать оркестр. Это было принципиальный, исключительно важный шаг. Связанный в том числе и с пропагандой — в хорошем смысле. На выставке этот момент непременно будет представлен. Конечно, и визуально, и с помощью документов — уникальных, ранее неизвестных, которые выявлены в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга. Они как раз про настоящую правду. Про дрова, которыми отапливалось промерзшее помещение радиокомитета и которых не хватало. Про постоянные просьбы отправить в стационары для дистрофиков (хотя само слово «дистрофия» не употреблялось) сотрудников и музыкантов оркестра радиокомитета, которым предстояло сыграть Седьмую симфонию. Про зажигательные бомбы, отсутствие электричества и многое другое, составлявшее повседневность музыкантов. Мы обязательно покажем плитку столярного клея, который был пищевым дефицитом в Ленинграде, из него варили студень. Это будет не муляж, а подлинник из Музея политической истории России. Равно как и другие артефакты — например, щипцы для тушения зажигательной бомбы и ее макет, чтобы было понятно, какой это размер и какой это труд. Рядом с ней будет стоять знаменитая фотография Шостаковича на крыше консерватории, который до эвакуации находился в составе городской ПВО. Будет много, связанного с блокадным бытом: карточки, пропуск для прохода по городу во время комендантского часа — он был необходим для того, чтобы музыканты, не находившиеся на казарменном положении в Доме радио, могли добираться домой после репетиций. Будут важные и страшные статистические данные о смертности в Ленинграде из архива УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Покажем многое, что характеризует и личность самого Элиасберга и свидетельствует, как он собирал свой оркестр. От состава коллектива к весне 1942 года оставалось менее половины, и мало кто знает, что это не был оркестр одной симфонии. Бытует представление: взяли, собрались, репетировали-репетировали и девятого августа сыграли. Ничего подобного. Во время блокады оркестр ленинградского радиокомитета дал несколько сотен — подчеркиваю, сотен! — концертов. Была только одна страшная пауза, в то самое время с конца декабря 1941 года по март 1942-го. Время самой большой смертности, самых больших потерь среди ленинградцев, и в том числе музыкантов. Обо всем этом пойдет речь. Это тот необходимый фон, который показывает, какой ценой был совершен подвиг оркестра ленинградского радиокомитета.

На выставке также будет представлена блокадная книга Филармонии. Она состоит из программ концертов, прошедших в период блокады. Разлинованный гроссбух в коричневатой обложке, куда записывали все концерты, прошедшие в Филармонии. Первый состоялся 5 апреля 1942 года. Эта в прямом смысле книга памяти сохранена в оригинале и станет одним из главных экспонатов.

— Исполнительское мастерство в то время — это не только духовное деяние, но и едва ли не в первую очередь большой физический труд. Сохранились ли свидетельства, подкармливали как-нибудь, простите за выражение, музыкантов? Еще какая-нибудь поддержка?

— Это очень важная тема, которую многие выпускают из внимания. Элиасберг вспоминал, что первая репетиция длилась менее получаса. На нее пришло около тридцати музыкантов, состав оркестра — восемьдесят. Оркестр радиокомитета был единственным остававшимся в городе. Остальные были эвакуированы или были на фронте. Конкурс был огромным: ведь зачисление в оркестр означало дополнительный паек и проживание в относительно комфортных условиях Дома радио, когда не нужно добираться на работу. И самое главное — работа по специальности. Ведь музыканты до этого работали на заводах, кочегарами — где угодно. Конечно, подвиг — это красиво, это духовно. Но для того, чтобы держать смычок или дирижировать, нужно иметь физические силы. Для того, чтобы музицировать на духовых инструментах, нужны здоровые легкие и крепкие губы. А что такое голод? Это цинга, зубы выпадают. Сохранились воспоминания духовиков, что у них, говоря на музыкальном жаргоне, «не держали губы». Огрубевшие и ослабевшие пальцы скрипачей и виолончелистов были не в состоянии выполнять даже очень простые задачи. Элиасберг с горечью вспоминал, что, когда музыканты впервые собрались, это был совсем несыгранный оркестр. Вообще не оркестр. Подвиг дирижера заключается еще и в том, что он из музыкантов разного уровня смог собрать за несколько месяцев оркестр действительно мирового уровня, что отмечали и критики: трансляции концертов велись на Швецию, Англию. Музыканты в итоге набрали физическую форму — чтобы исполнить такое тяжелое произведение, как Седьмая симфония. Но параллельно с подготовкой они давали другие концерты. В первый, пятого апреля, они смогли наполнить только одно отделение.

— Вспомним здесь, к слову, и про Ленинградскую Музкомедию, работавшую всю блокаду, ее очень спасительный «легкий» жанр и очень тяжелый для исполнения. Но, возвращаясь к филармонии, хочу уточнить: апрельским концертом здесь был начат стабильный сезон?

— Стабильный и притом не прерывавшийся на лето. После первого выступления оркестр давал концерты несколько раз в неделю вплоть до конца войны. Ленинградская симфония в этот период звучала неоднократно. В принципе концертный график пишется на несколько месяцев вперед. Так вот в филармонии на 9 мая 1945 года — а программа была составлена в январе — было запланировано исполнение оркестром Элиасберга Седьмой симфонии. Мне кажется, в этом есть «неслучайная случайность». Но вернемся в 1942-й. Программа сезона была разнообразной, исполнялась и русская музыка, и европейская. Причем, помимо концертов, которые давались в филармонии, оркестр успевал выступать в прямом эфире и делать записи для радио. Это колоссальная работа даже для мирного времени. Только после прорыва блокады в Ленинград стали приезжать музыканты из Москвы, как правило, солисты. Приезжали Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Лев Оборин, Мария Юдина, Эмиль Гилельс... Но в городе по-прежнему был только один оркестр.

— Пропаганда — понятие, к которому принято относиться с осторожностью. Но не могу пройти мимо того, что вся эта торжественная и великая работа вокруг исполнения в блокадном Ленинграде Седьмой симфонии в советское время по каким-то причинам была не вполне широко использована в идеологических целях. Был фильм 1957 года «Ленинградская симфония»… Но и все, пожалуй.

— Да, фильм, где фамилия Элиасберга не упоминалась вовсе! Но эта лента как художественное явление мне нравится гораздо больше, чем сериал «Седьмая симфония» 2021 года.

— Происхождение дирижера было недостаточно «хорошим», что с ним так обошлись спустя всего пятнадцать лет после изображаемых событий, когда были живы свидетели и сам Карл Ильич?

— И это тоже. Поговорим обо всех этих обстоятельствах. Очевидно, что, если в фильме 1957 года не называется фамилия реального и еще активно работающего человека, понятно, что это не случайно. Картина же не рассказывает о каком-то абстрактном оркестре. Это очень обидело музыкантов, есть их воспоминания. У Элиасберга было вдвойне «неблагополучное» по тогдашним меркам происхождение: он полунемец-полуеврей… Тем не менее, повторюсь, благодаря своей интонации, этот фильм гораздо ближе к исторической правде, чем то, что мы увидели в прошлом году. Сериал был хорошо раскручен, его посмотрело огромное количество людей, у которых может возникнуть вот такое «полугламурное» впечатление о блокаде, когда сытые люди почему-то говорят о дистрофии, а приходя в 1942 году в промерзшую квартиру, включают свет, которого не было и не могло быть в ту зиму. Выглаженные воротнички, отличная одежда, хорошие прически, наконец, ленинградские дети, сохранившие в 1942 году способность бегать! Все это делает неправдой или полуправдой повествование. Это отсутствие желания узнать, почувствовать историю, хотя сейчас есть все возможности.

Вообще само исполнение Седьмой симфонии в Ленинграде и других городах страны и за рубежом было вполне в русле пропаганды борьбы с фашизмом, и это правильно. На выставке мы покажем неизвестные документы из архива МИД России, связанные с подготовкой премьер Ленинградской симфонии в Лондоне и Нью-Йорке. Был «конкурс» знаменитых западных дирижеров, которые хотели дирижировать премьерами. Сражаться можно не только оружием, но и искусством и культурой. Мне вообще кажется, что культура сильнее политики. Седьмая симфония — колоссальный пример того, какой резонанс может иметь музыкальное произведение, поднявшееся над границами и над окопами. Кто-то из политиков писал, что Седьмая симфония по силе воздействия — несколько танковых бригад.

— Проект «Партитура памяти» предусматривает, помимо выставки, проведение научной конференции и концерта в историческую дату, 9 августа. А будет ли онлайн-программа для тех, кто не сможет посетить Санкт-Петербургскую филармонию в эти дни?

— Планируется онлайн-трансляция концерта из Петербурга на разные города, на Самару, бывший Куйбышев, где состоялась мировая премьера Седьмой симфонии, на Новосибирск, Красноярск, Ханты-Мансийск, Екатеринбург, Пермь, Тюмень. И этот круг расширяется. Мы сделаем фильм о выставке, который будет выложен на сетевых ресурсах филармонии и, я надеюсь, станет интересным для большого количества людей.

Для филармонии этот проект является довольно сложным опытом. Это концертная организация, которая много и интересно экспериментирует, оставаясь верной принципам высокой классики. Ранее здесь были небольшие экспозиции, когда артефакты выкладывались в витринах фойе для обозрения. Для того чтобы привезти уникальные экспонаты, зал должен быть абсолютно музейным с точки зрения безопасности, климат-контроля, доступа света и многого другого. Теперь все это есть, все жесткие требования законодательства соблюдены. И фойе Чайковского, и фойе Шостаковича, где развернется выставка, превращаются в полноценные музейные пространства. Экспозиция будет построена необычно, заранее ничего не расскажу. Отмечу только, что ключевые экспонаты будут выхвачены узнаваемым светом ленинградского прожектора. Уникальный экспонат приедет из Москвы — это партитура, которую Шостакович начал писать в Ленинграде и закончил в Куйбышеве, где состоялась историческая премьера симфонии. Оркестром Большого театра, исполнявшим там Ленинградскую, дирижировал Самуил Самосуд. Вы удивитесь, но этот важнейший документ, связанный с историей Седьмой симфонии, никогда не был на берегах Невы. Шостакович передал ее в Московский музей музыки, где она и находится постоянно. Петербургский музей музыкального и театрального искусства, владеющий большой мемориальной коллекцией Карла Элиасберга, предоставляет его дирижерскую палочку, которой он пользовался на концерте 9 августа 1942 года, его очки и пюпитр. И, что для меня важно, как метафора выставки, — его камертон. Не только музыкальный, но и нравственный. Наша сверхзадача — соответствовать тому нравственному стержню, который был задан оркестром радиокомитета. Музей истории Санкт-Петербурга дает нам фрак и тромбон одного из музыкантов оркестра, Василия Юдина. Это тоже важно: в центральной части экспозиции будет сооружен подиум с инсталляцией оркестра. Из документов, помимо упомянутых ранее, назову стенограммы обсуждения советским руководством вопроса о присуждении Дмитрию Шостаковичу Сталинской премии за Седьмую симфонию. Эти документы приедут к нам из Российского государственного архива социально-политической истории. Ленинград является центром экспозиции, но мы сосредотачиваемся не только на нем. У нас будут интересные экспонаты из Новосибирска, где в эвакуации находился оркестр Ленинградской филармонии во главе с Евгением Мравинским. И партитуру, по которой он дирижировал, мы тоже надеемся показать: она хранится в фонде Мравинского в Музее театрального и музыкального искусства. Будут материалы о премьере произведения в Колонном зале Дома Союзов в Москве, фото репетиции Ленинградской симфонии с участием Шостаковича, очень интересные материалы из Самары, в том числе афиша мировой премьеры Седьмой симфонии, состоявшейся 5 марта 1942 года. Также мы покажем номера газеты «Британский союзник» с материалами о подготовке премьеры симфонии в Англии из Самарской областной библиотеки. Петербургская консерватория поделится материалами о ташкентской премьере Седьмой симфонии, которую исполнил находившийся там в эвакуации консерваторский оркестр под управлением Ильи Мусина, создавшего впоследствии легендарную дирижерскую школу. Выставка воссоздаст и «географию памяти», что мне кажется принципиально важным. 

Фотография предоставлена  Санкт-Петербургской академической филармонией им. Д. Д. Шостаковича. Фотография на анонсе: Photoxpress